Гончаров «Обыкновенная история» – анализ. "обыкновенная история" - анализ произведения гончарова

«Обыкновенная история» Гончарова И.А.

В « » каждый человек на любом этапе своего развития найдет для себя необходимый урок. Смешна в деловой атмосфере наивность и сентиментальность Сашеньки Адуева. Его пафос фальшив, а возвышенность речей и представлений о жизни далеки от реальности. Но и дядюшку идеалом не назовешь: дельный заводчик, уважаемый в обществе человек, он боится искреннего живого чувства и в своем практицизме заходит слишком далеко: боится проявить искренние теплые чувства к жене, чем доводит ее до нервного расстройства. В поучениях дядюшки много иронии, простоватый же племянник принимает их слишком прямо — сначала споря с ними, а потом соглашаясь.

Лишаясь фальшивых идеалов, Александр Адуев не приобретает идеалов подлинных — он просто становится расчетливым пошляком. Ирония Гончарова направлена на то, что подобный путь — не исключение. Юношеские идеалы исчезают, как «волоски» с головы сына, о которых так сокрушается матушка Адуева-младшего. Это — «обыкновенная история». Не много найдется людей, которые смогут противостоять давлению большого города и буржуазного общества на их разум и душу. В конце романа мы видим, что циник-дядюшка куда более человечен, чем его способный ученик-племянник. Александр Адуев превратился в делового человека, для которого нет ничего важнее карьеры и денег. А Петербург ожидает новых жертв — наивных и неискушенных.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

(1812-1891)

ИА Гончаров происходил из старинного дворянского рода. Родился он в городе Симбирске, детство писателя прошло в богатой помещичьей усадьбе. С 1822 по 1830 г. Гончаров учится в Московском коммерческом училище, а в 1831 г. держит экзамен в Московский университет на филологический или, как тогда он назывался, словесный факультет. Университет оставил о себе память как о лучшей поре в жизни писателя: здесь он познал замечательный дух свободы Московского университета, храма науки, воспитавшего «не только ум, но всю молодую душу». В воспоминаниях об университете (они имеют подзаголовок «Как нас учили 50 лет назад») встречаются имена Лермонтова и Герцена, Белинского и К. Аксакова, историка М. Каченовского и профессора теории изящных искусств и археологии Н. Надеждина.

Одним из ярких впечатлений тех лет было посещение университета А. Пушкиным в сентябре 1832 г. Гончаров вспоминает атмосферу спора, возникшего после лекции между Пушкиным и Каченовским о подлинности «Слова о полку Игореве». Гончаров создает образ «литературного антагонизма», который возник между участниками спора еще в 1818 году, когда Пушкиным была написана первая, но далеко не последняя эпиграмма на Каченовского. В студенческие годы проявляется интерес к профессиональным литературным занятиям: в журнале «Телескоп» в 1832 г. печатается переведенный Гончаровым отрывок из романа Э. Сю «Атар-Гюль».

Закончив в 1834 г. университет, Гончаров отправляется домой, где его «обдало той же «обломовщиной», какую он наблюдал в детстве». Чтобы «не заснуть самому, глядя на это затишье», осенью Гончаров переезжает в Петербург и начинает службу в министерстве финансов.

Значительна в становлении литературного таланта Гончарова была и роль литературно-художественного кружка академика живописи Н. Майкова, сыновьям которого, Валериану и Аполлону, будущий писатель преподавал литературу. Появление в печати романа «Обыкновенная история» (1846) означало признание литературного таланта Гончарова.

В 1853 г. Гончаров отправляется в кругосветное плавание на военном фрегате «Паллада», продолжавшееся два года. Итогом путешествия стали очерки «Фрегат «Паллада» — уникальное явление русской литературы середины XIX в.

В 1859 г. Гончаров публикует роман «Обломов», а через десять лет — «Обрыв» (1869). В последние годы жизни Гончаров выступает как блестящий публицист в «Заметках о личности Белинского», литературный критик — в этюде «Мильон терзаний», мемуарист («Слуги старого века»), историк искусства, собравший большой материал для статей о творчестве А.Н. Островского. Особое место в публицистике Гончарова принадлежит статьям «Лучше поздно, чем никогда», «Намерения, задачи и идеи романа «Обрыв», в которых писатель дает обоснование принципов реализма.

Художественный метод

В 1879 г. в журнале «Русская речь» появилась статья И.А. Гончарова «Лучше поздно, чем никогда». Через 33 года после публикации своего первого романа «Обыкновенная история» Гончаров держал ответ перед читателями, пытаясь в статье «раз и навсегда объяснить свой собственный взгляд на авторские задачи». Этот критический анализ собственного творчества явился переработкой предисловия к отдельному изданию «Обрыва» в 1870 г., которое так и не было опубликовано. Гончаров вернулся к нему в 1875, но только теперь, говорит Гончаров, этот материал может служить предисловием к собранию всех его сочинений.

Статья Гончарова имеет принципиальное значение для характеристики своеобразия творческого метода писателя. Формулировку собственных эстетических принципов Гончаров начинает с определения существа художественного творчества, которое есть «мышление в образах». По мнению Гончарова, существует два типа творчества — «бессознательный» и «сознательный». «Бессознательный» художник творит, подчиняясь требованию обрисовать впечатление, дать простор работе сердца, потоку фантазии. У таких художников умение передать силу впечатления преобладает над анализом жизни. У других писателей, считает Гончаров, «ум тонок, наблюдателен и превозмогает фантазию, сердце», и тогда идея высказывается помимо образа и нередко заслоняет его, являя тенденцию. Гончаров определяет свой тип творчества как «бессознательный».

Одним из первых на эту особенность творчества Гончарова обратил внимание Белинский, определив ее как великолепную «способность рисовать». В основе его художественных образов всегда лежало впечатление от лица, события, явления, и он торопился запомнить его, нанося на клочки бумаги словесное изображение: «...илу вперед, как будто ощупью, пишу сначала вяло, неловко, скучно (как начало в Обломове и Райском), и мне самому бывает скучно писать, пока вдруг не хлынет свет и не осветит дороги, куда мне идти...У меня всегда есть один главный образ и вместе главный мотив: он-то и ведет меня вперед — и по дороге я нечаянно захватываю, что попадется под руку, то есть что близко относится к нему...» Из эпизода, этюда впоследствии складывалась общая картина. Так произошло со «Сном Обломова», который, будучи опубликован в 1849 г. как отдельное произведение, послужил наброском к эпическому полотну «Обломова».

Объясняя читателю, как работает «механизм» бессознательного в художнике, Гончаров прибегает к метафорическому образу «зеркала», сравнивая их способность отражать жизнь. «Рисовать с жизни трудно, — пишет Гончаров, — и по-моему, просто нельзя еще не сложившиеся типы, где формы ее не устоялись, лица не наслоились в типы». Зеркало творческого сознания может повторять сколько угодно изображений, но оно не может передать то, что еще не имеет определенной формы, особенно если речь идет о законах общественного развития.

Процесс создания своего художественного образа Гончаров называет типизацией, которую понимает как «зеркальное» отражение быта, среды, эпохи в интересующем его явлении: «Все это, помимо моего сознания, само собой силою рефлексии отразилось у меня в воображении, как отражается в зеркале пейзаж из окна, как отражается иногда в небольшом пруде громадная обстановка: и опрокинутое над прудом* небо, с узором облаков, и деревья, и гора с какими-нибудь зданиями, и люди, и животные, и суета, и неподвижность — все в миниатюрных подобиях. Так и надо мною и моими романами совершается этот простой физический закон — почти незаметным для меня самого путем».

Гончаров — автор трех больших эпических произведений. Временной промежуток между появлением каждого из них в печати — около десяти лет: «Обыкновенная история» вышла в свет в 1846-м, «Обломов» — в 1857-м г. окончен, а в 1859-м опубликован, «Обрыв» датируется 1869 г.

В этом временном пространстве осуществления замыслов — важная черта творческого метода Гончарова. Ему требовалось время, чтобы переработать впечатления бытия, уложить их в художественную систему одного, как на этом настаивал сам Гончаров, а не трех романов: читатель должен был «уловить одну общую нить, одну последовательную идею — перехода от одной эпохи русской жизни К другой». Таким образом, по замыслу Гончарова, каждая часть этого романного цикла являлась художественной картиной определенной эпохи русской действительности, а вместе они представляли собой ее биографию, рассказанную умным, вдумчивым писателем. Эти отмеченные Гончаровым принципы реализовались в художественной структуре романов, в их сюжетной организации, композиционной схеме, системе образов-персонажей.

«Обыкновенная история»

Появлению в печати первого романа Гончарова предшествовало несколько небольших опытов в стихах и прозе. На страницах рукописного альманаха «Лунные ночи», издававшегося кружком Майковых, публикуются 4 его стихотворения (впоследствии это стихи Сашеньки Адуева из «Обыкновенной истории»), повести «Лихая болесть» (1838) и «Счастливая ошибка» (1839).

В этих ранних произведениях чувствуется влияние прозы Пушкина. Так, в «Счастливой ошибке», напоминающей по жанру светскую повесть, пылкие страсти романтических персонажей уже имеют психологическую мотивировку.

Очерк «Иван Саввич Поджабрин» — единственное раннее произведение молодого писателя, опубликованное при жизни Гончарова в «Современнике» в 1848 г. Это типичный физиологический очерк, исследующий нравы, в котором заметны черты гоголевского стиля: повествование в нем ориентировано на сказовую манеру, достаточно большое место занимают лирические отступления, а Иван Саввич и его слуга Авдей созданы, несомненно, под влиянием «Ревизора».

Уже к началу 40-х годов определяются творческие позиции Гончарова: его безусловный интерес к русской действительности: к тому, что «отстоялось», но не ушло в прошлое, и к тому новому, что пробивало себе дорогу в жизнь.

Роман «Обыкновенная история» был первым русским произведением, в котором исследовались формы общественного прогресса в России. Новаторство Гончарова заключалось в том, что в судьбе отдельного человека он попытался увидеть проявление общественных закономерностей. В романе перед нами обыкновенная история превращения юного романтика Александра Адуева в представителя новой буржуазной формации. Уже в первом опыте романа происходит выработка определенных сюжетно-композиционных принципов строения конфликта, которые впоследствии будут использованы Гончаровым и в других его произведениях.

Внешне сюжет «Обыкновенной истории» имеет ярко выраженный хронологический характер. Гончаров обстоятельно и неторопливо ведет рассказ о жизни Адуевых в Грачах, создавая в воображении читателя образ милой сердцу автора дворянской провинции. В начале романа Сашенька Адуев увлечен Пушкиным, сам пишет стихи, прислушиваясь к тому, что происходит в его сердце и душе. Он экзальтирован, умен, уверен, что он — существо исключительное, которому должно принадлежать не последнее место в жизни. Всем ходом романа Гончаров развенчивает романтические идеалы Адуева. Что касается социальных разоблачений романтизма, то они нигде в романе не декларируются прямо. К убеждению в том, что историческое время романтизма прошло, Гончаров приводит читателя всем ходом романных событий.

Повествование в романе начинается с изложения истории Евсея и Аграфены — крепостных Адуевых, обыкновенной истории помещичьего произвола, рассказанной буднично-спокойным тоном. Отправляя сына в Петербург, Анна Павловна сосредоточена только на своих переживаниях, и ей дела нет до чувств Евсея и Аграфены, которых она разлучает надолго. Впрочем, говорит автор, обращаясь к читателю, она и сына своего «не приготовила на борьбу с тем, что ожидало его и ожидает всякого впереди».

Гончаров раскрывает мир провинциального дворянства, живущего совершенно в другом измерении, в трех письмах, привезенных племянником дяде.

С каждым из них связан один из мотивов движения сюжета, который будет реализован в романе. Так, в письме Заезжалова упоминается Костяков — «прекрасный человек — душа нараспашку и балагур такой», общение с которым составит одну из «эпох» развития младшего Адуева. Письмо тетки также представляет собой своеобразное предварение одного из сюжетных поворотов романа. Пылкая восторженность воспоминаний Марьи Горбатовой о желтом цветке и ленточке как символ воле нежных чувств к Петру Ивановичу сменяется вполне разумной просьбой об английской шерсти для вышивки. Это письмо — своеобразный «конспект» образа будущего Сашеньки, к которому герой придет в финале. В завершающей письмо матери фразе «Не оставьте его, любезный деверек, вашими советами и возьмите на свое попечение; передаю его вам с рук на руки» «запрограммирован» важнейший принцип построения системы образов произведения. Роль наставника Сашеньки переходит к дяде, однако его философия жизни так же мало воспринимается молодым Адуевым на веру, как и слова матери. Одной из функций образа дяди в романе становится развенчание романтических идеалов племянника.

Судьба Петра Ивановича — наглядный пример благотворности отказа от романтических иллюзий. Этот герой не отрицает действительность и не противопоставляет себя ей, он признает необходимость активного включения в жизнь, приобщения к суровым трудовым будням. Герой романа, появившегося в печати в 1846 г., стал художественным обобщением явления, которое еще только «прорезывалось» в русской действительности, но не ускользнуло от внимательного Гончарова. Суровую школу трудовых будней прошли многие современники писателя: и Гоголь, и Достоевский, и Некрасов, и Салтыков, преодолевшие социальный романтизм, но не потерявшие веру в идеел. Что же касается образа старшего Адуева, то Гончаров показывает, какой страшной нравственной катастрофой может обернуться для человека стремление оценивать все окружающее с позиций практической пользы.

Оценка романтического как важнейшего качества личности далеко не однозначна. Гончаров показывает, что «освобождение» человека от идеалов юности и связанных с ними воспоминаний о любви, дружбе, семейных привязанностях разрушает личность, происходит незаметно и имеет необратимый характер. Постепенно читатель начинает понимать, что с Петром Ивановичем Адуевым уже произошла обыкновенная история приобщения к прозе жизни, когда под влиянием обстоятельств человек освобождается от романтических идеалов добра и становится таким, как все. Именно этот путь и проходит Александр Адуев, постепенно разочаровываясь в дружбе, любви, службе, родственных чувствах. Но конец романа — его выгодная женитьба и заем денег у дяди — это еще не финал романа. Финал — грустное размышление о судьбе Петра Ивановича, преуспевшего на почве реального практицизма. Глубина нравственной катастрофы, которая уже постигла общество с утратой им веры в романтизм, раскрывается именно в этой жизненной истории. Роман заканчивается благополучно для младшего, но трагически для старшего: он болен скукой и однообразием заполнившей его монотонной жизни-погони за место под солнцем, состоянием, чином. Это все вполне практические вещи, они приносят доход, дают положение в обществе — но ради чего? И только страшная догадка о том, что болезнь Елизаветы Александровны — это результат ее преданного служения ему, служения, убившего в ней живую душу, заставляет Петра Ивановича задуматься над смыслом прожитой жизни.

В исследованиях творчества Гончарова отмечалось, что своеобразие конфликта романа — в столкновении двух форм жизни, представленных в диалогах дяди и племянника, и что диалог является конструктивной основой романа. Но это не совсем так, поскольку характер Аяуева-младшего меняется вовсе не под влиянием убеждений дяди, а под влиянием обстоятельств, воплощенных в перипетиях романа (писание стихов, увлечение Наденькой, разочарование в дружбе, встреча с Костиковым, отъезд в деревню и т.д.). «Чуждые» герою обстоятельства конкретизирует образ Петербурга, данный во второй главе романа на фоне воспоминаний «провинциального эгоиста» Адуева о покое сельской жизни. Перелом в герое происходит во время встречи его с Медным Всадником. Адуев обращается к этому символу власти «не с горьким упреком в душе, как бедный Евгений, а с восторженной думой». Этот эпизод имеет ярко выраженный полемический характер:

герой Гончарова «спорит» с пушкинским героем, будучи уверен в том, что сможет преодолеть обстоятельства и не подчиниться им.

Диалог играет существенную функцию в прояснении авторской точки зрения, которая не тождественна ни позиции дяди, ни позиции племянника. Она проявляется в диалоге-споре, который идет, не прекращаясь, практически до конца романа. Это спор о творчестве как об особом состоянии духа. Тема творчества впервые появляется в письме молодого Адуева к Поспелову, в котором герой характеризует дядюшку как человека «толпы», всегда и во всем одинаково спокойного, и завершает свой разбор нравственных качеств Петра Ивановича выводом: «...я думаю, он не читал даже Пушкина». Серьезный вывод отом, что прозябанье «без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви» может погубить человека, окажется пророческим: прибавивший к пушкинским строчкам прозаическое («И без волос») дядюшка, сам того не подозревая, выносит приговор себе. Романтические стихи Сашеньки, которые он уничтожил своей критикой, с позиций Петра Ивановича - выражение нежелания «тянуть лямку» ежедневного труда, а его реплику «писатели как другие» можно рассматривать как убеждение героя в том, что непрофессиональное занятие литературой — баловство и проявление барской лени. Сталкивая позиции своих героев, Гончаров сам ведет спор с невидимым противником, ведь стихи Дцуева-младше- го — это стихи молодого Гончарова, которые он никогда не публиковал, видимо, чувствуя, что это не его род творчества. Однако факт включения их в текст романа очень показателен. Конечно, они слабы в художественном отношении и могут показаться пародией на романтическую мечтательность. Но лирический пафос стихов вызван не только желанием Гончарова разоблачить идеализм: романтизм Сашеньки направлен на критику обезличивания человека бюрократической действительностью Петербурга и на критику нравственного рабства женщины.

Тема поэта и толпы — одна из сквозных тем романа — проявляется своеобразно. Ее развернутая интерпретация молодым Адуевым дается в IV главе, раскрывающей состояние героя, достигшего апогея счастья в любви. Мечты о Наденьке и мечты о поэтической славе сливаются воедино, однако этот восторженный монолог автор сопровождает собственным комментарием. Из него читатель узнает о комедии, двух повестях, очерке, о «путешествии куда-то», созданных Сашенькой, ноне принятых в журнал, знакомится с сюжетом повести из американской жизни, которая была с восторгом прослушана Наденькой, но не при- мята к печати. Неудачи воспринимаются Адуевым в духе романтического конфликта поэта и толпы, он осознает себя человеком, способным «творить особый мир» без труда, легко и свободно. И только в финале монолога обозначена позиция автора-повествователя, сомневающегося в успехе такого рода творчества.

Диалог как важнейший содержательный элемент жанровой формы романа Гончарова оказывается формой выражения авторской точки зрения и в других романах: возрастет его диалектический характер. Задача писателя заключалась в стремлении обозначить свою позицию, не настаивая на ней как на единственно достоверной. Этим, по-видимому, можно объяснить «нелепости» художественной структуры, противоречивость характеров героев «Обломова» и «Обрыва», в которой упрекали автора и Дружинин, и Добролюбов, и многие другие. Гончаров в силу особенностей характера, темперамента, мировоззрения не мог и не хотел выписывать непродуманнные и не выстраданные личным опытом рецепты исправления поврежденных нравов. Как и его молодой герой Адуев, он брался за изящную прозу тогда, когда «сердце будет биться ровнее, мысли придут в порядок».

В 40-х годах конфликт личности и общества виделся им развивающимся сразу в нескольких направлениях, двум из которых он дает оценку в «Обыкновенной истории», а два других намечает как возможные: приобщение героя к жизни петербургского мелкого чиновничества и мещанства (Костяков) — этот конфликт частично уже явлен в «Медном всаднике» в судьбе Евгения) — и погружение в физический и нравственный сон, от которого отрезвился Адуев. Мещанство и сон — промежуточные стадии эволюции героя, которые в художественной структуре «Обломова» реализуются в полной мере, разовьются в самостоятельные сюжетные линии.

Тема, идеи и образы «Обломова» и «Обрыва» скрыто уже существовали в художественном мире «Обыкновенной истории», своим чередом шла размеренная жизнь Гончарова-чиновника. Волею судьбы и собственной волей ему суждено было пережить то, о чем мечтал и грезил подростком.

Уже в первом романе «Обыкновенная история» (1847) замысел всей трилогии получил оригинальное воплощение. Конфликт между дядей и племянником призван был отразить весьма характерные явления русской общественной жизни 1840‑х годов, нравы и быт той эпохи. Сам Гончаров следующим образом разъяснял свой замысел в критической статье «Лучше поздно, чем никогда»(1879): «В борьбе дяди с племянником отразилась и тогдашняя, только что начинавшаяся ломка старых понятий и нравов - сентиментальности, карикатурного преувеличения чувств дружбы и любви, поэзия праздности, семейная и домашняя ложь напускных, в сущности небывалых чувств <…>, пустая трата времени на визиты, на ненужное гостеприимство» и т. д.

Вся праздная, мечтательная и аффектационная сторона старых нравов с обычными порывами юности - к высокому, великому, изящному, к эффектам, с жаждою высказать это в трескучей прозе, всего более в стихах.

Все это «отживало, уходило; являлись слабые проблески новой зари, чего‑то трезвого, делового, нужного». Эта оценка конфликта вполне понятна, если воспринимать ее в общеисторическом плане. По замыслу Гончарова, помещичий уклад, взрастивший Александра Адуева, праздная, без напряженного труда души и тела обстановка помещичьей усадьбы - это и есть социальные причины, обусловившие полную неподготовленность «романтика» Адуева к пониманию действительных потребностей современной общественной жизни.

Эти потребности, до известной степени, воплощены в фигуре дяди Петра Ивановича Адуева. Здоровый карьеризм вполне уживается в его характере и с образованностью, и с пониманием «тайн» человеческого сердца. Следовательно, по мысли Гончарова, сам по себе наступивший «промышленный век» вовсе не угрожает духовному развитию личности, не превращает ее в бездушную машину, черствую к страданиям других людей. Однако писатель, разумеется, отнюдь не склонен идеализировать нравственный облик представителя новой, победившей «философии дела». Жертвой этой «философии» предстает в эпилоге романа и дядюшка, который потерял любовь и доверие жены и сам очутился на пороге полной душевной опустошенности.

Здесь мы подходим к пониманию существа конфликта в первом романе Гончарова. Типы «романтика» и «человека дела» для писателя - это не только и не столько знаки принадлежности героя к определенному сословию, профессии или даже культурно‑бытовой микросреде («провинция» или «столица»). Это прежде всего понятые и трактуемые весьма широко «вечные типы» и даже (в иносказательном плане) «вечные» полюса человеческого духа: возвышенное и низменное, божественное и дьявольское и т. п. Недаром судьбы героев обрастают множеством литературных реминисценций. Например, речи и поступки Александра постоянно «рифмуются» (в виде прямых цитат, аллюзий) с судьбами многих героев европейской литературы, таких же «разочарованных идеалистов», как и он сам. Здесь и гетевский Вертер, и шиллеровский Карл Моор, и герои баллад Жуковского‑Шиллера. и Евгений из пушкинского «Медного всадника», и бальзаковский Люсьен де Рюбампре из «Утраченных иллюзий»…. Выходит, что «романтическая биография» Александра Адуева - настолько же биография русского провинциального романтика 1840‑х годов, насколько и биография «интернациональная», «едва заметное кольцо в бесконечной цепи человечества». К такому выводу подталкивает героя сам Гончаров в эпизоде, где описывается состояние Александра после поразившей его воображение вдохновенной игры заезжего скрипача. Не мудрено, что порой и свой спор с дядюшкой Александр воспринимает сквозь призму сюжета известного пушкинского стихотворения «Демон», и тогда Петр Иванович ему представляется в образе «злобного гения», искушающего неопытную душу…

Смысл «демонической» позиции Петра Ивановича заключается в том, что человеческая личность для него - всего лишь механический слепок своего «Века». Любовь он объявляет «сумасшествием»; «болезнью» на том основании, что она‑де только мешает карьере. А потому он не признает власти сердечных увлечений, считая человеческие страсти «ошибками, уродливыми отступлениями от действительности». Так же он относится к «дружбе», «долгу», «верности». Все это дозволяется современному человеку, но в границах «приличий», принятых в обществе. Само существо «Века» он, следовательно, неправомерно сводит только к чиновничье‑бюрократической карьере, сужая масштабы «дела». Недаром пропорциональность, правильность, мера во всем становятся доминантными характеристиками и его поведения и его наружности (ср., например, описание лица: «не деревянное, но покойное»). Гончаров не приемлет в своем герое не апологию «дела» как таковую, а крайние формы отрицания мечты и романтики, их благотворной роли в становлении человеческой личности вообще. И в этом случае правота в споре уже переходит на сторону племянника: «Наконец, не есть ли это общий закон природы, что молодость должна быть тревожна, кипуча, иногда сумасбродна, глупа и что у всякого мечты со временем улягутся, как улеглись у меня?» Так размышляет умудренный жизнью Александр в финальном письме к дядюшке.

Ближе к финалу яснее проступает и жанровая структура первого романа Гончарова, ориентированная на сюжетные каноны «романа воспитания». Воспитание жизнью понимается в романе прежде всего как воспитание чувств героя. «Уроки любви» и становятся для Александра истинной школой жизни. Недаром в романе именно личный, душевный опыт героя становится главным предметом художественного исследования, а любовные коллизии сюжетно тесно сплетены с главным конфликтом романа - спором двух мироощущений: «идеалистического» и «трезво‑практического». Одним из уроков жизненной мудрости стало для Александра открытие благотворной, возвышающей силы страданий и заблуждений: они «очищают душу», делают человека «причастным всей полноте жизни». Тот, кто в свое время не был «неизлечимым романтиком», не «чудачил» и не «сумасбродствовал», никогда не станет и хорошим «реалистом». Пушкинская мудрость - «смешон и ветреный старик, смешон и юноша степенный» - словно витает над финальными страницами творения Гончарова. Эта мудрость и помогает разобраться в непреходящей сути спора между дядей и племянником.

Не потому ли в финале Петр Иванович так жестоко расплачивается за свою деловитость, что он слишком быстро поспешил принять «правду» «Века» и так легко и равнодушно расстался и с «желтыми цветами», и с «ленточкой», украденной из комода возлюбленной, и с иной «романтической чепухой», которая все же наличествовала в его жизни? А Александр? Превращение Александра - «романтика» в «реалиста» тем и отличается от аналогичного дядюшкиного превращения, что «трезвый взгляд» на жизнь он принимает, предварительно пройдя все ступеньки романтической школы жизни, «с полным сознанием ее истинных наслаждений и горечи». А потому выстраданное «реалистическое» мировосприятие для Александра вовсе не есть «необходимое зло» «Века», в угоду которому нужно непременно задавить в себе все поэтическое. Нет, Александр совсем по‑пушкински начинает, как замечает автор, «постигать поэзию серенького неба, сломанного забора, калитки, грязного пруда и трепака», т. е. поэзию «прозы жизни». Потому‑то герой опять рвется из Грачей в «деловой», «неромантический» Петербург, что он постепенно проникается и своеобразной «романтикой дела». Недаром в письме к тетушке он «могучей союзницей» своей романтической влюбленности в жизнь полагает теперь «деятельность». Его «душа и тело просили деятельности», - замечает автор. И на этом пути вектор духовной эволюции Адуева‑младшего предвещал появление будущего героя Гончарова, такого же увлеченного «романтикой дела» - Андрея Штольца…

Можно только посетовать, что все эти духовные прозрения героя так и остались прозрениями. Штольца из него не получилось. В эпилоге вместо Штольца мы видим несколько смягченную копию Адуева‑старшего вместо «героя дела» - «героя‑дельца». Ни на поприще «мечты», ни на поприще «дела» духовно преобразить и победить тяжелую поступь «промышленного века» Александру не удалось.

Но читатель все же помнит, что такая возможность вовсе не исключалась Гончаровым для своего героя. Первому гончаровскому роману определенно оказались тесны художественные рамки «натуральной школы». С коллективом сборника «Физиология Петербурга» автор «Обыкновенной истории» разошелся в решении главной проблемы реализма - проблемы типического. В характерах Гончарова всегда чувствуется некий «остаток», никак прямо не выводимый из исторического времени, «среды». Как и автору «Евгения Онегина», Гончарову важно подчеркнуть и реализованные, и нереализованные возможности героев, не только меру их соответствия, но и степень их несоответствия своему «Веку». Проецируя конфликт «Обыкновенной истории» на сюжетные коллизии следующего романа Гончарова «Обломов», можно сказать, что идеализм Александра Адуева таил в себе две равные, хотя и противоположные возможности развития. Как и в судьбе Владимира Ленского, в судьбе его младшего «литературного брата» был, условно говоря, заложен и «вариант Обломова», и «вариант Штольца». Развитие этой диалектики характера будет прослежено Гончаровым в системе образов романа «Обломов»

«Обыкновенная история», опубликованная в 1847 году в «Современнике», была первым художественным произведением И.А.Гончарова, появившимся в печати. Над «Обыкновенной историей» писатель работал в течение трех лет. В статье автобиографического характера «Необыкновенная история» (1875-1878) он писал: « задуман был в 1844 году, писался в 1845, и в 1846 мне оставалось дописать несколько глав»

Гончаров несколько вечеров сряду читал Белинскому свою «Необыкновенную историю». Белинский был в восторге от нового таланта, выступавшего так блистательно. До того, как отдать свое произведение «на суд» Белинскому, Гончаров несколько раз читал его в дружеском литературном кружке Майковых. Прежде чем появиться в печати, роман претерпел много исправлений и переделок.

Вспоминая позднее 40-е годы, мрачную пору николаевского царствования, когда огромную роль в борьбе с феодально-крепостнической реакцией играла передовая русская литература, Гончаров писал: «Крепостное право, телесное наказание, гнет начальства, ложь предрассудков общественной и семейной жизни, грубость, дикость нравов в массе - вот что стояло на очереди в борьбе и на что были устремлены главные силы русской интеллигенции тридцатых и сороковых годов».

«Обыкновенная история» показала, что Гончаров был чутким к интересам своего времени писателем. В произведении нашли отражение изменения и сдвиги, которые происходили в жизни крепостнической России 1830-1840 гг. Призывая к борьбе с «всероссийским застоем», к труду на благо отчизны, Гончаров страстно искал вокруг себя те силы, тех людей которые могли бы осуществить стоящие перед русской жизнью задачи.

Сущность псевдоромантического миросозерцания, присущего значительной части идеалистически настроенной, оторванной от действительности дворянской интеллигенции 30-х годов, раскрыта Гончаровым в образе основного героя романа - Александра Адуева. Почву, на которой вырастало это явление, видел в дворянско-поместном крепостническом строе жизни, в барском помещичьем воспитании.

Романтическое восприятие жизни, возвышенные отвлеченные мечты о славе и подвигах, о необыкновенном, поэтические порывы - кто не проходил в какой-то мере через все это в молодости, в «эпоху юношеских волнений». Но заслуга Гончарова как художника в том, что он показал, как извращают и уродуют эти юношеские мечты и иллюзии барски-крепостническое воспитание.

Молодой Адуев о горе и о бедах знает только «по слуху» - «жизнь от пеленок улыбается ему». Праздность, незнание жизни «преждевременно» развили в Адуеве «сердечные склонности» и чрезмерную мечтательность. Перед нами один из тех «романтических ленивцев», барчуков, которые привыкли беспечно жить за счет труда других. Цель и жизни молодой Адуев видит не в труде и творчестве (трудиться казалось ему странным), а в «возвышенном существовании». В имении Адуевых царят «тишина... неподвижность... благодатный застой». Но в имении он не находит поприща для себя. И Адуев уезжает «искать счастья», «делать карьеру и искать фортуну - в Петербург». Вся фальшь житейских понятий Адуева начинает раскрываться в романе уже в первых столкновениях избалованного ленью и барством племянника - мечтателя с практическим и умным дядюшкой, Петром Иванычем Адуевым. В борьбе дяди с племянником отразилась и тогдашняя, только что начинавшаяся ломка старых понятий и нравов - сентиментальности, карикатурного преувеличения чувства дружбы и любви, поэзия праздности, семейная и домашняя ложь напускных, в сущности небывалых чувств, пустая трата времени на визиты, на ненужное гостеприимство и т.д. Словом, вся праздная мечтательная и аффектационная сторона старых нравов с обычными порывами юности к высокому, великому, изящному, к эффектам, с жаждой высказать это в трескучей прозе, всего более в стихах.

Адуев-старший на каждом шагу безжалостно высмеивает напускную, беспочвенную мечтательность Адуева-младшего. «Твоя глупая восторженность никуда не годится», «с твоими идеалами хорошо сидеть в деревне», «забудь эти священные да небесные чувства, а приглядывайся к делу». Но молодой герой не поддается нравоучениям. «А разве любовь не дело?» - отвечает он дядюшке. Характерно, что после первой неудачи в любви Адуев-младший жалуется «на скуку жизни, пустоту души». Страницы романа, посвященные, описанию любовных похождений героя, - разоблачение эгоистического, собственнического отношения к женщине, несмотря на все романтические позы, которые принимает герой перед избранницами своего сердца.

Восемь лет возился с Александром дядюшка. В конце концов племянник его становится деловым человеком, его ждет блестящая карьера и выгодный брак по расчету. От былых «небесных» и «возвышенных» чувств и мечтаний не осталось и следа. Эволюция характера Александра Адуева, показанная в «Обыкновенной истории», являлась «обыкновенной» для части дворянской молодежи того времени. Осудив романтика Александра Адуева, Гончаров противопоставил ему в романе другое, бесспорно по ряду черт более положительное, но отнюдь не идеальное лицо - Петра Ивановича Адуева. Писатель, не бывший сторонником революционного преобразования феодально-крепостнической России, верил в прогресс, основанный на деятельности просвещенных, энергичных и гуманных людей. Однако в произведении нашли отражение не столько эти взгляды писателя, только существовавшие в реальной действительности противоречия, которые несли с собой шедшие на смену «всероссийскому застою» буржуазно-капиталистические отношения. Отвергая романтизм адуевского толка, писатель вместе с тем чувствовал неполноценность философии и практики буржуазного «здравого смысла», эгоизм и бесчеловечность буржуазной морали адуевых-старших. Петр Иваныч умен, деловит и по-своему «порядочный человек». Но он в высшей степени «безразличен к человеку, к его нуждам, интересам». «Смотрят, что у человека в кармане да в петлице фрака, а до остального и дела нет-, - говорит о Петре Иваныче и ему подобных его жена Лизавета Александровна о своем супруге: «Что было главной целью его трудов? Трудился ли он для общей человеческой цели, исполняя заданный ему судьбою урок, или только для мелочных причин, чтобы приобрести между людьми чиновное и денежное значение, для того ли, наконец, чтобы его не гнули в дугу нужда, обстоятельства? Бог его знает. О высоких целях он разговаривать не любил, называл это бредом, а говорил сухо и просто, что надо дело делать».

Александр и Петр Иваныч Адуевы противопоставлены не только как провинциальный дворянин-романтик и делец-буржуа, но и как два психологически противоположные типа. «Один восторжен до сумабродства, другой - ледян до ожесточения», -говорит Лизавета Александровна о племяннике и муже.

Гончаров стремился найти идеал, то есть нормальный тип человека не в Адуеве-старшем и не в Адуеве-младшем, а чем-то ином, третьем, в гармонии «ума» и «сердца». Ясный намек на это содержится уже в образе Лизаветы Александровны Адуевой, несмотря на то, что «век» ее «заел», по справедливому замечанию Белинского, Петр Иваныч.

К числу этих замечательных образов, следует отнести не только Лизавету Александровну, но и Наденьку.

Дочь несколькими шагами - впереди матери. Она без спросу полюбила Адуева и почти не скрывает этого от матери или молчит только для приличия, считая за собою право распоряжаться по-своему своим внутренним миром и самим Адуевым, которым, изучив его хорошо, овладела и командует. Это ее послушный раб, нежный, бесхарактерно-добрый, что-то обещающий, но мелко самолюбивый, простой, обыкновенный юноша, каких везде много. И она приняла бы его, вышла бы замуж - и все пошло бы обычным ходом.

Но явилась фигура графа, сознательно-умная, ловкая, с блеском. Наденька увидала, что Адуев не выдерживает сравнения с ним ни в уме, ни в характере, ни в воспитании. Наденька в своем быту не приобрела сознания ни о каких идеалах мужского достоинства, силы и какой силы? Ее достало разглядеть только, что она видела тысячу раз во всех других юношах, с которыми танцевала, немного кокетничала. Она на минуту прислушалась к его стихам. Она ждала, что сила, талант кроются там. Но оказалось, что он только пишет сносные стихи, но о них никто не знает, да еще дуется про себя на графа за то, что этот прост, умен и держит себя с достоинством. Она перешла на сторону последнего: в этом пока и состоял сознательный шаг русской девушки - безмолвная эмансипация, протест против беспомощного для нее авторитета матери.

Роман, впервые опубликованный в «Современнике» в 1847 г., автобиографичен: в Саше Адуеве легко узнаётся Иван Гончаров в ту пору, когда всё свободное от службы время он посвящал писанию стихов и прозы. «Кипами исписанной бумаги я топил потом печки», - вспоминал писатель. «Обыкновенная история» – первое произведение, с которым Гончаров решился выйти на публику. В стихах, приписанных Саше, литературоведы узнают подлинные стихи автора (оставшиеся в черновиках). В Сашиных стихах перепеваются «общие места» романтизма: и тоска, и радость беспричинны, с действительностью никак не связаны, «налетают внезапной тучей» и т.д., и т.п.

Литературное направление

Гончаров – яркий представитель того литературного поколения, которое, по выражению современного исследователя В.Г.Щукина, «изо всех сил старалось подчеркнуть свою враждебность к преодоленному ими (в чём они постоянно убеждали самих себя и окружающих) романтическому мироощущению»: для него «антиромантический реализм был в 1840-х гг. чем-то вроде самореабилитации, расчёта с романтическим прошлым».

Жанр

«Обыкновенная история» – типичный роман воспитания, изображающий коренные изменения в мировоззрении и характере главного героя – типичного молодого человека своего поколения – под влиянием перемен в обществе и житейских перипетий.

Проблематика

Проблема неизбежности перемен в человеке под влиянием перемен в обществе – главная в романе, но отношение к ней отнюдь не однозначно: в самом названии есть доля горькой иронии, сожаление о наивных, но чистых идеалах юности. И отсюда вторая немаловажная проблема, состоящая в том, что индивид, прекрасно адаптированный социально, отнюдь не способен гарантировать простых общечеловеческих ценностей (физического здоровья, морального удовлетворения, семейного счастья) ни самому себе, ни своим близким.

Главные действующие лица

Адуев-младший (Александр) – прекраснодушный юноша, с которым по ходу романа происходит «обыкновенная история» возмужания и очерствения.

Адуев-старший (Пётр Иваныч), дядя Александра, – «человек дела».

Лизавета Александровна – молодая жена Петра Иваныча, она любит и уважает мужа, но искренне сочувствует и племяннику.

Стиль, сюжет и композиция

Роман Гончарова – исключительный случай стилистической зрелости, подлинного мастерства дебютного произведения. Ирония, которой пронизано авторское изложение, тонка, подчас неуловима и проявляется задним числом, когда простая, но изящная композиция романа заставляет читателя вернуться к некоторым сюжетным коллизиям. Подобно дирижёру, автор управляет темпом и ритмом чтения, заставляя вчитываться в ту или иную фразу, а то и возвращаться назад.

В начале романа Саша, окончив курс наук, живёт в своей деревне. Мать и дворня молятся на него, соседка Софья в него влюблена, лучший друг Поспелов пишет длинные письма и получает такие же ответы. Саша твёрдо убеждён, что его с нетерпением ожидает столица, а в ней – блестящая карьера.

В Петербурге Саша живёт в соседней с дядей квартире, забывает Сонечку и влюбляется в Наденьку, которой и посвящает романтические стихи. Надя, вскоре позабыв свои клятвы, увлекается более взрослым и интересным человеком. Так жизнь преподаёт Саше первый урок, отмахнуться от которого не так легко, как от неудач в поэзии, на службе. Однако «негативный» любовный опыт Александра ждал своего часа и был востребован, когда ему самому представился случай отбить молодую вдову Юлию Тафаеву у влюблённого в неё дядиного компаньона. Подсознательно Александр жаждал «мести»: Юлии, вскоре им оставленной, надлежало пострадать вместо Нади.

И вот теперь, когда Саша понемногу начинает разбираться в жизни, она ему и опротивела. Работа – хоть на службе, хоть в литературе – требует труда, а не только «вдохновения». И любовь – труд, и у неё есть свои законы, будни, испытания. Саша исповедуется Лизе: «Я изведал всю пустоту и всю ничтожность жизни – и глубоко презираю её».

И тут в разгар Сашиных «страданий» является подлинный страдалец: входит дядюшка, невыносимо страдающий от боли в пояснице. А безжалостный племянник его же ещё и обвиняет в том, что и его жизнь не задалась. У читателя возникает уже второй повод пожалеть Адуева-старшего – в виде подозрения, что у него не только с поясницей, но и с женой не сложилось. А ведь, казалось бы, он-то и достиг успеха: вскоре получит должность директора канцелярии, титул действительного статского советника; он богатый капиталист, «заводчик», в то время как Адуев-младший на самом дне житейской пропасти. Прошло 8 лет со дня его приезда в столицу. 28-летний Александр с позором возвращается в деревню. «Стоило приезжать! Осрамил род Адуевых!» - заключает их спор Пётр Иваныч.

Прожив в деревне года полтора и похоронив мать, Саша пишет умные, ласковые письма дяде и тёте, сообщая им о своем желании вернуться в столицу и прося о дружбе, совете и покровительстве. Этими письмами заканчивается спор, да и сам сюжет романа. Вот вроде бы и вся «обыкновенная история»: дядя оказался прав, племянник взялся за ум… Однако эпилог романа оказывается неожиданным.

…Спустя 4 года после вторичного приезда Александра в Петербург он появляется вновь, 34-летний, пополневший, оплешивевший, но с достоинством носящий «свой крест» – орден на шее. В осанке же его дяди, уже «отпраздновавшего 50-летний юбилей», достоинства и самоуверенности поубавилось: больна, и быть может опасно, жена Лиза. Муж говорит ей, что решил бросить службу, продаёт завод и увозит её в Италию, чтобы посвятить ей «остатки жизни».

Племянник является к дяде с радостной вестью: он присмотрел себе юную и богатую невесту, и отец её уже дал ему свое согласие: «Идите, говорит, только по следам вашего дядюшки!»

«А помните, какое письмо вы написали мне из деревни? – говорит ему Лиза. – Там вы поняли, растолковали себе жизнь…» И читателю невольно приходится вернуться назад: «Не быть причастным страданиям значит не быть причастным всей полноте жизни». Почему Александр сознательно отказался от найденного соответствия жизни и собственного характера? Что заставило его цинично предпочесть карьеру ради карьеры и женитьбу ради богатства и без всякого интереса к чувствам не только богатой, но юной и, видимо, красивой невесты, которой ведь тоже, как и Лизе, «нужно и ещё чего-нибудь немножко, кроме здравого смысла!»?.. Для ответа на все эти вопросы в эпилоге не остается места, и читатель должен просто поверить в такое перерождение поэта-романтика в скучного циника, а о причинах должен догадаться сам.

Первый роман И. А. Гончарова «Обыкновенная история» был напечатан на страницах журнала «Современник» в мартовских и апрельских номерах за 1847 год. В центре романа столкновение двух характеров, двух философий жизни, выпестованных на почве двух общественных укладов: патриархального, деревенского (Александр Адуев) и буржуазно-делового столичного (его дядюшка Петр Адуев).

Александр Адуев - юноша, только что закончивший университет, исполненный возвышенных надежд на вечную любовь, на поэтические успехи, на славу выдающегося общественного деятеля. Эти надежды зовут его из патриархальной усадьбы Грачи в Петербург. Покидая деревню, он клянется в вечной верности соседской девушке Софье, обещает дружбу до гробовой доски университетскому приятелю Поспелову. Романтизм Александра питает многое. Во-первых, далекая от жизни университетская наука. Во-вторых, юность, га ее широкими, зовущими вдаль горизонтами, с ее душевным нетерпением и максимализмом. Наконец, эта мечтательность связана с русской провинцией, со старорусским патриархальным укладом жизни. В Александре многое идет от наивной доверчивости, свойственной провинциалу. Он готов видеть в каждом встречном друга, он привык видеть глаза людей, излучающие человеческое тепло и участие. Эти мечты наивного провинциала подвергаются суровому испытанию столичной, петербургской жизнью.

«Он вышел на улицу - суматоха, все бегут куда-то, занятые только собой, едва взглядывая на прохожих, и то разве для того, чтоб не натолкнуться друг на друга. Он вспомнил про свой губернский город, где каждая встреча с кем бы то ни было, почему-нибудь интересна… С кем ни встретишься - поклон да пару слов, а с кем не кланяешься, так знаешь, кто он, куда и зачем идет».

Провинциал верит в добрые родственные чувства. Он надеется, что и столичные родственники встретят его с распростертыми объятиями, как принято в деревенском усадебном быту. Но и тут молодого романтика-провинциала ждет урок! «Куда! на него едва глядят, морщатся, извиняются занятиями; если есть дело, то назначают такой час, когда не обедают и не ужинают…»

Именно так встречает восторженного Александра петербургский дядюшка Петр Адуев. На первый взгляд, он выгодно отличается от племянника отсутствием неумеренной восторженности, умением трезво и деловито смотреть на вещи. Но постепенно читатель начинает замечать в этой трезвости сухость и расчетливость, деловой эгоизм бескрылого человека. С каким-то неприятным, демоническим удовольствием Петр Адуев «отрезвляет» молодого человека. Он безжалостен к юной душе с ее прекрасными порывами. Стихи Александра он употребляет на оклейку перегородки, подаренный любимой Софьей талисман с локоном ее волос - «вещественный знак невещественных отношений» - ловко швыряет в форточку, вместо стихов предлагает перевод агрономических статей о навозе, вместо серьезной государственной деятельности определяет племянника чиновником, занятым перепиской деловых бумаг. Под влиянием дядюшки разрушаются романтические иллюзии Александра. Гибнут надежды на вечную любовь. Увядают идеалы вечной дружбы. Разбиваются вдребезги мечты о славе поэта и государственного деятеля. В разочарованиях героя в неменьшей степени повинен трезвый, бездушный практицизм столичной жизни, с которой сталкивается юноша.

Через 10-12 лет мы видим Александра в роли преуспевающего дельца. Он добросовестно служит и стоит на пути к «карьере и фортуне». С ним происходит «обыкновенная история» - история превращения романтика в дельца.

И совершенно невольно Гончаров, доказывающий нам преимущества трезвого разума и расчета, криком кричит о том, что любовь к людям выше всякого бездушного дела.

Так как же жить - чувством или разумом и расчетом? Этот вопрос волнует и сегодняшнее молодое поколение. И хотя старый роман Гончарова «Обыкновенная история» не дает прямого ответа, но заставляет задуматься над ним. А это не так уж и мало.