Актуальность проблемы. В эпоху глобализации культурные символы и формы поведения стремительно перемещаются от одного общества к другому. Электронификация коммуникационных средств позволяет передавать визуальную информацию на большие расстояния, способствуя формированию культурных стереотипов общемирового масштаба. Расширение сферы трансгранич-♦ ных взаимодействий людей, предприятий, рынков ведет к нивелированию этнических культур. Ощущая угрозу своей культурной идентичности, человечество все сильнее испытывает потребность в сохранении национальной и региональной специфики. В связи с этим особенно актуализируются проблемы локальной истории культуры, ее эволюции и традиций.

В современных условиях наиболее заметным становится противоречие, выражающееся, с одной стороны, утверждением в общественном сознании неких общих культурных норм и ценностей, а с другой - в осознании людьми своей этнокультурной принадлежности. Эту тенденцию выявила Всероссийская перепись населения 2002 года: идея создания единой нации «советский народ» оказалась несостоятельной. Опрос показал, что в обществе сильна тяга к национальному самосознанию и самобытности. Появились такие варианты самоопределения, как «казак», «помор», «печенег», «половец». Сплочение и духовное обогащение россиян видится в достижении культурного многообразия. В этих условиях изучение и распространение историко-культурного опыта в его духовной сфере приобретает особое звучание, ф Вместе с тем следует признать, что в обществе сильны негативные настроения. Утрата социально-культурных ориентиров, несовпадение систем ценностей и уровней жизни создают ощущение катастрофичности бытия, вызывают чувство неполноценности и агрессию. Все это неизбежно ведет к социальной, религиозной и этнической напряженности. Решению проблемы мешает отсутст вие научно обоснованной культурной политики. Совершенно очевидно, что выработка такой политики должна строиться с учетом уроков прошлого.

Возможности формирования новой мировоззренческой парадигмы в российском обществе напрямую зависят от того, как сохраняются национальные корни. В этой связи, необходимо создание условий для саморазвития традиционных этнических культур, способных служить нравственным ориентиром для новых поколений. Расширение сферы культурной жизни может и должно происходить за счет включения в-социокультурное творчество различных слоев населения, обогащение интересов и развитие инициатив. Именно поэтому, особую актуальность приобретают исследования исконных традиций народной культуры и ее эволюции.

Динамика этнокультурных процессов в регионах во многом зависит от того, как функционируют те или иные каналы, передающие культурную информацию. В качестве механизма трансляции социокультурного опыта выступают традиции, позволяющие сохранять духовное наследие достаточно длительное время. Большую роль в решении этой проблемы могут сыграть научные выводы и рекомендации, основанные на исследовании народной культуры, направленные на обоснование путей оптимизации этнокультурных процессов в российских регионах. Отсутствие масштабных исторических работ в этой области предопределило выбор темы, которую мы сформулировали как историю становления и развития духовной жизни славянского населения Кубани (на примере народной культуры региона в единстве его содержательной и динамической сторон).

Духовная жизнь, народная культура и ее проявления изучаются разными научными дисциплинами гуманитарного профиля - исторической наукой, философией, культурологией, социальной антропологией, искусствоведением, фольклористикой, этнографией, эстетикой и др. Каждая из них стремится сформировать свой предмет исследования. Специфической особенностью изучения данного объекта является то, что фольклор служит одним из основных источников для выявления трансформации духовной жизни в его базовой составляющей. Именно поэтому, в качестве объекта исследования мы избрали духовную жизнь славянского населения Кубани в процессе ее исторического развития, начиная с конца XVIII века и на протяжении двух последующих столетий.

Предмет исследования: взаимосвязь общественных традиций и динамики народной культуры как составной части духовного мира славян Кубани.

Географические границы Кубанской области стали складываться после победы России в войне с Турцией 1768 - 1774 годов. В целях защиты от нападений воинствующих соседей под руководством A.B. Суворова в 1777 году была возведена Кавказская линия укреплений, простиравшаяся от Азова до Моздока. Вдоль нее разместили регулярные войска. С 1783 году река Кубань стала границей Российского государства. Для обеспечения политического и экономического превосходства России на Северном Кавказе свободные земли решено было заселить. Согласно жалованной Екатериной II грамоте, обширные территории от Таманского полуострова по правому берегу реки Кубани до впадения в нее Лабы отвели Черноморскому казачьему войску, состоявшему из части бывшего Запорожского войска и представителей различных слоев населения Украины.

25 августа 1792 года морские силы черноморцев высадились на Таманском полуострове. Вслед за флотилией два пеших полка с семьями прибыли сухим путем через Крым и устроили наблюдательный пост при старом Темрюке. Конница, пехота и войсковой обоз под командованием кошевого атамана Чепи-ги, переправившись через Буг, Днепр и Дон, подошли к Тамани с севера. Перезимовав на Ейской косе, черноморцы ранней весной двинулись вглубь территорий. Главные боевые части расположились в Карасунском куте при впадении в реку Кубань старого протока, где впоследствии был основана войсковая резиденция город Екатеринодар. Весной и летом 1793 года массовое, организованное переселение черноморцев продолжилось. Население размещалось по куреням путем жеребьевки. Восемь куреней - Васюринский, Корсунский, Пласту-новский, Динской, Пашковский, Величковский, Тимошевский и Роговской оставили у Кубани. В северной части Черномории вблизи Донской области по реке Ее основали Щербиновской, Деревянковский, Конеловский, Шкуринский, Кисляковский, Екатериновский, Незамаевский и Калниболотский курени, у притока той же реки Кугоеи - Кущевский, при другом притоке Сасыке - Минской, Переяславский и Уманский. В верховьях реки Албаши расположились Ирклиевский и Брюховецкий, на реке Тихенской - Крыловской и на Челбасах -Леушковский курени. Удаленными от реки Кубани и черкесов оказались Бере-занский, Батуринский, Кореновский, Дядьковский, Платнировский и Сергиевский курени. Десять куреней разместили треугольником между Азовским морем и рекой Кубанью: Поповический, Мышастовский, Ивановский, Нижестеб-лиевский, Вышестеблиевский, Полтавский, Джерелиевский, Каневской, Медве-довский, Гитаровский курени(1).

Старую Кавказскую линию и восточные районы обживали донские казаки и переселенцы из южнорусских губерний. Они размещались в укреплениях, позднее переименованных в станицы Усть-Лабинская, Кавказская, Прочноокоп-ская, Григорополисская, Темнолесская, Воровсколесская(2). В 1802 году на Старую Линию были переселены казаки Екатеринославского войска (с Украины), основавшие Темижбекскую, Казанскую, Тифлисскую, Ладожскую, а два года спустя Воронежскую станицы. В 1825 году хоперские и волжские казаки в верховьях рек Кубани и Кумы обустроили Невинномысскю, Беломечетскую, Баталпашинскую, Бекешевскую, Суворовскую, Боргустанскую, Ессентукскую станицы(З).

Закубанские земли располагались южнее слияния рек Кубани и Лабы до Терской области. Колонизация Закубанья началась в 40-х годах XIX века за счет притока казаков из линейных и черноморских станиц Кубани, переселенцев из центральных губерний и солдат, остававшихся после окончания воинской службы.

В советское время административно-территориальное деление характеризовалось чрезвычайной неустойчивостью^). В первые послереволюционные годы область носила название Кубано-Черноморской. По решению Президума ВЦИК РСФСР в 1922 году за счет части Краснодарского края и Майкопского отдела была создана Черкесская (Адыгейская) автономная область, вошедшая в состав Кубано-Черноморской области. Большую часть Баталпашинского отдела передали Терской области и Карачаево-Черкесской автономной области.

В 1924 году Дон, Кубань, Терская и Ставропольская губернии, город Грозный, входивший на правах округа, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Адыгейская и Чеченская автономные области объединились в Юго-Восточный край с центром в Ростове-на-Дону. В том же году край переименовали в Северо-Кавказский. В 1934 году край разукрупнили. В состав Азово-Черноморского с центром в Ростове-на-Дону вошли некоторые районы Кубани и Адыгейской автономной области. Центром Северо-Кавказского края стал город Пятигорск. В сентябре 1937 года Азово-Черноморский край разделили на Краснодарский край и Ростовскую область. В 1991 году Адыгейская автономная республика стала самостоятельным субъектом Российской Федерации. Кубанью принято называть территорию бывшей Кубанской области и нынешний Краснодарский край за исключением части восточных районов, отошедших в советское время Ставропольскому краю, и части южных районов, входящих в состав Карачаево-Черкессии.

Хронологические рамки диссертации охватывают более чем двухсотлетний период: с конца XVIII до конца XX века. Выбор данных временных параметров обусловлен тем, что за два века в духовной жизни славян Кубани, как и в целом в России, произошли качественные изменения. Некогда самобытная национальная культура, основанная на Православной вере, составляла фундамент российского государства. Идеалами русского народа были церковь, семья, традиционные ценности. Отказ от исконных духовных традиций в пользу наднациональных, универсальных, атеизация образования и воспитания в XX веке привели общество к опустошению и упадку. Отрицание религиозных основ культуры и фольклорных традиций прошлого в годы советской власти, навязывание народу либеральных идей Запада в постсоветский период - пример того, как обезличивается и искусственно уничтожается духовный базис общества. Будущее страны, ее безопасность, социально-экономическое развитие и положение в мире следует рассматривать в неразрывной связи с восстановлением исторической памяти русской цивилизации, возрождением" и укреплением национально-консервативного мировоззрения и культурного опыта.

Методологическая основа диссертации. Сложность объекта исследования и характер поставленных задач обусловили необходимость использования комплекса методов. Одним из них стал системный подход, позволивший рассматривать духовную культуру славян Кубани как открытую динамическую систему с множеством подсистем, тесно связанных между собой, взаимно влияющих и дополняющих друг друга. Системное рассмотрение внутреннего устройства и функционирования духовного производства имеет три измерения: человеческое, процессуальное и предметное, что предполагает выявление необходимых составляющих каждого звена.

Генетический метод создал условия для понимания этимологии содержания и смысла народных воззрений, поэтических образов, жанров, эволюции культурных явлений во времени и пространстве.

Выявить изменения, произошедшие в тех или иных культурных объектах, осмыслить их как специфически значимые единицы позволили функциональный и ретроспективный методы. Тот факт, что в ходе исторического развития культурные объекты выполняли и выполняют множество функций, потребовал анализа их природы и назначения. Духовная культура славянского населения Кубани мыслилась как самобытная, интегрированная система, части и пласты которой выполняют взаимосогласованные функции. Для уяснения динамики духовного производства потребовалось аналитически разделить этот процесс на ряд аспектов - систему знаний, верований, морали, различные способы творческого самовыражения и др.

Для наиболее полного охвата избранной проблемы автору представлялось необходимым использование сравнительно-исторического метода, основанного на сопоставлении сходных данных с целью изучения исторических связей и среды, сформировавшей и видоизменившей духовный мир славян-кубанцев. Исследование, проведенное в таком ракурсе, позволило полнее раскрыть истинное значение и ценность культурного наследия, его отношение с исторической действительностью, место и роль в духовной жизни общества.

Интерпретация народной культуры как базового элемента духовности с исторической точки зрения предполагает описание хронологического ряда отдельных явлений, показ того, каким образом элементы культуры стали иными в процессе своего развития. Метод дает возможность лучше понять и объяснить события духовной повседневности, оказавшие влияние на ход культурной истории Кубани.

Историческая антропология, бурно развивавшаяся начиная с 30-х годов XX столетия, вооружила нас методами междисциплинарного подхода, что позволило ввести в оборот нетрадиционные для исторической науки источники. В их числе фольклорные памятники, дающие представление об эволюции мен-тальности, о социально-психологических характеристиках носителей культурных ценностей. В этой связи нам представляется уместным использование инструментария лингвистики и семиотики.

С помощью лингвистического метода изучался язык фольклорных текстов и их роль в функционировании механизма обмена культурной информацией.

Текстологический анализ помог установить тенденции во взаимодействии говоров и литературной лексики. Семиотический метод потребовал рассмотрения произведений народного творчества как результата знаковой деятельности: кодирование, хранение, распространение, воспроизводство знаний и культурного опыта, воздействие на сознание знаковыми средствами. Соединение вербальных, музыкальных и изобразительных знаковых систем создало предпосылки для более полного понимания смысла и назначения фольклорных произведений.

Осмысление логики произошедших динамических сдвигов в духовной повседневности славян Кубани за два столетия помогло сформулировать общие закономерности трансформации старых и возникновения новых культурных образований в ходе исторического процесса.

Историография исследования определяется, во-первых, представлениями автора диссертации о междисциплинарном пространстве изучения духовной жизни народа, во-вторых, историческим контекстом этого пространства, наконец, в-третьих, локальностью сообщества, чья духовная культура подвергается историческому анализу. Исходя из этого, изученная нами литература включает в себя широкую область гуманитарных исследований, как во временном, так и проблемном пространстве.

Всю отечественную научную литературу можно разбить на несколько хронологических периодов: конец XVIII - 30-е годы XIX века.; 40-е годы XIX -20-е годы XX веков; 30-е - 50-е годы XX века.; 60-е - 80-е годы XX века; 90-е годы XX - начало XXI века. В рамках этих периодов автор рассматривает историю изучения духовной культуры, прежде всего, исторической наукой. Однако проблема соотношения фольклора и исторического процесса методологически исследовалась лингвистами, собственно фольклористами, искусствоведами, социологами, культурологами. В их работах содержатся ценные для историка наблюдения, поэтому их нельзя обойти в данном историографическом обзоре. Для нашего исследования принципиально значимыми в методологическом отношении являются размышления философов, и вообще гуманитариев, о сущности человеческой культуры, о понятии духовности, в том числе применительно к российской истории. Наконец, значительный раздел историографии данной диссертационной проблемы включает местные исследования как общеисторического и краеведческого характера, так и региональных фольклористов.

Как известно, европейская литература во второй половине XVIII века переживала эпоху классицизма. Русские писатели, используя сюжеты, взятые из античной истории и греко-римской мифологии, все же обращали свой взор на легендарных героев из прошлого своего народа. Но правила классицизма не предусматривали, чтобы таких героев брали из «мужицкого» эпоса, поэтому их находили в древнерусских и московских исторических сочинениях (легендарные Кий, Хорев, Славен, Рус и другие). Критерием, определявшим занятия историей, стали «здравый смысл», «рационализм», «разум». Ученые эпохи Просвещения упорно создавали научные концепции, противопоставленные метафизическим увлечениям предшественников. «ГТросвещение, коротко говоря, было эпохой, посвятившей себя (по крайней мере, если говорить о ее господствующих тенденциях) упрощению и стандартизации мысли», - писал Артур Лавд-жой(5). Критикуя этого историописателя, В.Н. Татищев уже в первой половине XVIII века отмечал, что «дела чрезъестественные сказуют и многими баснями и суеверными чудесами наполняют историю»(6).

По свидетельству нашего современника, ученого-историка С.И. Малович-ко, уже с конца 80-х годов XVIII века одними из первых обратили внимание на народный эпос Императрица Екатерина II и русский писатель, масон И.П. Елагин, увидевшие возможность использования народных сказаний и былин в качестве источников для своих исторических трудов(7). В частности И.П. Елагин указывал, что «песни», сообщаемые скоморохами на рынках, «несомненно, означали нравы и обычаи и самый характер народа»(8).

В конце 60-х годов XVIII века известный русский писатель М.Д. Чулков, невзирая на «правила» классицизма, начинает собирание народных сказок, суеверий, былин, песен и пр. (9). Однако такое обращение к народной культуре в среде некоторых русских писателей еще не носило систематический характер. Оно воспринималось или как национальный колорит в историческом творчестве Екатерины II и И.П. Елагина, или как обращение к прелестям условной «сельской» жизни, противопоставленной городу у М.Д. Чулкова.

С конца XVIII века дискурс литературного сентиментализма стал все больше включать народные темы (Н. Карамзин, П. Шаликов, П. Макаров, В. Измайлов). Русские писатели сентименталисты в определенной степени предвосхитили традицию поиска духовных ценностей вне города - в условиях природы и сельской действительности 10). Народные темы, поднимаемые сентименталистами начала XIX века, оказали влияние на европейскую историографию периода романтизма. Бенедетто Кроче заметил об этой историографической парадигме так: «С неизбежностью потока, возвращающегося в естественное русло, сметая все искусственные преграды, теперь после долгой рационалистической аскезы взоры обратились к старой религии, к старым национальным и местным обычаям»(11). Именно под влиянием этой историографической парадигмы в противовес «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина писатель и историк H.A. Полевой написал пятитомную «Историю русского наро-да»(12). Под влиянием новой научной моды оказалась и зарождающаяся русская археология. В 20-х годах XIX века Д.З. Ходаковский представил план изучения городищ, рассыпанных по Восточной Европе, и в многочисленных последующих статьях указывал на городища как на места бывших языческих ка-пищ(13). К выводу о «святых окопах» исследователь пришел не в результате раскопок и наблюдения за памятниками, а посредством привлечения элемента духовной культуры - народных преданий в качестве исторического источника^). Дискуссия вокруг гипотезы исследователя выявила как ее противников(15), так и немногочисленных сторонников(16). Однако, споря с археологом, некоторые известные русские ученые, как, например И.И. Срезневский, были вынуждены обратиться к изучению русской духовной культуры, чтобы понять насколько народные предания могут служить источником для исторических построений^?).

Интерес к истории культуры в отечественной историографии был напрямую связан с ростом национального самосознания в российском обществе в 40-х годах XIX века. Именно в это время появились серьезные исследования о народном быте и о фольклоре в целом.

В рамках романтической парадигмы в гуманитарной сфере знания начинается процесс активного собирания фольклорных преданий, былин, песен, пословиц и т.д. С одной стороны, это движение было обязано пристальныму вниманию европейской науки к историко-литературным темам и к народной литературе в частности, а с другой, становлению российской филологии, как науки и славянофильскому течению в отечественной общественной мысли. Профессиональная историография, превратившаяся в 40-х годах в научную отрасль, больше внимания уделяла поиску глубинного смысла истории, активно следила за развитием институтов государственной власти и эволюцией русской юридической системы(18). Носившая протестный характер против утверждавшегося в науке государственного направления диссертация молодого романтика Н.И. Костомарова «Об историческом значении русской народной поэзии» (1844), в то время не смогла оказать существенного влияния на историческую мысль. Вместе с тем в диссертации и исторических монографиях ученого определился его интерес к темам, требовавшим обращения к фольклорным источникам и этнографии (19).

Само славянофильство, следовавшее как некоторым идеям немецких романтиков-шеллингианцев, искавших собственный немецкий путь в истории (sonderweg), так западнославянских славянофильствующих историков, находивших у славян «исконное» начало - общинность(20), а также собственным построениям, обращалось к народу, но не как носителю определенного исторического знания, а как к этнографическому элементу и идеологической «копилке». Исходя из антитезы, западникам, в большей степени, представлявшим государственное (юридическое) направление в русской историографии, отечественные славянофилы пытались обосновать разницу национальных «идей» существовавших в Западной Европе и в России (И.В. Киреевский, К.С. Аксаков и др.). Оперируя понятием «народ», они отрицали юридическое, формальное отношение применительно к «земле», «общине» и искали в народе «внутренней правды». Но при этом пользовались лишь гипотетическими историософскими построениями и официальными историческими источниками, не обращая внимания на историю русской духовной культуры(21). Вместе с тем влияние их на отечественную гуманитаристику и, в частности филологию, оказалось достаточно сильным.

В это же время именно филология, работая на стыке с историческими исследованиями, стала уделять внимание историческому значению русского эпоса. Например, Л.Н. Майков выдвинул мысль, что русский эпос есть верный отзвук русской исторической жизни(22). Известный историк русской литературы О.Ф. Миллер оказался под сильным влиянием выходивших тогда собраний русских народных песен Киреевского и Рыбникова; все народное стало для него священным. Изучая русские былины, ученый стремился показать нравоучительную сторону былинного эпоса. Мифологическое толкование эпоса позволило Миллеру отодвинуть зарождение былин до времен доисторической древности и дать эпосу толкование бытовое, признать его выразителем русских народных идеалов. Посредством применения исторического подхода к изучению былин, сочувствовавший славянофилам Миллер увидел в Древней Руси господство общинного духа, «народосоветие» и торжество истинно-христианских на-чал(23). Также оказавшийся под влиянием славянофилов Ф.И. Буслаев, расширил круг источников народной литературы за счет не только славянских, но и германских сказаний, что привело его к выводу: древние мифологические образы - общие для германо-славянского мира, «эпохе поклонения стихиям»(24).

Позитивистская историографическая парадигма, утверждавшаяся в российской исторической науке начиная с 60-х годов, не позволяла профессиональным историкам обращаться к «нетрадиционным» для дисциплинарной истории источникам. Это привело к тому, что почувствовавшие потребность возвращения к конкретному изучению русской старины петербургский профессор К.Д. Бестужев-Рюмин, московский профессор В.О. Ключевский и другие, могли указывать на значимость исторического познания народной культуры, но такое познание было второстепенно по отношению к официальным архивным документам, заключавшим в себе информацию об исторических фактах(25).

Позитивист, аналитик и историк литературы А.Н. Веселовский при изучении народных песен и духовных стихов отбрасывал всякие априорные построения и принятые ранее категории, отстранял определения, построенные Миллером и Буслаевым на основании отвлеченных признаков, и придерживался лишь строгой последовательности фактов. Группируя духовную культуру в исторической преемственности и эволюции, ученый не стеснялся брать факты из самых различных источников, выясняя пробелы прошлого наблюдениями над настоящим, сближая явления на низшей и высшей ступенях творчества, если они были вызваны аналогичными психическими условиями(26).

Несмотря на наметившееся расширение источниковой базы исторической науки, памятники духовной культуры считались второстепенным типом источников, так как в представлениях профессиональных историков они не заключали в себе неопровержимых фактов. Однако к концу XIX века вопросы духовной культуры уже стали рассматриваться в рамках истории русской культуры. Об этом свидетельствовал выход обобщающих трудов П.Н. Милюкова(27), который продолжил традиции государственно-исторической школы, что сказалось и на освещении духовных оснований русской культуры. В отечественной науке «Очерки по истории русской культуры» П.Н. Милюкова были первым опытом научно-популярного описания социокультурного процесса. Каждую из проблем, как-то: население, экономический быт, государственный и сословный строй, веру, творчество, образование, автор исследовал в процессе исторического развития. Как и многие позитивисты, Милюков искал в человеческой природе объяснения общественных процессов, подводя их под законы биологии и психологии. При этом он выступал противником монистического взгляда на историю.

Главным фактором в формировании духовности русского народа Милюков считал церковь и школу. Результаты анализа позволили ему дать ответ на центральный вопрос второй части труда - о происхождении и наиболее характерных чертах духовной розни интеллигенции и народа. В контексте проблем данной диссертации обращает на себя вывод Милюкова о том, что языческая старина надолго оставалась неприкосновенной и в течение веков мирно уживалась рядом с официальными формами новой религии. Двоеверие составляло одну из особенностей русской культурной истории.

Материалистическая концепция истории культуры, основанная на марксистской точке зрения, нашла отражение и в трудах Г.В. Плеханова. В «Письмах без адреса» он писал, что смотрит «на искусство, как и на все общественные явления, с точки зрения материалистического понимания истории»(28). Плеханов считал, что источником духовных запросов народа, являются материальные условия жизни общества. Поэтому истоки народной культуры лежат в утилитарном подходе людей бесклассового общества на окружающий мир. В своих работах Плеханов выдвинул тезис об азиатстве русского исторического процесса, что, по мнению автора, не могло не отразиться и на духовной жизни русского народа.

Главные сюжеты работы М.Н.Покровского, написанной в русле изложенных выше идей, - экономическая жизнь как основа культурного процесса в историческом развитии. Он заложил такую традицию советской историографии как изучение истории культуры в виде набора ее отдельных областей. При этом фольклор выделялся самостоятельным блоком в рамках истории становления древнерусского государства(29).

С конца 20-х годов, когда усилиями новой власти понятие «духовность» заменяется понятием «идейность», вырабатывалось иное методологическое отношение к изучению русской культуры. Основополагающим тезисом стало, согласно классовому принципу, положение В.И.Ленина о двух культурах в каждой национальной культуре: культуре трудящихся и культуре эксплуататорских классов. Фольклор, как в советской исторической науке, так и в других областях отечественной гуманитаристики того времени, стал отождествляться с устным народным поэтическим творчеством, где народность также трактовалась с позиций советской идеологии, когда право на «народность « имели только избранные социальные группы - «трудящиеся». Носителями же фольклора стали выступать исключительно трудящиеся массы, то есть крестьянство и пролетариат. В конечном счете, всем остальным социальным группам общества было отказано в праве на свою устную традицию. Фольклор рассматривался как простое отражение реальной народной социально-экономической действительности, не принимая во внимание методологических достижений исторической антропологии. Поэтому в начале 30-х годов традиция историко-культурного анализа фольклора в контексте духовной и повседневной жизни была серьезно ослаблена, и фольклор различных эпох практически не воспринимался советскими историками как исторический источник духовной сферы национального бытования. В частности, Б.Д. Греков предлагал для решения нелегкой исследовательской задачи «проникнуть в сердце и мозг славянина столь далекой от нас поры», используя фольклор. При анализе внутреннего мира наших далеких предков наряду с археологическими материалами и свидетельствами античных и византийских писателей историк обращал внимание на «пережитки,. оставшиеся бытовать в сказках, песнях, былинах, обычаях»(30). К сожалению, Греков сам не обращался к такому анализу, ограничиваясь материалами иностранных свидетелей. Как продолжатель государственной исторической школы в советском варианте исследователь предпочел использовать все исторические источники, имевшиеся в его распоряжении, для типизации и синхронизации всех исторических процессов на Руси западноевропейскому вектору(31).

Как отмечалось выше, большинство советских историков культуры рассматривали фольклор в рамках конкретной области культуры - литературы, тем самым, оставляя без внимания большие пласты невербальной народной культуры. Такой подход характерен для серии очерков по истории российской культу-ры(32). Вместе с тем, в этих изданиях имеется ряд ценных замечаний о соотношении фольклора и истории. Так в книге по истории русской культуры средневековья в очерке О.В. Орлова «Литература» подчеркивается, что фольклор сохранил высокие народные идеалы, имеющие непреходящее значение. Для предлагаемого исторического исследования ценным является замечание о широкой типизации исторического процесса в былинном эпосе, о его отвлеченности от конкретных исторических событий(ЗЗ).

Отдельные вопросы народного творчества затрагивались в трудах советских исследователей по истории культуры разных эпох(34). Немало интересного материала о народной культуре содержат талантливые произведения A.M. Панченко(35). Однако комплексного изучения народного творчества как отражения духовной жизни русского народа на протяжении большого исторического времени в региональном аспекте не проводилось.

Фольклор более позднего времени, а особенно советский фольклор по известным идеологическим соображениям вообще выпадал из поля зрения, как историков, так и фольклористов. Так в трудах по истории советской культуры проблемы фольклора в СССР подменялись рассказом о художественной самодеятельности, которая отождествлялась с народным творчеством(Зб). Как известно, в XX столетии в нашей стране окончательно сформировался феномен фольклоризма, вписывающийся в требования официальной идеологии, о чем говорится в диссертации. В значительной степени самодеятельность советского периода, взявшая начало от любительства в народной среде XIX века, была поставлена под контроль государства, которым управлялась и регламентировалась. По известным причинам в исследованиях советских историков эта проблема не поднималась.

Следует отметить, что в советской историографии имелись работы, посвященные вопросам народной культуры как элемента духовного бытования в разные периоды истории России. Однако эти исследования касались отдельных исторических периодов и не отражали всей палитры внутреннего мира наро-да(37). В ряде случаев данные исследования имели этнографический уклон(38).

На историческое изучение фольклора как элемента русской духовной культуры серьезное воздействие оказало состояние отечественной фольклористики в 20-е - 40-е годы XX века. С одной стороны, для нее, как и для советской гуманитаристики в целом, в тот период был характерен догматизм, когда изучение истории и теории фольклора непременно увязывалось с работами В.И.Ленина, К.Маркса, Ф. Энгельса. В фольклоре в первую очередь выискивались классовый инстинкт народных масс, настроения протеста против угнетателей. Один из видных исследователей фольклористики Ю.М. Соколов рассматривал в 40-е годы главную тенденцию ее развития как линию «постепенного освоения принципов и методов марксизма-ленинизма.»(39). В связи с этим критике подвергались как дореволюционные ученые - Ф.И.Буслаев, А.Н. Веселов-ский, так и исследователи, чье творчество было альтернативно вульгарно-социологическому подходу.

С другой стороны, в те годы была проведена подготовительная работа по обобщению истории русского фольклора и истории фольклористики. Эти усилия реализовались в ряде трудов, вышедших в 50-е годы(40). Советский период отмечен также большой собирательской и публикаторской деятельностью фольклористов(41). Наряду с этим, были переизданы дореволюционные собрания русского фольклора - сборники А.Н. Афанасьева, В.И. Даля и других. Кропотливая работа по сбору местного фольклора велась исследователями южных регионов России, о чем будет сказано несколько ниже. Все это фольклорное богатство, научно обработанное и систематизированное, является ценной источ-никовой базой для историков, обращающихся к методам исторической антропологии, новой культурной истории, микроистории.

Немалый вклад в разработку истории фольклора внесли советские ученые-лингвисты, работавшие в разное время(42). В их работах мы находим ценные замечания о природе фольклора, что, в свою очередь, позволяет через «лингвистический поворот» реконструировать духовную жизнь народа на основе комплекса исторических источников, значительным среди которых является фольклор.

Например, на наш взгляд, Ю.М. Соколов справедливо отмечал, что фольклор нельзя сводить только к понятию словесной поэзии, так как оно не покрывает собой всего круга явлений. Невозможно разграничить факты словесного творчества и другие способы художественного выражения (жест, мимику, пляску, напев и т.д.). Доля историка культуры представляется значимой, как и тезис о том, что народное творчество неразрывно связано с самыми разными проявлениями психической деятельности (43).

В работах более позднего исследователя В.Е. Гусева мы находим важные для исторического анализа соображения по вопросу о границах понятия «фольклор» и объективных признаках этого культурного феномена (44). Для нас существенным представляется деление им всего комплекса практической и духовной деятельности в сфере культуры на две группы: эстетически оформленные предметы, выполненные из природных материалов, и продукты духовного производства.

Однако наиболее интересными для исторического изучения духовного развития российского общества представляются труды В. Я. Проппа и его последователей. Этот интерес объясняется рядом обстоятельств. Прежде всего, он связан с тем, что, несмотря на обвинения «в противостоянии методам марксизма-ленинизма», В.Я. Пропп сумел сохранить собственное видение фольклора, в том числе и как исторического явления. Он заложил основы структурно-типологического анализа памятников народного творчества, что чрезвычайно актуально для современной культурной истории. В 70-е - 80-е годы XX века оформилась структурно-семиотическая фольклористика, которая позволяет историку понять фольклорный источник как текст определенной знаковой системы, а также историко-типологический метод, когда фольклорные произведения рассматриваются в контексте истории и этнографии(45).

Дя историка работы В.Я. Проппа и его соратников привлекательны и в силу того, что их понимание историчности фольклора вступило в противоречие с мнением маститых советских историков средневековой России. В частности, для осмысления духовной истории российского народа сквозь призму фольклора важна дискуссия В.Я.Проппа с академиком Б.А. Рыбаковым(46). Историк Рыбаков, посвятивший немало лет истории русской культуры, считал былинный эпос «ценнейшим источником родной истории». Вместе с тем, он ставил знак тождества между летописью и былиной и, таким образом, представлял сведения былин как конкретные исторические факты(47). В подтверждение своей теории Рыбаков проводил фактологическое сравнение данных летописей и эпоса, зачастую прибегая к натяжкам. Разбирая методологию Рыбакова, Пропп упрекает историка в том, что он, как последователь исторической школы, ищет в фольклоре отображение конкретных исторических событий и исторических деятелей, текущую политическую историю. Пропп признает, что былина возникает на исторической почве, но ее историчность состоит в том, чтобы установить эпоху, когда зарождалась идея былины, как она развивалась в иные эпохи, забывалась и опять возрождалась. Народная идея отражала не конкретные исторические события, а вековые идеалы. Таким образом, былины по Проппу отражают не «одноактный акт создания», а «длительный процесс», в котором отражается историческая воля народа.

Надо отметить, что данная дискуссия была продолжена уже внутри исторического сообщества в 80-е годы. Оппонентами Б.А. Рыбакова на этот раз выступили И.Я. Фроянов и Ю.И. Юдин(48). Они возражают академику, который былинный историзм видел в отражении готовых исторических фактов, и считают более убедительной позицию В.Я. Проппа. Рассматривая Новгородский быт, драму средневековой русской семьи, ленинградские историки доказывают, что в фольклоре нашли отражение исторические явления и процессы, а не конкретные события.

Исторический контекст фольклора представлен и в трудах Д.С. Лихачева. Он вводит понятие эпического времени былин, как обозначение условного прошлого, говорит об основных характеристиках фольклора, среди которых -анонимность как поэтическая черта фольклорного произведения, однолиней-ность в развитии его действия(49). Эти наблюдения выдающегося ученого помогают историку понять состояние духовной жизни в контексте фольклора изучаемой эпохи.

В первой половине XX века отечественные ученые не раз обращались к вопросам об общей природе культуры. Их взгляды позволяют более точно определить методологические и теоретические принципы освещения истории духовной жизни народа избранного региона. В первую очередь, необходимо обратиться к наследию М. М.Бахтина, который предложил опыт феноменологического анализа личностного и исторического в культуре (50). Субъект культуры, по М.М. Бахтину, есть единственно активная формирующая энергия, данная не в психологически концентрированном сознании, а в устойчиво значимом культурном продукте, и активная реакция его обусловлена структурой образа, ритмом обнаружения, выбором смысловых моментов. В творчестве субъект выступает как целое через форму отношения к событию, через форму его переживания. Философия культуры рассматривалась последователями феноменологической школы как основа, на которой гуманистические ценности и принципы историзма способны органично вписываться в новую мировоззренческую парадигму.

Новый подход к проблеме эволюции культуры, который был сформулирован П. Сорокиным, сводился к тому, что культура подобно живому организму зарождается, развивается и умирает. Данная философская концепция позволяет взглянуть на мировую культуру как систему, состоящую из ряда культур, каждая из которых развивается в своем темпе. Ученый различал системы социокультурных феноменов разных уровней. Самый высокий из них образует системы, сфера действия которых распространяется на многие общества (суперсистемы)^ 1). Эти социологические построения помогают автору данной диссертации понять социальные аспекты культурного развития в историческом процессе.

Иное понимание феномена культуры базируется на пульсирующем характере культурного процесса, где каждая эпоха, будучи неповторимой и своеобразной, включается в общий ход эволюции. Эта мысль представляется особенно плодотворной для исследования истории духовной жизни народа вообще и для понимания исторических изменений в повседневном слое народной культуры того или иного локального сообщества в частности. Не менее важной в историческом контексте является взгляд на неравномерность культурного процесса, в котором наблюдаются ритмические колебания. При этом этапы культурной динамики рассматриваются не как последовательно сменяющие друг друга, а как одновременно существующие в культуре. В тот или иной момент ее состояния реализуется одна из потенциальных возможностей, остальные заложены в латентной форме (52). Плюралистический образ культуры сводится к отрицанию завершенности эволюционного процесса. Его течение охватывает все культурные явления во все периоды истории на ограниченных участках пространства. В этом потоке каждый элемент действует на другие, а те, в свою очередь, воздействуют на него. Образующиеся комбинации и синтезы культурных элементов представляют собой сложную конфигурацию. Если возникает конфликт с другими частями культуры, то паттерн может быть отвергнут и устранен из общего потока, как не имеющий высокой культурной ценности. «Если же этого не случится, и другие паттерны культуры будут способствовать его росту., то данный образец обычно кумулятивно развивается в том направлении, в каком он первоначально начал дифференцироваться благодаря.инерции» (53). Данные идеи позволяют рассматривать один из элементов духовной культуры - фольклор - как элемент системы, испытывающий влияния остальных составляющих этой системы в историческом пространстве.

В современных условиях ученые-историки все больше обращаются к пониманию не столько процессов, сколько субъектов этих процессов. Такая «понимающая» история уделяет большое внимание поступкам, намерениям, смысловым образам людей, живших в ту или иную эпоху. Именно фольклор содержит в себе тайну человеческих идеалов и действий в отношении этих идеалов. Успешное декодирование фольклорных текстов в этом контексте требует знания, как достижений социальной психологии, так и психологии культуры и искусства. Вот почему мы обратились к творчеству Л.С. Выготского(54). Ученый ясно видел, что развитие человеческого сообщества тесно связано с перестройкой мышления и деятельности, поэтому один из фундаментальных вопросов в изучении динамики культурных процессов - это соотношение биологического и социального. Сопоставляя психические функции, Выготский пришел к выводу, что мышление своим становлением и развитием обязано культурным факторам. Социокультурная среда формирует и складывает все высшие формы поведения, все то, что в развитии личности выстраивается над элементарными функциями. Разработанная им типология когнитивных способностей и вербального мышления служит ключом в изучении исторических изменений и межкультурных различий в мышлении. В ходе мутаций и селекции происходит приспособление познавательных структур к реалиям жизни. Эволюция тела следует за типологическими сдвигами в формах культуры. «Ножницы» между скоростью культурной эволюции и скоростью биологической эволюции указывают на формирование когнитивных способностей сформированного культурой образа жизни. Гармония биологической, социальной и культурной природы человека складывается в точке их совместного развития (55).

Плодотворным для анализа проблем являются исследования семиотической школы. Методы семиотики при анализе текстов фольклорных произведений, как вербальных, так и иных, позволяют глубже проникнуть в толщу народной культуры, услышать народные голоса разных эпох, лучше понять картину их мира, стереотипы поведения, горизонты ожиданий. Эти взгляды нашли отражение в трудах Ф. де Соссюра, Р. Барта, К. Леви-Строссаи др.(56). Например, Леви-Стросс, изучая социальные и культурные структуры, представил ритуалы, тотемы, мифы как знаковые системы и выявил множественность культурных форм. Выдвинутая ученым идея «нового гуманизма», не знающего сословных и расовых ограничений, создала условия для перехода от символической теории мифа к структурной.

Особое место в определении методологии предлагаемого исследования занимают работы главы тартуской школы семиотики Ю.М. Лотмана(57). Для нас представляют ценность как его общие положения о семиотике культуры и теоретические представления о развитии культуры в ее различных типах, так и отдельные идеи, непосредственно касающиеся методологии конкретных вопросов предлагаемого исторического исследования. В частности, большой интерес в контексте культурного пограничья населения Кубани представляют его размышления о границе в пространстве семиосферы(58). Кроме того, такие его труды, как «Устная речь и историко-культурная перспектива», «К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи»(59) помогают выбрать более точный инструментарий для анализа фольклора как формы устной речи.

Автором диссертации изучен большой пласт работ зарубежной гуманита-ристики XX века, в которых исследуется феномен культуры(бО). Эта литература позволила уточнить некоторые методологические подходы к истории духовной жизни славянского населения Кубани с точки зрения его фольклора. Так в работах Л.Уайта привлекает внимание его концепция эволюции культуры и этнологический и лингвистический анализ культуры одного из индейских наро-дов(61). При выявлении места культуры в историческом процессе автор диссертации обращался и к трудам американского антрополога А.Л. Крёбера(62).

В 70-90-е годы XX века философские аспекты теории и истории культуры активно и плодотворно изучались отечественными учеными. При всем многообразии концепций философы едины в одном: культура есть сложная система, являющаяся подсистемой бытия. Сформулированные приоритетные направления в исследовании истории культуры служат ориентиром в современных научных поисках (63).

Современная отечественная историография представлена немалым числом работ об истории русской культуры(64). Помимо научного интереса и новых методологических возможностей это связано с введением в учебные планы российских вузов дисциплины «Культурология». Следует также выделить работы Е. Ю. Зубковой(65), в которых автор широко использует в качестве источника советский фольклор для анализа духовной атмосферы тех лет.

Однако среди этого многообразия исторических и культурологических исследований нет ни одного, где бы эволюция духовной культуры на протяжении нескольких эпох рассматривалась на примере динамики фольклора.

Значительным разделом историографии диссертационного исследования является местная литература. История собирания на Кубани этнографического материала о быте, мировоззрении и художественном творчестве казачества началась уже в первые десятилетия XIX века. К работе, которой руководил Кавказский отдел Императорского Русского географического общества, привлекались администрация Кубанского казачьего войска, местная интеллигенция, духовенство. Первое историко-этнографическое описание общественных и семейных отношений, воспитания, предметов быта было сделано И.Д. Попко в книге «Черноморские казаки в гражданском и военном быту»(66).

Многочисленную группу составляют историко-этнографические материалы, относящиеся к 70-м годам XIX - началу XX века, в которых представлены едва ли не все жанры и виды народного творчества Кубани. Многообразие тем, художественных образов, поэтических приемов, яркий колоритный язык характеризуют этот пласт народной художественной культуры. На основе комплексной программы статистико-этнографического описания населенных мест Кубанской области была собрана богатейшая коллекция сведений по культурной истории региона(67).

Первые попытки аналитического подхода к песенному творчеству обнаруживаются в публикации Е. Передельского, вышедшей в свет в 1883 году(68). Стремясь к возможно более точной характеристике песенного наследия, автор описал местную манеру исполнения и народный инструментарий, разработал классификацию бытовых и обрядовых песен. Собирателю удалось зафиксировать более ста словесных и музыкальных текстов, многие из которых уникальны.

К историографии духовной жизни кубанцев можно отнести «россыпи» размышлений Ф.А. Щербины в двухтомном сочинении «История Кубанского казачьего войска», содержащем обширные сведения о нравах и межэтническом взаимодействии кубанцев(69). В целом дооктябрьская историография создала положительный облик казака, в котором усматриваются черты пассионарности, набожности, верности Отечеству и престолу.

Если до революции и в 20-е годы сбором и систематизацией произведений народного творчества занимались отдельные энтузиасты из числа любителей, ученых и представителей творческих профессий, то в 30-50-х годах сбор и обобщение памятников традиционной культуры Кубани стал централизованным и управляемым(70). Результатом этнографической собирательской работы стало создание комплексных работ. Например, по итогам этнографической экспедиции, предпринятой сотрудниками Института этнографии Академии наук СССР и Московского государственного университета в 1952-1954 годах, стала коллективная монография «Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани»(71). Исследование выявило ярко выраженную динамику традиционной культуры славян Кубани: доля аутентичных культурных форм сократилась, им на смену пришел организованный досуг.

В 60-70-х годах в стране началось возрождение краеведения. Появились исторические исследования о Кубани. В это же время заметно активизировалась собирательская и исследовательская деятельность в крае. Богатейшим традициям хорового исполнительства посвящена монография С.И. Еременко «Хоровое искусство Кубани»(72). Хронологический диапазон исследования охватывает без малого два столетия и содержит ценные сведения об особенностях домашнего ансамблевого пения, о полковых песенных традициях, о концертной и исполнительской деятельности Войскового певческого хора и хоровом движении любителей.

Весомый вклад в разработку исторических и музыковедческих проблем народно-песенного искусства Кубани внесли И.А. Петрусенко, A.A. Слепов, В.Г. Комиссинский, И.Н. Бойко (73). Исследованию народной и сценической хореографии посвящены труды Л.Г. Нагайцевой особенно те разделы, в которых зафиксирован переход аутентичной пляски в формы сценической хореографии^).

Начиная с конца 1980-х годов, и, особенно с момента официальной реабилитации казачества внимание историков, этнографов, филологов, фольклористов, искусствоведов к истории и современному состоянию традиционной культуры Кубани усилилось.

Тенденции в развитии и обновлении фольклора успешно изучаются сотрудниками Центра народной культуры при Кубанском академическом казачьем хоре. Стратегия исследований базируется на методологическом принципе единства всех этапов процесса (собирание - архивная обработка - изучение -издание). Наряду с кубанской тематикой разрабатываются проблемы этнической и культурной истории донских, терских, уральских, сибирских и дальневосточных казачеств(75).

Разностороннее освещение проблем аутентичной культуры представлено на конференциях регионального и международного уровня. В последние годы защищен ряд кандидатских и докторских диссертаций общетеоретического и прикладного характера, выпущены монографии по вопросам обычаев и традиций Кубани и этнической истории казачества(76).

Вместе с тем пока еще недостаточно изучены вопросы взаимодействия традиционной культуры со сценическими, вторичными формами. Как правило, ученые ограничиваются стандартными временными рамками: конец XVIII - начало XX века. Однако история народной культуры Кубани не закончилась революцией и гражданской войной. В XX веке историко-культурный процесс испытал на себе мощное влияние идеологических, экономических и интеграционных факторов. Быстрыми темпами развивались вторичные формы народного искусства, трансформировались многие жанры аутентичного фольклора. Осмысление динамики и взаимодействия этих двух пластов культуры дает возможность выявить их содержательные аспекты, ход культурной эволюции, устойчивость и приспособляемость культурных форм к новым реалиям.

Специфика работы диссертанта заключается в том, что два спектра анализа - история народной культуры и фольклоризм как вторичная форма художественного производства не разведены, а рассматриваются в совокупности и взаимовлиянии. Обращение к традиционной культуре как составной части духовного мира с позиций истории есть объективная социальная потребность. Она вызвана все усиливающимся разложением духовно-культурного климата российского общества под натиском американизированного глобализма, вытесняющего традиционные исконные ценности, агрессивно навязывающего несвойственный россиянам стиль поведения и мышление. Все это требует совершенствования современной культурной политики, эффективность которой напрямую зависит от использования научно обоснованных идей. Кроме того, исследование народной культуры как базисного элемента духовной жизни славянского населения Кубани на протяжении двух последних веков пока еще находится в стадии своего становления. Данный феномен практически малоизучен, а специальных работ явно недостаточно.

Чтобы исключить двусмысленность в толковании основных понятий, которыми мы будем оперировать в диссертации, выскажем свою позицию на этот счет. Ключевыми из них являются, прежде всего, «духовная культура» и «духовная жизнь». Первое понятие, и это следует подчеркнуть, включает в себя связь духовного и материального производства, их взаимовлияние и взаимопроникновение; процесс создания, передачи, потребления и функционирования духовных ценностей. Исходя из этого, духовную культуру можно определить как исторически обусловленную совокупность материальных и духовных ценностей, созданных и создаваемых человечеством в процессе своей жизнедеятельности.

К основным элементам духовной культуры относятся:

Система философских, политических, экономических, эстетических нравственных, педагогических, религиозных взглядов людей;

Воспитание как духовное воздействие;

Просвещение и образование как способ распространения знаний;

Художественная культура (литература, профессиональное искусство и фольклор);

Язык и речь как средство общения между людьми;

Мышление;

Нормы поведения;

Образ жизни и быт.

Духовная жизнь проявляется в следующих основных формах:

В познавательной деятельности, направленной на познание природы и человеческого общества;

Ценностной ориентации (выборе, предпочтении, оценке);

В практической деятельности;

В общении людей в быту, в процессе производства и досуга.

Духовная жизнь истинного христианина основана на любви, справедливости, милосердии и вере. Православная вера является базисом духовной культуры всех восточнославянских народов - русских, украинцев, белорусов, исторической формой духовности, в которой накоплены высочайшие художественные, этические и эстетические ценности. Соединив в себе элементы языческой и христианской культуры, народная культура до сегодняшнего дня обеспечивает духовную преемственность сменяющих друг друга поколений во всех сферах их жизни. Духовная жизнь требует от человека внутренних усилий и труда.

К базовым категориям относится понятие «ритуал», в котором мы усматриваем некий стереотип, форму человеческого поведения, имеющего сакрально-мифологический смысл. Поведенческий ритуал свойственен и животным, но для животных это инстинктивно заданная моторика, в то время как ритуал, совершаемый человеком, наполнен идеями, образами и фантазиями. Эволюционный смысл ритуального поведения определен многократно выполняемыми действиями, ритмикой и акцентацией движений. Для ритуального поведения обязательна символичность и коммуникативная нагрузка.

Более простым типом культурной регуляции можно считать обычаи, складывающиеся на основе целостных и привычных образцов поведения, совершаемого по установленному поводу в определенное время и в определенном месте. Концепт обычая включает такое поведение, которого придерживаются все члены сообщества при любых обстоятельствах. Нарушение обычая может повлечь за собой санкции, начиная от неодобрения до различных форм наказания. Обычай выполняет функцию обязательного для исполнения образца поведения и может быть как положительным, так и отрицательным.

Обычаи, совершаемые в определенном месте и в положенное время по тому или иному поводу, принято обозначать понятием «обряды». Обряды более формализованы, нежели обычаи и связаны с выполнением определенных магических действий.

Цель исследования - анализ традиций и динамики народной культуры славянского населения Кубани как базисного элемента духовной повседневности, и вторичных форм культурной практики, находящихся во взаимодействии и взаимовлиянии. Такой подход предполагает изучение ценностно-нормативных идей, представлений, способов символического и предметно-материального воплощения, имевших место в разные периоды культурной истории региона. Эти важнейшие компоненты духовной культуры позволяли этнокультурному сообществу осознавать себя целостным организмом и поддерживать свою самобытность в течение длительного времени. Для науки важны и технологии практического оперирования ценностями, символами, смыслами, формами их поддержания, обновления и передачи от поколения к поколению. В таком контексте обретают свой методологический статус носители духовных традиций. Органическая связь между ценностно-нормативной системой, формами функционирования и социальной трансмиссии в рамках конкретной этнокультурной организации дает возможность видеть трансформацию духовной культуры как постоянно протекающий и незавершенный процесс, сопровождающийся сменой культурных парадигм и технологией их реализации.

Задачи исследования: 1. Выявить роль Русской Православной церкви в организации духовной жизни славянского населения Кубани.

2. Охарактеризовать полифункциональную природу традиционной культуры и механизмы передачи культурного опыта.

3. Определить исторические границы бытования кубанского фольклора и фольклоризма, проанализировать причины трансформации региональных традиций народной культуры в связи с эволюцией общества.

4. Изучить культурные формы, социальную базу и тенденции в их сохранении и совершенствовании.

5. Осмыслить качественные изменения, произошедшие в духовной культуре славянского населения Кубани за два последних столетия.

6. Сформулировать пути сохранения культурной специфики региона в условиях интеграции и глобализации.

Источниковая база исследования. В процессе работы было обнаружено огромное количество документов, которые отбирались и классифицировались нами по степени адекватности, надежности, достоверности и точности информации. Они включали:

1. Материалы общего делопроизводства: циркулярные указы, рапорты, докладные записки, донесения, прошения, предписания, отчеты священнослужителей и местных органов власти. Нами использовались документы, извлеченные из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), государственного архива Ставропольского края (ГАСК)(77). К ним относятся материалы по учреждению Русской Православной церкви на Кубани: законодательные и административно-распорядительные акты Святейшего Синода и епархиальных властей об основных этапах и особенностях церковного управления в крае. Особый интерес для исследователей представляют отчеты священнослужителей о состоянии религиозно-нравственного воспитания гражданского населения и в войсках, о численности православных и раскольников среди гражданского населения, об охране памятников старины, статистические сведения по епархии. Широкий пласт истории духовной культуры представлен в актах и материалах об учреждении, строительстве и хозяйстве монастырей, участии пастырей в просвещении, миссионерской деятельности, социальном призрении и оздоровлении прихожан.

2. Документы из фондов архива Краснодарского государственного исто-рико-археологического музея-заповедника им. Е.Д. Фелицина (АКГИАМ): дневники этнографических экспедиций, описи, каталоги, отчеты по истории материальной и духовной культуры славянского населения Кубани (78).

3. Архивные документы местных органов культуры советского периода: копии циркуляров, справки о работе фольклорных коллективов, методические разработки(79).

4. Фольклорные тексты, содержащиеся в рукописных и опубликованных сборниках собирателей фольклора (80).

5. Историко-этнографические материалы, собранные в Краснодарском крае сотрудниками Института антропологии и этнографии Академии наук СССР (30-е годы), Института этнографии им. Н. Миклухо-Маклая (50-60-е годы), московскими и местными деятелями литературы и искусств(81).

6. Для получения исчерпывающего описания и воссоздания объективной картины прошлого и нынешнего состояния народной культуры, мы обращались к живым людям - носителям фольклорных традиций. Полевой материал зафиксирован диссертантом в различных территориальных зонах Краснодарского края (82).

7. Документы личного характера: дневники и мемуары, воспроизводящие события и факты истории и культуры региона (83).

8. Периодическая печать с корреспонденциями о культурном наследии Кубани. Прежде всего, следует отметить, публикации в «Кубанских областных ведомостях» и «Кубанском казачьем вестнике» за период с 1868 по 1917 годы, центральных и местных изданиях и за рубежом.

9. Фонетические источники (магнитофонные и видеозаписи), иконографические материалы (рисунки, репродукции, фотографии).

Научная новизна исследования заключаются в следующем:

1. Впервые на основе междисциплинарного комплексного подхода предпринято специальное исследование народной культуры и ее вторичных форм как части духовной жизни славян Кубани.

2. Расширены хронологические рамки исследования (конец XVIII - XX вв.), что обусловлено спецификой формирования культурного пространства на территории Кубани. Авторская концепция поэтапной трансформации народной культуры позволяет по-новому трактовать историю зарождения и развития аутентичных и вторичных форм духовного производства.

3. Установлены причины динамических сдвигов в народной культуре, типичные для отдельных периодов культурного прошлого региона. Доказано, что изменения в структуре традиционного фольклора и взаимодействие его с фольклоризмом связаны с влиянием внешней среды и процессами, происходящими внутри системы.

4. В диссертации впервые сформулировано системное представление о своеобразии славянской ветви регионального фольклора как базисного компонента духовной жизни казачества. Привлечение полученных автором научных данных позволило критически переосмыслить ряд принципиальных вопросов, касающихся мировоззренческого контекста народной культуры, классификации жанров и видов фольклора славян Кубани, не существующей в столь полном объеме.

5. Разработаны теоретические основания для квалификации традиционной культуры Кубани как субкультуры восточнославянских народов - русских, украинцев и белорусов.

6. Реконструированы основные этапы становления, формирования и развития народного творчества на протяжении двух последних столетий.

7. Показаны механизмы передачи культурного опыта, социальная база и тенденции в сохранении и совершенствовании культурных форм в отдельные исторические периоды.

8. Изучены и впервые введены в научный оборот многочисленные архивные данные, фольклорные источники и полевые материалы автора. С их помощью уточнены и интерпретированы факты культурной истории региона, особенно советского и постсоветского периодов.

Это первый обобщающий труд, не имеющий аналогов в отечественной истории.

Практическую значимость диссертации автор видит в возможности использования идей и выводов, полученных в ходе исследования, при моделировании стратегии развития культуры региона, в совершенствовании деятельности центров национальных культур, департаментов и научно-методических центров культуры и искусства.

Материалы диссертации положены в основу базового учебного курса «Народная художественная культура» и спецкурсов «Фольклор славян Кубани»,

Современная празднично-обрядовая культура региона», «Фольклорный театр». Эти предметы входят в федеральный и региональный компоненты учебных программ факультетов традиционной культуры и социально-культурной деятельности Краснодарского государственного университета культуры и искусств и используются в обучении менеджеров досуга и творческих специалистов - руководителей любительских хоров, ансамблей народных инструментов, студий народного декоративно- прикладного искусства. Новые архивные документы, впервые введенные в оборот, и полевой материал автора помогут ученым, аспирантам, студентам, краеведам, этнографам, музейным работникам глубже разобраться в специфике исторического и культурного прошлого края.

Основные положения, выносимые на защиту: 1.Духовная жизнь славян Кубани в своих истоках определялась православными верованиями и традициями народной культуры, в частности, аутентичным обрядовым и внеобрядовым фольклором.

2. Специфика кубанского славянского фольклора, основу которого составляли культурные традиции казачества, сложилась под влиянием военно-территориального устройства, сословной принадлежности, исторического опыта, географических и природных условий. Аутентичный фольклор, отражавший глубинные процессы в индивидуальном и коллективном сознании, обеспечивал интеграцию субъектов культурной жизни, создавал предпосылки для восприятия прошлого, настоящего и будущего, выступал средством универсализации идей.

3. По мере формирования и исторического существования локальных сообществ в рамках территориального, межкультурного и полиэтнического пространства в аутентичном фольклоре происходили качественные изменения. Процесс этот носил поэтапный характер.

Начало культурогенеза определялось потребностями населения в сохранении и поддержании традиций метрополий. В типе личности казака органично соединялись унаследованные религиозные и культурные формы предков-воинов и земледельцев. Энергия сохранения культурного наследия концентрировалась в традиционных верованиях, обычаях и обрядах, музыкальных, хореографических, словесных, игровых жанрах, в народном декоративно-прикладном творчестве. Завершение первой стадии совпало с окончанием боевых действий в Закубанье и означало наступление предела в качественной перестройке природы аутентичного фольклора.

4. Вторая половина XIX века стала временем активного динамического развития субкультуры, постоянно нуждающейся в инновациях. Доминирующим свойством славян-кубанцев выступала лиминальность - потребность и способность выходить за пределы культурных традиций. Сложившийся в границах казачьего сословия традиционный фольклор активно вбирал в себя духовные ценности других этнических и социальных групп. Решающую роль в этом процессе сыграли новые «контркультуры» - молодежи, женщин, казачьей старшины, интеллигенции. Этот этап ознаменовался расширением жанрово-видового состава за счет параметра «площади» и «качества». Охватывая разнообразные формы культурного творчества, фольклор представлял собой самоорганизующуюся и развивающуюся в историческом процессе систему, каждый элемент которой занимал свое определенное место и находился во взаимодействии с другими элементами. Стимулирующую роль в этом сыграли начальное образование, книжное и газетное дело, ломка сословных перегородок, внедрение новых способов хозяйствования, изменения в структуре и содержании народного досуга и быта. В недрах аутентичного фольклора сначала сформировались, а затем выделились из него сценические формы народного искусства. Базой фольклоризма стали школьные учреждения, праздничные ярмарки, общественные и офицерские собрания, клубы. В массовые формы досуга превратились народный театр, хоровое и инструментальное исполнительство. Тиражирование изделий ремесла, экспансия городской моды и культуры соседних этносов ускорили процесс трансформации народно-бытовых традиций. Появились новые жанры и формы творчества: песни литературного происхождения, бытовые пляски с элементами светских и горских танцев, театрализованные массовые представления. Одновременно стали угасать жанры исторической и хороводной песни, календарный и семейно-бытовой фольклор.

5. Третий этап в развитии регионального фольклора начался с утверждением в России власти большевиков. Уже в первые десятилетия художественному творчеству народных масс целенаправленно придавался организованный характер. Сценическое искусство рассматривалось идеологами социализма как эффективный способ управления массовым сознанием. Развитие любительства и профессиональных форм искусства, ориентированных на фольклор, тормозило вмешательство государственных структур и утверждение единых критериев оценки деятельности любителей и профессионалов.

6. На четвертом этапе (60-80-е годы) исчерпались эволюционные возможности празднично-обрядовой культуры, сократилась сфера бытования вне-обрядового фольклора. Трансформация сопровождалась дальнейшим разрушением семантического ядра, ослаблением функций рекреации, воспроизводства и трансляции аутентичного фольклора.

Вместе с тем модернизация сельской и городской социокультурной среды, смещение механизма передачи фольклорных традиций в сторону опосредованных контактов (печатная продукция, радио, телевидение) активизировали поиск и внедрение в быт утраченных форм народного творчества. Востребованными оказались оригинальные продукты ремесла, коллекционирование, сценические формы творческого воплощения, позволявшие проявлять индивидуальность.

7. Последний, пятый этап в динамике системы наступил в 90-х годах XX века. Катализаторами на границе взаимодействия традиционного фольклора и

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА внешней среды послужили процессы глобализации, урбанизации, приток мигрантов и, как следствие, нарушение этнического баланса на территории края.

8. Система аутентичного фольклора стремится к максимальной устойчивости. Способность к самостоятельной перестройке возможна при условии невмешательства в механизмы ее функционирования, а также предоставления носителям фольклорных традиций полной свободы творчества.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на региональных и вузовских конференциях, опубликованы в центральных и местных изданиях, а также за пределами России - в Украине и США. Полученные результаты исследования нашли отражение в монографиях «Фольклор славян Кубани: историко-культурологический анализ», «Народная культура славян Кубани (конец XVIII - начало XX в.), «История становления и развития духовной культуры восточнославянского населения Кубани». Научно-методические материалы изложены в книге «Сценические формы кубанского фольклора», апробированы в работе самодеятельных и профессиональных коллективов края.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, 14 параграфов и заключения, снабжена примечаниями, списком литературы и источников из 505 наименований и приложением.