Говорухина Ю. Русская литературная критика на рубеже ХХ-ХХI веков

Введение

Познание и самопознание литературной критики: границы интерпретации

Литературная критика «толстых» журналов рубежа ХХ - ХХI веков: обстоятельства функционирования
Социокультурная и эпистемологическая ситуация конца ХХ века

Формы бытования литературной критики на рубеже ХХ - ХХI веков

Литературная критика «либеральных» журналов: объектное поле, интерпретационные стратегии, ценностные ориентиры
Метакритика конца ХХ - начала ХХI веков: поиск идентичности и стратегии самоинтерпретации
Общественное сознание как объект внимания литературной критики: интерпретационные стратегии, ценностные ориентиры

Освоение литературной практики рубежа веков в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь»

Стратегии и тактики присвоения литературного поля критикой «Нашего современника» и «Молодой гвардии»

Персональные коммуникативные и интерпретационные стратегии в критике «толстых» журналов рубежа ХХ - ХХI веков
Н. Иванова - критик-семиотик
В. Бондаренко - критик-патриот
«М. Липовецкий-критик» как фантомная идентичность
В. Курицын - критик-постмодернист
Д. Быков - журналист в критике

Заключение
Литература

Говорухина Юлия Анатольевна ,
Сибирский федеральный университет, кафедра русской и зарубежной литературы ,
профессор ,
доктор филологических наук ,
доцент ,
Почта

УДК 82.09
ББК 83
Г577

Научный редактор: В. А. Суханов, д-р филол. наук, проф. Томского государственного университета

Рецензенты: В. Н. Крылов, д-р филол. наук, проф. Казанского (Приволжского) федерального университета
М. А. Хатямова, д-р филол. наук, проф. Томского политехнического университета

Говорухина Ю.А.
Г577 Русская литературная критика на рубеже ХХ-ХХI веков / Ю. А. Говорухина. - Красноярск: Сиб. федер. Ун-т, 2012. - с.
ISBN 978-5-7638-2567-1

В монографии выявляются причины эпистемологического тупика,
в котором оказалась теория критики в 1980-е годы, предлагается вариант его преодоления.
В границах тер-минологического и понятийного поля герменевтической онтологии выявляется
и описывается структура литературно-критической деятельности,
вводятся новые классификационные критерии для типологии современной литературной критики.
Автор анализирует внутренние механизмы порождения интерпретационных
стратегий и риторики «либеральной» и «патриотической» толстожурнальной критики рубежа ХХ-ХХI веков.
Отдельная глава монографии посвящена исследованию интерпретационных и коммуникативных стратегий Н. Ивановой,
В. Бондаренко, М. Липовецкого, В. Курицына, Д. Быкова.
Издание адресовано профессиональным критикам, филологам, лингвистам,
литературоведам и читателям, интересующимся вопросами теории и истории литературной критики,
герменевтики, текстопорождения и восприятия.

УДК 82.09
ББК 83

ISBN 978-5-7638-2567-1
Сибирский федеральный университет, 2012

Научное издание
Юлия Анатольевна Говорухина
Русская литературная критика на рубеже ХХ-ХХI веков

ВВЕДЕНИЕ

Современный этап литературоведения характеризуется ситуацией методологического плюрализма, гуманитарного «взрыва» (Ю. М. Лотман), «эпистемологического разрыва» (М. Фуко), совпавшего с тотальной модернизацией всех уровней социальной жизни. Рубеж ХХ-ХХI веков в гуманитарной сфере - время терминологической неопределенности, когда понятия лингвистики, философии, психологии и психоанализа, социологии, культурологии, герменевтики и семиологии конкурируют в языковой картине мира. Возникают новые области гуманитарного знания, обостряются терминологические и понятийные проблемы, формируются многообразные подходы к исследованию и истолкованию как отдельных терминов, текстов, литературных явлений, так и литературного процесса в целом. Все это определяет актуальность изучения разных уровней литературного процесса рубежа ХХ-XXI веков: от исследования художественных миров отдельных авторов до выявления закономерностей, тенденций развития ведущих (литературных) направлений в широком литературном контексте. В то же время предметом большинства исследований становится по преимуществу художественная литература, в то время как современная литературная критика, являющаяся неотъемлемой частью литературного процесса и выполняющая функцию самосознания литературы, пока должным научным образом не описана и не исследована. Формирующиеся новые методологические подходы используются для исследования исключительно художественной литературы.
Литературная критика изучается в рамках прежних методологических парадигм, созданных в 1970-1980-е годы - в период активного развития теории критики (работы В. И. Баранова, Ю. Б. Борева, А. Г. Бочарова, Б. И. Бурсова, А. С. Бушмина, А. Н. Иезуитова, В. Н. Коновалова, М. Я. Полякова и др.). Позитивистски ориентированная и в этом своем качестве генетически восходящая к метакритике ХIХ века, теория критики этого периода актуализирует понятия «метод», «объективность», «научность», направляет исследовательские усилия на анализ содержательных, проблемных историко-культурных аспектов литературно-критической практики.
В конце 1980-х - начале 1990-х годов литературоведение накапливает основательный опыт критического осмысления позитивистских концепций литературной критики (в работах В. С. Брюховецкого, Г. А. Золотухина, В. Е. Хализева, Л. В. Чернец), однако методологического обновления, которое могло бы послужить импульсом дальнейшего активного развития теории, в 1990-е годы не произошло. Сегодня теория критики как отдельная самостоятельная ветвь литературоведения практически не существует, отсутствуют методологические и теоретические основания для исследования современной литературно-критической практики. Внимание литературоведения обращено к истории критики, персональным критическим дискурсам XIX - начала ХХ века , истории критики того или иного региона . К новейшему времени хронологически наиболее приближены исследования, посвященные критике А. И. Солженицына . Научное же изучение современной критики, главным образом, ограничивается узким лингвистическим аспектом , посвящено новым формам бытования критики . Отсутствуют целостные монографические исследования, посвященные осмыслению специфики литературно-критической деятельности и ее структуры, взаимодействию критики и риторики, изучению современной критики: ее проблемно-тематического поля, методов, ведущих персональных коммуникативных и интерпретационных стратегий, типологии дискурсов.
Такая ситуация в изучении современной литературной критики объясняется, на наш взгляд, двумя основными группами взаимосвязанных социокультурных и теоретико-методологических причин. Первая- специфика самой литературно-критической ситуации. Еще в XIX веке сложилось мнение о том, что в идеале именно критика определяет направление, стержень журнала. Переходные периоды 1950-х - начала 1960-х годов (оппозиция «Нового мира» и «Октября»), второй половины 1980-х - начала 1990-х годов (оппозиция «Нового мира» и «Молодой гвардии», «Огонька») - время острейшей журнальной борьбы, пропаганды своих ценностей. Идеологическая составляющая в период «оттепели» и перестройки обусловливала особенности литературно-критического мышления, ценностные иерархии, оценки. Критика являлась центром общественного внимания, литературные статьи вызывали отклик не меньший, чем сами литературные произведения, а «толстые» журналы переживали настоящий бум. В 1990-е годы, по мнению самих критиков, критика перестает восприниматься как поле идеологической борьбы, журналы теряют былое позиционное единство, а в конце 1990-х - начале 2000-х годов процесс противостояния перетекает в процесс диффузии . Неслучайно в дискуссиях последних лет одной из причин упадка журналов называют публикацию в них идеологически (в широком значении) разнонаправленных публицистических и литературно-критических работ. Консервативно ориентированная критика уже в 1990-е годы преодолевает сложившийся своеобразный закон критического освоения только «своих» текстов, а либеральная во второй половине 1990-х практически перестает быть агрессивной в отношении своих оппонентов.
Ситуация идентификационного кризиса в критике 1990-х годов осложнилась сменой поколений: большая часть критиков периода «оттепели», для которых процесс самоидентификации предполагал в основном социальное и идеологическое самоопределение, уходит из литературной жизни. Приходящее в критику молодое поколение работает в совершенно иных социокультурных обстоятельствах, ему в меньшей степени свойственно стремление выступать «от группы» и более характерен эгоцентричный тип проявления «самости».
Вторая группа причин эпистемологического тупика отечественной теории критики - отсутствие методологической парадигмы, которая была бы релевантна особенностям литературно-критического мышления переходной эпохи, сформированного кризисными социокультурными обстоятельствами. Все это обнажает проблему построения нелинейной модели литературно-критической деятельности, типологии литературной критики, поиска новых классификационных критериев, лежащих в области текстопорождающих механизмов. Существующие сегодня основания типологии современной критики (по форме бытования: журнальная, газетная, телевизионная, сетевая; по ценностно-идеологическому критерию: либеральная, патриотическая) охватывают лишь видимый пласт литературно-критического дискурса и не дают представления о коммуникативных и интерпретационных механизмах современной литературной критики, самоидентификационных процессах, протекающих в ней.
В обстоятельствах отсутствия теоретико-критического дискурса функцию самоосмысления берет на себя сама критика. В «толстых» журналах рубежа ХХ - ХХI веков она представляет такой опыт интерпретации и самоинтерпретации, который начинает противоречить сложившимся теоретико-критическим описаниям, требуя смены научного подхода. Традиция классической методологической герменевтики, полагающая средоточие смысла в авторской интенции либо в самом тексте, не «совпадает» ни с опытом интерпретационной деятельности, ни с самопредставлением современного критика, который склонен в собственной деятельности видеть процесс самоосмысления, понимания не столько текста, сколько себя в связи с этим текстом, и который воспринимает литературно-критический акт как творческий, сродни художественному. Ситуация «конфликта интерпретаций» внутри метакритики (теоретико-критической и литературно-критической) делает актуальным поиск нового методологического основания для исследования критики постсоветского периода, которое, с одной стороны, преодолевало бы позитивистскую гносеологическую парадигму, а с другой, соответствовало литературно-критической практике и отразившимся в ней коммуникативным (в широком значении) установкам. На наш взгляд, таким основанием для адекватного современной литературной критике метакритического описания может стать герменевтико-онтологическая философская традиция в комплексе с «археологическим» структурализмом М. Фуко и коммуникативным подходом к тексту.
В предлагаемом исследовании современный литературно-критический дискурс рассматривается как способ осмысления и описания социокультурных событий постсоветского периода в социальном и экзистенциальном аспектах и поиска новой литературно-критической (само)идентичности. Литературная критика изучается в контексте теоретической проблемы способов презентации события в различных нарративных дискурсах и понимается как особое коммуникативное пространство, в котором смысловая организация критического текста и структура предполагаемой авторской программы воздействия на читателя находятся в особом взаимодействии с прагматикой текста. Кроме того осуществляется анализ интерпретационных и коммуникативных стратегий ведущих представителей критики рубежа ХХ-ХХI веков как форм проявления типологического и индивидуального в осмыслении социокультурных явлений и поисках самоидентичности.
Построение типологии литературной критики рубежа ХХ-ХХI веков потребовало привлечения всего множества критических текстов, опубликованных в период с 1992 по 2002 год. Основным материалом исследования стала идеологически и эстетически многообразная литературная критика «толстых» журналов («Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Наш современник», «Молодая гвардия»). Выбор в качестве материала «толстожурнальной» критики обусловлен тем, что она представляет такую форму бытования литературной критики, которая наиболее остро почувствовала системный и в том числе литературный, кризис конца ХХ века, и в этом смысле наиболее явно демонстрирует процесс поиска новой идентичности.
Выбор журналов обусловлен необходимостью привлечения в качестве материала идеологически разнонаправленных критических суждений, исследования качественного изменения оппозиции либеральной и патриотической критики на рубеже веков. Исключение из сферы анализа критики, публикуемой в журналах «Вопросы литературы», «Новое литературное обозрение», «Критическая масса» и т.п., объясняется литературоведческой направленностью этих журналов, в то время как нашей целью является осмысление феномена литературной критики «толстого» журнала конца ХХ века: его идеологической основы, познавательных установок, определяющих стратегий функционирования, специфики освоения литературного пространства.
В главе «Познание и самопознание литературной критики: границы интерпретации» исследуется метакритический и теоретико-критический дискурс. Выявление инвариантных познавательных установок метакритики позволяет выявить причины эпистемологического тупика, в котором оказалась теория критики в 1980-е годы, и поставить проблему его преодоления. Во второй главе «Герменевтико-онтологическая интерпретация литературно-критической деятельности» дается обоснование возможности использования герменевтико-онтологической методологии для осмысления феномена современной литературной критики и ее соответствия современной критической практике. В границах терминологического и понятийного поля герменевтической онтологии выявляется и описывается структура литературно-критической деятельности, предлагается иное содержательное наполнение категории метода литературной критики, вводятся новые классификационные критерии для типологии литературной критики. Акцентирование момента «вопрошания», интерпретации как феномена (само)понимания позволяет по-новому осмыслить суть критической деятельности, представить ее как сложноструктурированное целое, компоненты которого динамичны, обусловлены доминирующей целеустановкой, изначальной ориентированностью текста на Другого (над уровнем истолкования текста и его оценки надстраивается уровень гносеологической и коммуникативной установок, которые обусловливают программу интерпретации. Первая во многом определяется социокультурной ситуацией, в которой функционирует критик как «вопрошающий». Вторая является важным структурообразующим фактором, именно вокруг реципиента формируется вся коммуникативная модель литературно-критической деятельности), что дает основание переосмыслить традиционно позитивистски рассматриваемую категорию «метод литературно-критической деятельности» и позволяет выработать такую модель метода, которая охватывает все компоненты структуры критической деятельности.
В третьей главе «Литературная критика «толстых» журналов рубежа ХХ - ХХI веков: обстоятельства функционирования» описаны такие обстоятельства функционирования литературной критики, которые входят в область коммуникативного контекста и определяют пред-структуру критической деятельности.
Динамике внутренних механизмов порождения литературно-критической практики 1990-х - начала 2000-х годов посвящены четвертая и пятая главы. В четвертой главе «Литературная критика «либеральных» журналов: объектное поле, интерпретационные стратегии, ценностные ориентиры» изучается динамика внутренних механизмов порождения литературно-критической практики либеральных «толстых» журналов 1990-х - начала 2000-х годов. Ее структура отражает главные составляющие объектного поля критики: сама критика и разные аспекты ее функционирования, общественное сознание в ситуации ценностного слома, литературная практика. В исследовании критики «либеральных» журналов выделяются несколько моментов: 1) смена статуса, потеря читателя в их влиянии на процесс самоидентификации критики в 1990-е годы и используемые ею стратегии самоутверждения; 2) онтологическое объяснение выбора критикой фрагментов литературной практики; 3) семантическая характеристика «вопроса», который задает критик как «вопрошающий», обращаясь к литературному бытию и бытию, отраженному в литературе (как характеризует этот «вопрос» саму критику, какой «ответ» вычитывает критика в литературной практике и какой «ответ» предлагает сама, можно ли говорить о конфликте интерпретаций). На основании анализа «ответов» и «вопросов» выделяются инвариантные познавательные установки, которые являются условием появления того множества критических суждений, которое и составляет реальное разнообразие критики рубежа ХХ-ХХI веков.
Пятая глава «Стратегии и тактики присвоения литературного поля критикой “Нашего современника” и “Молодой гвардии”» посвящена исследованию литературной критики «патриотических» журналов. Акцент сделан на изучении интерпретационных стратегий и риторики «патриотической» критики. Непримиримость в борьбе с ложными ценностями, активное использование лексики со значением борьбы, войны и моделирование ситуаций боя, значимость концептов «героическое», «свой», «чужой», отсутствие гибкости в критериях оценки литературного явления определили поиск гносеологического инварианта на уровне используемых стратегий и тактик «захвата» литературного/идеологического поля.
В шестой главе «Персональные коммуникативные и интерпретационные стратегии в критике “толстых” журналов рубежа ХХ-ХХI веков» анализируются интерпретационные и коммуникативные стратегии ведущих критиков (Н. Ивановой, В. Бондаренко, М. Липовецкого, В. Курицына, Д. Быкова) в соотнесении с выявленными в предыдущих главах типологическими особенностями и динамикой литературной критики рубежа веков.
Автор выражает искреннюю признательность коллективу кафедры истории русской литературы ХХ века Томского государственного университета, а также И. В. Силантьеву, В. Н. Крылову, К. В. Анисимову за интерес, проявленный к исследованию, и высказанные замечания, благодарит Л. П. Быкова, С. С. Имихелову, А. П. Казаркина, И. В. Кондакова, А. И. Куляпина, В. В. Мароши, И. И. Плеханову, М. А. Хатямову, А. А. Шунейко, чьи отзывы, вопросы были учтены в работе над книгой.
Выражаю глубокую благодарность своему учителю и научному редактору В. А. Суханову.

Автор надеется на отзывы, вопросы, замечания, комментарии ().

Ермолаева И. А. Литературно - критический метод В. В. Розанова: Истоки. Эволюция. Своеобразие: дис. ... канд. филол. наук. Иваново, 2003; Юрина Н. Г. Литературно -критическая концепция В. С. Соловьева: истоки, становление, развитие: дис. ... канд. филол. наук. Саранск, 2004; Локтева С. А. Типологические принципы литературной критики А. М. Скабичевского: дис. ... канд. филол. наук. Смоленск, 2005; Крылов В. Н. Русская символистская критика (1890-1910-е гг.): генезис, типология, жанровая поэтика: дис. ... д-ра филол. наук. Казань, 2007; Чернаков И. Э. «Художественная критика» И. Ф. Анненского в составе его литературного наследия: дис. ... канд. филол. наук. Вологда, 2007 и др.

критика в рулинете как звено коммуникативной системы: автор-текст-аудитория. Теория вопроса: дис. ... канд. филол. наук. М., 2006;Чиненова О. С. История телекритики в России на фоне истории русской литературной критики: дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2006; Пасынков Н. В. Литературная критика в средствах массовой информации в русскоязычном Интернете 1994 - 2006 гг.: дис. ... канд. филол. наук. М., 2006.

Так, например, А. Василевский отмечает: «Идет процесс медленной диффузии между “патриотической” и “либеральной” сферами в местах их соприкосновения. Эта диффузия имеет самые разные формы» (см.: Ответственность и ответность литературной критики: материалы круглого стола: [Электронный ресурс]. URL: http://lecture.imhonet.ru/element/1005065/ (дата обращения: 16.12.2010)).

Редактор
Корректор
Компьютерная верстка

Подписано в печать.
Печать плоская. Формат 60х84/16
Бумага офсетная. Усл.-печ. л. 18,5.
Тираж 100 экз.
Заказ 7530.

Редакционно-издательский отдел


660041, Красноярск, пр.Свободный, 79.

Отпечатано полиграфическим центром
Библиотечно-издательского комплекса
Сибирского федерального университета
660041, Красноярск, пр.Свободный, 82а.
.

Я изучаю разные многие темы о нашем обществе и его метаморфозах. Вот интересная тема - критика и мнение в условиях 21 века. Интересно, что в ней есть и правда и неправда, причем именно одно и тоже высказывание, не его отдельные элементы, а оно все вместе является правдой и неправдой одновременно, в условиях, когда право на высказывание получили вообще все члены общества.

Убермаргинал (это такой ник одного человека, живущего в Калифорнии, известного в определенных кругах, в которые я не вхож) о русских писателях (мат и вводные слова я вырезал, это запись разговора с видео):
"Илья Масодов, который написал,"Мрак твоих глаз", "Тепло твоих рук" и так далее, великий русский писатель современный, который, к сожалению, аноним, а может быть, и к счастью. Про него часто пишут, мол, Масодов - это не просто псевдоним, а это собирательное имя, как Козьма Прутков, Сократ Платонов, - это, на самом деле, Мамлеев, Сорокин, Довлатов, типа МаСоДов, как бы, Мамлеев-Сорокин-Довлатов. Но понимаете, в чем проблема, проблема в том, что ни Мамлеев, ни Сорокин, ни Довлатов писать, как Масодов, никогда не могли и не могут. Мамлеев умер и Довлатов тоже, насколько я понимаю. Но никогда у них такой строки гениальной не было. Никто из этих троих не смог бы написать "Мрак твоих глаз". Они в плане именно составления художественной строки - они бездарные абсолютно. Мамлеев мог бы придумать образы, которыми пользовался Масодов. У Мамлеева хватило бы на это, в принципе, такой особой мрачной эстетики, если бы "Шатуны" прочитать, да? Сорокин - может быть, хотя это уже не его стилистика, потому что там про говно, по сути дела, ничего нет. Довлатов - это просто какие-то анекдоты про пердуху. Я не знаю, как это можно литературой вообще считать, в принципе. Даже если взять литературу чисто 20-го века. В 20 веке были Чингиз Айтматов, были... Шукшин, был этот, как его звать, "Зияющие высоты", как его звать-то, логик который, которого выгнали из совка еще, вылетело из головы, Зиновьев, Зиновьев был, и так далее. То есть сколько писаталей! Но признание настоящее имеют Солженицын, Довлатов. То есть были реально ориганальные люди, да? Которые писали оригинальные вещи, да? Зиновьев, Шукшин, Айтматов, Мамлеев - если вам совсем андерграунд нравится. Но популярность имеет Довлатов."

Вот такое мнение. В нем правда и неправда. Одновременно и в одном месте.

PS Кстати, я прочитал сборник рассказов Масодова 15 лет назад. И он произвел на меня большое, сильное впечатление, глубокое. Но потом у меня начался бурный роман с постмодернизмом. Сорокина всего прочитал и дальше все в онгоинге читал. Постмодернизм - да, было бурно, моя брошенная девка. Сейчас интересно - зашел бы мне Масодов романами или нет.

: «Достоевского я читал как родного, как своего…». И дело не столько в полном приятии транслируемых мыслей, сколько в подспудном иррациональном ощущении чего-то выверенного, настоящего – такого, чему сразу даёшь право на жизнь, чему потом можно посвятить время, чтобы логически достраивать и «додумывать», – и, как ни странно, упрямый ум впоследствии всегда подтверждает верность первого спонтанного чувства.

Несмотря на кажущуюся необычность оценок или суждений, на многочисленные утверждения о «спорности» или «ошибочности» взглядов критика мы не найдём ни одного места в его книге, которое подлежало бы дисквалификации за подтасовку фактов или называние «чёрного» – «белым». Энциклопедическая точность, быстрота реакции, отсутствие описательности, смелость, редкий дар называть вещи своими именами – без утаиваний и подтекста – вот характеристика «литературного портрета» самого Ю. Павлова. Не лишне будет добавить, что некоторые из упомянутых черт сегодня считаются моветоном. Итак, перед нами настоящий критик – трезво мыслящий, живой, неравнодушный, чутко откликающийся на явления современности, вдумчиво анализирующий факты уходящей действительности.

Заслуга Ю. Павлова и в том, что многие статьи его книги повествуют о ныне действующих литераторах – а всегда трудно писать «о живых», о тех, кто ещё сегодня творит и смотрит тебе в глаза – готовый опровергнуть неосторожное слово или неверную оценку, кто ещё не поставил точки, кто активно развивается.

Открывается книга интереснейшим и нестандартным размышлением о Василии Розанове, без которого, по слову Ю. Павлова, «любой серьёзный разговор о литературе, истории, России немыслим». В связи с именем философа звучат имена Ф. Достоевского, К. Леонтьева, Н. Страхова. Смысловыми точками, задающими линию жизненного и творческого пути автора «Опавших листьев», становятся религиозно-церковная культура, восприятие личности через Бога, через «культы» семьи, дома, народа, Родины.

Добавляя свои штрихи к портрету В. Кожинова , Ю. Павлов упоминает В. Розанова и М. Бахтина как мыслителей, определивших творческую судьбу Вадима Валериановича, – таким образом, становится понятна логика расположения статей в книге. Несмотря на то, что в основе статьи о В. Кожинове, по признанию Ю. Павлова, «лоскутное одеяло» из статей и набросков предыдущих лет, обнаруживаем целостный исследовательский пласт. Обращают на себя внимание детали, воспроизводящие обстановку замалчивания 60-летия В. Кожинова. Отталкиваясь от них, с уверенностью можно сказать, что автор книги был одним из тех, кто уже в 80-е годы оценил масштаб личности В. Кожинова, и более того – подтвердил это делом, ещё тогда написав первую статью о нём. Рассматривая этапы становления В. Кожинова-мыслителя, Ю. Павлов старается подходить к фактам биографии критика непредвзято, затрагивая и «запретные» темы, например, вопрос русско-еврейских отношений. На фоне портрета главного героя – В. Кожинова – даны оценки и характеристики многим явлениям литературы, истории и философии.

Статьёй о Михаиле Лобанове опрокинуто мнение о том, что в современной критике нет подлинных богатырей, людей, у которых совпадают слово и дело. Ведущий идеолог «русской партии», М. Лобанов через свою личную творческую судьбу пронёс чувство сопричастности судьбе народной, религиозно-духовное восприятие мира. Это отчётливо просматривается в сравнениях с современниками. Например, жилищные условия у многих русских критиков оставляли желать лучшего – в случае В. Кожинова и М. Лобанова это были квартиры, в которых проживало по 13-15 человек. И неслучайно возникают параллели с известным эссе «Полторы комнаты», с историческими фактами «завоевания Москвы» в 20–30-е годы, в том числе, заселения в арбатские квартиры тех, кто впоследствии будет жаловаться на несправедливые притеснения. Духовная автобиография М. Лобанова помещается и в контекст мемуаров «шестидесятников», например, Ст. Рассадина. Не будем опережать события и дадим будущим читателям этой книги самолично увидеть «инаковость» мнений, суждений и образа существования людей, живших в одну эпоху, но как будто бы в разных измерениях. Мера, которою меряют события, людей, собственную жизнь М. Лобанов и Ст. Рассадин, – разная, и для каждого она в той или иной степени определяет их личную судьбу. В этом легко убедиться. Принцип «писать с любовью» воплотился во всех работах М. Лобанова, «не покидавшего передовую» отечественной литературы, – не случайно статья Ю. Павлова продолжает этот принцип, только уже применительно к самому М. Лобанову.

Образцом принципиального подхода к фактам литературы служит статья Ю. Павлова, анализирующая размышления одного «эстетствующего интеллигента» о В. Маяковском. Те самые розановские «мелочи», из которых складывается целое, позволяют читателю составить «общее представление о времени, Маяковском, о многом и многих». Хлестаковскому подходу к оценкам русской литературы, «сарновской “лапше”» Ю. Павлов противопоставляет работы В. Дядичева и других честных и непредвзятых исследователей.

Прослеживая творческий путь «одного из лучших критиков второй половины XX века», И. Золотусского, Ю. Павлов попутно затрагивает проблемы сути критики, её разновидностей, свободы и самостоятельности мысли. Отмечая колоссальную работоспособность и весомый вклад И. Золотусского в историю русской критики, Ю. Павлов поверяет работы мыслителя временем, отмечая несомненные заслуги автора книги о Н. Гоголе, его смелые, точные высказывания о литературе в многочисленных статьях, однако приводит и некоторые суждения критика о политических и культурных деятелях XX века, вызывающие принципиальное несогласие. На поставленные вопросы Ю. Павлов даёт собственные аргументированные ответы, предвидя, впрочем, что они вызовут несогласие как И. Золотусского, так и многих других.

Сквозь разговор о веке XX в книге проступают голоса из XIX века: К. Аксакова, А. Хомякова, Н. Страхова и других, – «услышанность» которых стремится усилить Ю. Павлов. Так, например, суждения В. Лакшина о воле и неволе, применительно к «лагерной прозе», проходят «проверку» мыслями К. Аксакова, изложенными в статье «Рабство и свобода», а в целом творчество потенциального преемника А. Твардовского на посту главного редактора «Нового мира» – отношением к народу, русской литературе и истории. В отличие от тех, для кого В. Лакшин остался вечно «левым», Ю. Павлов сумел увидеть свидетельства «поправения» критика на краю земной жизни. Интересно сравнение творческого пути В. Лакшина с линией развития мировоззрения В. Белинского, которого друзья-западники перед смертью упрекали в «тайном славянофильстве». Такая чуткость к твоим работам – редкий подарок, выпадающий не всякому литературному критику. В связи со сказанным хочется привести одно из признаний автора книги: «Я 20 лет пишу преимущественно “в стол”…» Будет ли прочитан Ю. Павлов – критик и литературовед, – столь внимательный к чужим книгам?

Личность «костромского критика» И. Дедкова проступает на фоне оппозиций «Москва – провинция», «личность – масса», «семья – бездетность», «государственность – неприязнь к государству», выстроенных Ю. Павловым. «Дисциплинированный» (по слову В. Бондаренко) И. Дедков получает сразу много характеристик – русский, советский, либеральный. Сам критик разделял литературную деятельность на «сухой остаток» – написанное – и на то, что в счёт не идёт: «борьба за должности, суета, речи, заседания». Ю. Павлов обращает внимание на другое: факты биографии И. Дедкова, его отношение к отцу, к жене, детям, провинции, продажности, предательству и, анализируя пройденный критиком путь, приходит к выводу, возможно, для многих звучащему неожиданно: «…И. Дедков как отец и муж мне видится гораздо значительней как личность, чем И. Дедков-критик. В первом качестве он до конца «провинциал», «моральный консерватор», русский человек».

В статье о Ю. Селезнёве – одном из самых заметных критиков 70 – 80-х гг. XX века, – Ю. Павлов выдвигает на первый план «незаметные» или искажённые страницы его творческой биографии, во-первых, подчёркивая, что ещё в годы обучения на историко-филологическом факультете Краснодарского пединститута Юрий Иванович «выделялся среди студентов обширнейшими и разносторонними знаниями, полемическим даром»; во-вторых, отмечая, что вся последующая литературная деятельность могла взойти только на «краснодарской почве»; в-третьих, обозначая большую положительную роль В. Кожинова в судьбе критика; в-четвёртых (а по смысловому наполнению – во-первых), справедливо утверждая, что в критических статьях, книгах, на посту редактора серии «ЖЗЛ», на путях к постижению Ф. Достоевского и всей русской литературы Ю. Селезнёв был настоящим подвижником, человеком принципиальной честности и колоссальной работоспособности. Рассматривая отношение к Ю. Селезнёву, выразившееся в мемуарах и статьях современников, Ю. Павлов выделяет высказывания Ю. Лощица, А. Казинцева, точно уловивших сущность этого «витязя, русского защитника, заступника» и указывает на фактографические неточности, неувязки А. Разумихина и С. Викулова.

Создавая литературно-критические портреты, Ю. Павлов всегда обращается «к истокам» личности – выявляет скрытые или явные причины, заставившие критика вступить на тот или иной путь. По такому же принципу создан образ «ударника критического труда» В. Бондаренко. Критик, побиваемый своими и чужими за широту взглядов, за обращение к крамольным именам из «чужого» лагеря был проницательно назван «врачевателем любовью» за попытки найти родственные души и тягу к свету в тех, кого давно зачислили в «литературные тролли». И пусть с иронией говорит Ю. Павлов о необходимости литературной «порки», «размазывания», «убивания» – в действительности он совершает обратное: возрождает, защищает и обеляет незаслуженно очернённое.

Литературный портрет А. Казинцева отражает многочисленные грани внутреннего мира этого незаурядного мыслителя, назвавшего критику «искусством понимания», и является не только ответом А. Немзеру, С. Чупринину и другим «принципиально неадекватным» в оценке А. Казинцева, но и ещё одним точным штрихом в исследовании литературного процесса, утверждающим художественность, не замутнённую социальностью, не искорёженную перекосом в сторону формализма. Осмысливая различные рассуждения А. Казинцева о тех или иных авторах, Ю. Павлов вычленяет единый закономерный критерий, применимый к отечественной литературе – «русская матрица». Вне её оказываются национальный эгоцентризм В. Гроссмана, видящего в истории первой половины XX века, переполненной трагедиями разных народов, исключительно еврейскую трагедию; «игру на понижение» и искусственность творчества В. Маканина последних десятилетий; «новая мифология» А. Вознесенского, Е. Евтушенко, А. Рыбакова, В. Войновича, В. Аксёнова, И. Бродского, А. Дементьева и др. Возвращение в лоно критики сегодняшнего публициста А. Казинцева – надежда Ю. Павлова, которую, возможно, не оставит без внимания герой его статьи.

Уважением к таланту и преданности русскому делу проникнут портрет Сергея Куняева, посвятившего свою литературную судьбу восстановлению истинной истории русской литературы XX века. Серьёзная работа в архивах легла в основу уникальных материалов, переворачивающих штампованные версии событий 1920-х–30-х гг. Открытие имён Павла Васильева, Алексея Ганина, Пимена Карпова, Василия Наседкина и др., максимально приближенная к реальности история жизни и смерти С. Есенина, точные оценки творчества Н. Тряпкина, В. Крупина, Л. Бородина, В. Галактионовой, немедленные отклики на явления современности – это и многое другое, выходящее из-под пера Сергея Куняева, вместили страницы «Нашего современника» и других изданий. Верным служителем отечественной литературе, «русскому делу» с «редкой для нашего времени верой в Слово и Человека» вырастает перед нами фигура С. Куняева. И становится очевидной неизбежность перемен, вызванных его подвижнической деятельностью.

О катастрофическом положении современного есениноведения, идеологических перекосах, небрежности и намеренных искажениях творческого пути одного из самых любимых русских поэтов говорит Ю. Павлов в статье «Есениноведение сегодня». Несмотря на весь абсурд пародийно-уничижительной гиппиусовской формулы «Пил, дрался – заскучал – повесился», многочисленные «воспоминания» и литературоведческие изыски воспроизводят именно эту издевательскую схему, умножающую на ноль наследие русского гения. Рассматривая вопросы тайны смерти С. Есенина, об отношении поэта к России, политике, к существующей власти, критик приводит примеры иного – философско-метафизического, православного подхода, осуществлённого в работах Ст. и С. Куняевых, Ю. Мамлеева, М. Никё, Ю. Сохрякова, Н. Зуева, А. Гулина и др., способных служить образцом лучших традиций отечественной мысли.

В статье «Дмитрий Быков: Чичиков и Коробочка в одном флаконе» подчёркивается «шестидесятничество» автора книги о Пастернаке. Ю. Павлов даёт исчерпывающе точные характеристики как «зеркалам» Бориса Пастернака – М. Цветаевой, А. Блоку, В. Маяковскому, А. Вознесенскому, так и его героям – Юрию Живаго, в первую очередь.

На примерах многочисленных фактографических, логических и прочих ошибок Ю. Павлов вскрывает «фантазийную основу» суждений Дмитрия Быкова и его «ПТУшный уровень» знания литературы. Критик защищает от комментариев Быкова «одного из самых достойных государственных мужей России XIX века» – Константина Победоносцева, напоминая, что за время его правления число церковных школ в России увеличилось с 73 до 43 696, а количество обучающихся в них выросло в 136 раз; Ю. Павлов указывает на забытое сегодня, а именно: то, что Обер-прокурор Святейшего Синода уже в своё время точно определил суть либеральной демократии.

Надо сказать, что в отличие от остальных критиков, получивших в книге «Критика XX–XXI вв.» по одному литературному портрету, премированный «трудоголик» Дмитрий Быков, вероятно, сообразно объёму написанных им за довольно короткий период «кирпичей», посвящённых кумирам интеллигенции – Б. Пастернаку и Б. Окуджаве, – оказывается в центре сразу двух статей Ю. Павлова. Нетрудно понять, что импульсом к созданию этих работ послужило возмущённое «не могу молчать» как реакция на искажение ценностей отечественной литературы, на искажение фактов русской истории.

В статье «Дискуссия “Классика и мы”: тридцать лет спустя» Ю. Павлов призывает видеть в классике не «критический-критикующий» реализм, а «духовную реальность», напоминая о завете М. Лобанова постигать литературу через высшие устремления души, искать «не обличение, а (…) глубину духовно-нравственных исканий, жажду истины и вечных ценностей». На красноречивых примерах творчества Э. Багрицкого, В. Маяковского, Вс. Мейерхольда, Д. Самойлова автор статьи проводит мысль о том, что более чем через тридцать лет не утрачивают своей значимости высказывания Ст. Куняева, М. Лобанова, С. Ломинадзе, И. Роднянской; что формально завершившись 21 декабря 1977 года, дискуссия о классике и о русской литературе продолжается и не может быть окончена, поскольку мир между «завоевателями», «маркитантами» и защитниками духовного наследия отечественной культуры невозможен.

Троящаяся личность А. Твардовского вырастает сквозь призму реалий того времени, в преломлении воспоминаний В.А. и О.А. Твардовских, статьи В. Огрызко – Ю. Павлов комментирует разночтения и даёт ответы на спорные вопросы, возникающие при обращении к фигуре бывшего редактора «Нового мира». Автор «Страны Муравии», помещённый в один ряд с создателями «Погорельщины», «Котлована», «Истории дурака» заметно проигрывает и в смелости, на которой настаивают В.А. и О.А. Твардовские, и в объективности, о чём свидетельствует в конце жизни сам А.Т. Твардовский. Снимаются и другие наслоения румян, «высокие скороговорки», адресованные редактору новомировской вотчины. В этом приходят на помощь «Рабочие тетради» А. Твардовского и проверенные по разным источникам свидетельства современников.

Отклик Ю. Павлова на книгу В. Пьецуха «Русская тема» носит подзаголовок «Сборник мерзких анекдотов». Книга видится критику очередным звеном в дискуссии о классике, заново вспыхнувшей в последнее десятилетие, очередным залпом, дискредитирующим лучших представителей русской литературы. Пафос рецензии Ю. Павлова на В. Пьецуха напоминает пафос И. Ильина, защищающего А. Пушкина от желающих узреть его «малость и мерзость», свести жизнь гения к серии анекдотов. А ещё возникает в памяти ответное слово А. Синявскому Р. Гуля «Прогулки хама с Пушкиным» – такое же протестное слово тем, в ком неукротима тяга увидеть в русской жизни не поэзию, а уродство, предмет для насмешек, «тьму египетскую». В каком-то смысле книга Пьецуха и есть «прогулка хама по садам российской словесности», хама, пытающегося насадить мифы о всеобщей нелюбви к Достоевскому, о есенинской страсти к самоубийству, о подпольно-антисоветском «колобке»-Пришвине. И снова, как в случаях с Б. Сарновым, Д. Быковым, вскрыты Ю. Павловым предсказуемые русофобские схемы, вопиющие неточности, вольные интерпретации, преподнесённые «глупо, бесчестно, непрофессионально», без всякого серьёзного обращения к художественным текстам. Не без иронии замечает критик, что разницы между условным «убогим», играющим, прикидывающимся Пьецухом в маске и Пьецухом-«просвещённым» автором совершенно не ощущается.

Ряд «антигероев» из книги «Критика XX–XXI веков» замыкает А. Разумихин, опубликовавший мемуарную статью, посвящённую известным ему лично современникам. Ю. Павлов обращает внимание на то, что в работе А. Разумихина фигурирует вымышленная, но весьма красочно описанная автомашина М. Лобанова, вымышленные характеристики Кабанихи и Катерины, которых никогда не было и не могло быть в книге «Островский» (ЖЗЛ), вымышленная «невостребованность» Д. Асанова, В. Коробова, В. Калугина, вымышленные критерии оценки творческих судеб, вымышленные ситуации, невозможные, если исходить из хронологии событий, из опубликованных и не опубликованных фактов; вымышленные нелепые языковые конструкции бывшего профессионального редактора. Такое «затмение ума и совести» «литературного инопланетянина» А. Разумихина критик считает ничем иным, как саморазоблачением человека, причисляющего себя к стану «русских патриотов».

Противоречивое отношение к учебнику М. Голубкова «История русской литературной критики XX века» высказано Ю. Павловым в рецензии с подзаголовком «Удачная неудача». Озвучивая единственную относительную удачу этой неудачной книги, Павлов делает попытку «выправить» воссозданный М. Голубковым литературный процесс 1960–1970-х гг., добавляя недостающие штрихи и линии, недостающие имена, устраняя фактические ошибки, очевидные алогизмы и отказывается от дальнейшего подробного разбора учебника ввиду несоответствия его ни заявленному разделу литературоведения (учитывая различия между историей критики и историей литературы), ни необходимой научной кондиции.

Герои книги, «живущие» в разных статьях, будто бы связаны между собой незримыми нитями. То там, то здесь возникают В. Розанов, В. Кожинов, Ст. Куняев, С. Куняев, М. Лобанов, В. Бондаренко и др. в связи с тем или иным явлением, с той или иной фигурой. Это говорит о целостности литературного пласта русской критики, взятого Ю. Павловым и помещённого под одну обложку. Фактически, он и сам – один из тех, кто определяет литературный процесс сегодня. По ссылкам на различные статьи, книги, прочие источники, приводимым Ю. Павловым в качестве иллюстраций к различным темам, можно изучить не только историю критики, но и историю русской литературы XX века. Это чтение наполняет энергией, даёт духовный заряд, просветляет душу и приводит в порядок мысли, учит культуре литературно-критического мышления и вдохновляет на занятия критикой.

Каждая статья Ю. Павлова – миниатюрная диссертация, обоснованное и фактоёмкое полноценное исследование, в сжатом виде представляющее итог большой работы – глубокого и серьёзного проникновения в тему. Сейчас подобные системные и качественные исследования встречаются не во всяких диссертациях. Такая книга – приговор тем критикам, которые строят свои доказательства на одной цитате и ловле «словесных блох» в текстах коллег. Если использовать классификацию И. Золотусского, то метакритику Ю. Павлова можно отнести к философской. Тем, кто говорит о критике как о вторичных проявлениях, исходящих от неудавшихся писателей, можно предъявить книгу «Критика XX–XXI веков», в которой есть подлинная философия, подлинная литература, ответы на важнейшие вопросы и требования современной русской жизни.

Упомянутые в книге В. Кожинов и А. Твардовский считали критический дар более редким, нежели писательский. И сегодня, когда доля книг, посвящённых русской критике, по отношению к колоссальному потоку прозы невероятно мала, мы отмечаем выход книги Ю. Павлова «Критика XX – XXI веков: Литературные портреты, статьи, рецензии» как значительную веху современного литературного процесса. Эта книга – ответ на вопрос: что получится, если быть критиком-профессионалом и в применении своих принципов руководствоваться не полумерами и соображениями минутного удобства, не боязнью непонимания или привычными стереотипами, а быть честным и последовательным до конца, оставаясь самим собой.

Лучшим романом признали дебютную работу Хелен Девитт. Главный герой романа - мальчик Людос, который живет со своей мамой Сибиллой в скромной лондонской квартирке и ничего не знает о своем отце. Мать усердно занимается всесторонним развитием ребенка - уже в четыре года он читает «Иллиаду», затем - знает несколько иностранных языков, а потом решает найти отца.

Начало книги, написанное от лица матери, изобилует подробностями. Тяжело продраться через избыточные детали и энциклопедические сведения. Однако терпеливый читатель будет вознагражден.

Джонатан Франзен, «Поправки»

Впервые опубликованный всего за 10 дней жо 11 сентября, роман Франзена стал энциклопедией современной американской жизни. Семейная сага о не очень-то счастливых Ламбертах вобрала в себя множество тем и прославила Джонатана Франзена в США и за пределами страны. Неприглядные, но такие живые герои романа заставляют вот уже 17 лет следить за всеми перипетиями сюжета читателей по всему миру.

Кадзуо Исигуро, «Не отпускай меня»

Нобелевский лауреат 2017 года британец японского происхождения Кадзуо Исигуро с безупречной точностью препарирует в своих романах человеческие души.
«Не отпускай меня» - пугающая книга воспоминаний некой Кэти Х. о ее детстве в стенах интерната и юности уже за его пределами. Действие антиутопии происходит в Британии конца XX века, где стало распространенным клонирование людей.

В 2010 году вышла экранизация романа. Главные роли сыграли Кэрри Маллиган, Кира Найтли и Эндрю Гарфилд.

Шейла Хети, «Каким должен быть человек?»/»Как человеку быть?»

Книгу Шейлы Хети о дружбе двух женщин, которая превратила их во врагов, называют сериалом «Девочки» в прозе. Сама Хетти признается, что не любит писать выдуманные истории, а в ее честном и хлестком романе можно найти реальные электронные письма и разговоры членов арт-тусовки Торонто.

Элена Ферранте, серия «Неаполитанский квартет»

Узнав о пропаже своей «заклятой подруги» Лилы от ее непутевого сына, Лену вовсе не бросается на поиски. Она пишет собственную (далекую от объективности) версию их дружбы, в которой будет всё - первые книги и первые любови, каморра и интеллигенция, ревность и измены, предательство и прощение. История Лену и Лилы в четырех книгах побуждает читателя раствориться в жизнях героинь, нырнуть с головой в омут слов и вынырнуть только на последней странице четвертого романа.

Личность Ферранте таинственна - некоторые считают, что это творческий псевдоним сразу нескольких авторов. Однако есть информация о том, что Элена Ферранте и сама выросла в Неаполе, как героини ее «Квартета» - она пишет о грязных улочках бедных послевоенных кварталов так, что ты тут же (великая сила литературы) оказываешься там вместе с маленькими Лену и Лилой, которые еще не знают, что ждет их впереди.

Мэгги Нельсон, «Аргонавты»

Автобиографическая книга поэтессы Нельсон об отношениях с художником-трансгендером Гарри Доджем - одно из произведений, которые рекомендовала к прочтению актриса Эмма Уотсон. Мэгги Нельсон открыто исследует собственные чувства, говорит, не стесняясь выражений, о родах, сексе и смерти родителей. На русский или украинский произведение пока не перевели, так что, если отважитесь прочесть «Аргонавтов», это будет еще и отличная практика английского.

Роберто Боланьо, «2666»

Роман чилийца Боланьо, умершего в 2003 году, был издан посмертно. Книга состоит из пяти частей, которые автор планировал издавать отдельно, однако его потомки решили, что более органичным будет единое произведение.

Она включает «Историю критиков» о четырех преподавателях немецкой литературы из разных стран, «Историю Амальфитано», главный герой которой - профессор философии родом из Чили, скитающийся по миру; «Историю Фейт» о журналисте из Нью-Йорка, который оказывается вынужден покинуть США и приезжает в Мексику; «Историю преступлений» о страшных событиях, которые творятся в городе Санта-Тереса, и «Историю Архимбольди» о немецком писателе, творчество которого почитают персонажи первой части и который также оказывается в Санта-Тересе.

Пол Битти, «Распродажа»

За эту книгу американец Пол Битти в 2016 году получил Букеровскую премию. Битти, работавший над романом семь долгих лет, в своей сатирической книге говорит о расизме и расовой сегрегации. Но делает это так, как никому еще не удавалось - его книгу считают одним из самых остроумных романов современности, разрушающим все расовые предрассудки.

Рейчел Каск, трилогия «Контур»

В первом романе трилогии мы знакомимся с британской писательницей Фэй, о которой мало что узнаем и в следующих двух книгах. Фэй приезжает на писательские курсы в Грецию и там знакомится с людьми и исследует их истории, стремления и поиски смысла жизни, сама оставаясь загадочной фигурой.

Иэн Макьюэн, «Искупление»

Роман современного британского классика Иэна Макьюэна рассказывает историю рокового поступка, который исковеркал жизни сразу нескольких людей. Брайони, живущая в мире своих фантазий девочка, обвиняет в изнасиловании, которого тот не совершал, возлюбленного своей сестры, сына садовника Робби. Всю последующую жизнь Брайони, ставшая писательницей, пытается искупить свою ошибку.
Книгу Макьюэна экранизировал Джо Райт. В главных ролях снялись Деймс Макэвой, Кира Найтли и Сирша Ронан.

Джоан Дидион, «Год магического мышления»

Писательница и журналистка Джоан Дидион была награждена за «Год магического мышления» Национальной книжной премией. В этой книге Джоан Дидион рассказывает об утрате сначала мужа, писателя Джона Грегори Данна, внезапно умершего от сердечного приступа, а потом и дочери Кинтаны, которая была тяжело больна. Для Дидион собранные в книге обрывки воспоминаний о любимых людях, попытка описать ее эмоции до и после потерь - это, безусловно, терапия.

В моноспектакле по книге сыграла Ванесса Редгрейв. Пьесу написала сама Дидион в 2007 году.

Новой классикой нашего века критики также назвали «Leaving the Atocha Station» Бена Лернера и «Огнеметы» Рейчел Кушнер.

В «Высокий канон» из книг, уже известных украинскому читателю, среди прочих вошли «Средний пол» Джеффри Евгенидиса, «Дорога» Кормака Маккарти, «Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау» Джуно Диаса, «Исчезнувшая» Гиллиан Флинн и «Щегол» Донны Тартт.

Весь список можно увидеть .

Обложка: Susan Yin/Unsplash

Американские литературные критики составили список лучших произведений, созданных за 18 лет XXI столетия.

Попытку создания новейшего литературного канона , собрав мнения критиков, которые пишут как для старых изданий вроде New York Times, так и для сайтов n+1 и других.

После опроса критиков был составлен список из 100 книг, считающихся лучшими из написанных в 21-м веке.

Список возглавил роман Хелен Де Уитт "Последний самурай".

В остальном канон разделили на подразделы – "Новая классика", "Высокий канон" (книги, выбранные двумя респондентами) и "Остальной канон" – книги, наличие которых в "каноне" может обсуждаться, но при этом они все равно знаковые.

В "Новую классику" вошли "Поправки" Джонатана Франзена, "Не отпускай меня" , "Неаполитанские романы" Елены Ферранте, "Аргонавты" Мэгги Нельсон, "Искупление" Иэна Макюэна и другие.

В "Высокий канон" зачислили "Платформу" Мишеля Уэльбека, "Заговор против Америки" , "Дорогу" Кормака Маккарти, "Вулфхолл" Хиллари Мантел. "Исчезнувшую" Гиллиан Флинн, "NW" Зэди Смит, "Щегла" Донны Тартт и другие.

Также в список попали "Приключения Кавалера и Клея" Майкла Чэбона, "Аустерлиц" В.Г. Зебальда, "Oblivion: Stories" Дэвида Фостера Уоллеса, "Голоса Чернобыля" Светланы Алексиевич, романы о Гарри Поттере Джоан Роулинг, "Предчувствие конца" Джулиана Барнса, "1Q84" Харуки Мураками и другие книги.

Читайте также

• Создатели 25-го фильма про Джеймса Бонда объявили имя нового режиссера картины. Как сообщается в официальном твиттере фильма, в режиссерское кресло сел Кэри Фукунага, известный по… 11:31

• Вікторія Бавикіна

  Фестиваль Non Stop Media, который уже многие годы проходит в Харькове в формате биеннале, всегда позиционировался Муниципальной галереей как имиджевое событие с нагрузкой различных… 14:00
• В октября по декабрь 2018 фестиваль кино о правах человека Docudays UA организовывает проект по культурной дипломатии "See Ukraine: Пустий постамент". Как сообщают организаторы, в… 12:20
• В США в возрасте 67 лет умер Тед Мамфорд - четырехкратный номинант премии "Эмми", сценарист и продюсер сериалов "Альф" и "Электрическая компания", сообщает Hollywood Reporter со ссылкой… 11:08
• Львовский областной совет ввел мораторий на публичное использование русскоязычного культурного продукта. Такое решение было принято на сессии 18 сентября. За введение моратория проголосовали… 20:01
• В ноябре свет увидит альбом группы "Thought Gang", созданной Дэвидом Линчем и Анджело Бадаламенти. Как сообщает издание Little White Lies, пластинку записали в 1992 и 1993 годах, когда… 18:54
• Студия Marvel обнародовала первый трейлер к новому фильму из своей киновселенной – "Капитан Марвел". Как сообщают дистрибьюторы картины, на широкие экраны в Украине она выйдет 7 марта… 18:08

• Катерина Яковленко

  Ты работала куратором в разных по формату институциях - М17, Closer, PinchukArtCentre. Какой опыт ты приобрела в каждой институции, какие особенности и различия в этих опытах? Моя… 14:00
• Фильм "Донбасс" Сергея Лозницы выйдет в ограниченный прокат 20 сентября. Как сообщают дистрибьюторы картины, прокат в одном кинотеатре – "Жовтень" в Киеве – состоится в рамках оскаровской… 12:07
• Телесериал "Игра престолов" (Game of Thrones) стал обладателем телевизионной премии Emmy в главной категории - "Лучший драматический сериал". Об этом объявлено по итогам 70-й церемонии… 09:10

• Анатолій Солов’яненко

  У головному музичному ВНЗ країни вперше відбуваються демократичні вибори, а не їх імітація «з одним кандидатом, що має тотальну підтримку». 19:07
• Кинофестиваль в Торонто, который завершился 16 сентября, объявил победителей. Как сообщает издание Vulture, главный приз кинофестиваля - приз зрительских симпатий - достался фильму… 14:45

• Станислав Битюцкий

  В украинской истории было два ключевых периода, когда национальный кинематограф переживал настоящий подъем, а в кино появлялись целые поколения режиссеров с уникальным стилем и фильмами… 14:00
• Японский писатель Харуки Мураками отказался от номинации на альтернативную Нобелевскую премию по литературе, сообщает Kyodo News. Согласно сообщению, писатель обратился к Новой академии… 14:26

• Сергей Ксаверов

  Как и у всякого режиссёра-визионера, у Гиллиама непростая судьба. В момент дебюта в кино в 1975 году он был членом группы «Монти Пайтон» – с её склонностью к сатире при помощи старой… 11:30