Возрождение русской культуры - одна из самых актуальных про­блем современности. К ней привлечено внимание ученых, публици­стов, деятелей культуры и искусства. Целостное представление об историческом пути России еще ждет своих исследователей. Именно поэтому столь необходимо бережно относиться к тем теоретическим концепциям, которые были разработаны, но незаслуженно отвергну­ты или забыты.

Русское зарубежье - понятие не столько географическое, сколь­ко культурно-историческое, и оно характеризует жизнь и судьбу не­скольких волн российской эмиграции. В период XX в. было по-край-ней мере четыре крупных потока эмиграции из России. Каждая вол­на уносила за пределы страны огромный культурный и научный потенциал, вызывала необходимость сохранения русской культуры и одновременно приспособления к новой социальной среде.

Русское зарубежье возникло как обобщенный образ первой вол­ны исхода из России после революции 1917 г. и служило обозначе­нием «второй» или «малой» России, совокупностью диаспор бывших российских подданных, обосновавшихся в разных странах. Русские за рубежом считали своим долгом хранить устои и ценности нацио­нальной культуры, чистоту русского языка, особенности образа жиз­ни, быта, православной веры, традиционных праздников, ритуалов, обрядов, национальных символов, форм общения и гостеприимст­ва, русского искусства и литературы, фольклора и народных промы­слов, рецептов русской кухни.

Конечно, каждый поток эмиграции обладал индивидуальными чер­тами, отличался отношением к России, особенностями национально­го самосознания, причинами отъезда, глубиной связей с культурой покинутого Отечества.

Особенно многочисленной была «первая волна» эмиграции из России в послереволю­ционные годы. По самым приблизительным данным, в эти годы стали изгнанниками око­ло двух миллионов бывших российских граж­дан, а всего в 1920-1925 гг. в разных странах оказалось около 10 миллионов россиян 1 . Так впервые возник термин «русское зарубежье». Культура русского зарубежья - «живая вода» Серебряного века. Она сохранила ду­ховный источник в чистоте, наполнив его преданной и искренней любовью к Родине. Серебряный век - в хронологическом плане понятие достаточно ус­ловное, он охватывает период конца XIX столетия и продолжается до начала Первой мировой войны.

Но это время было столь насыщенным творческим новаторством в художественной культуре, столь интенсивным в поисках нового сти­ля, что вполне заслуженно именуется Серебряным (вслед за Золотым веком пушкинской поры). Это был ренессанс лирической поэзии, рас­цвет символизма в художественной жизни, обращение к проблемам личности в философии, возрождение идей соборности, нравствен­ных идеалов истины, добра, красоты и мудрости. Но наряду с оптими­стической верой в будущее России нарастали критические настро­ения и трагические предчувствия надвигающейся опасности, ожи­дание гибели культуры, пророческие предсказания краха и кризиса. Эта двойственность Серебряного века наложила отпечаток на творчество многих деятелей культуры и вызывала негативное отно­шение к ним в советское время. Поэтому их произведения были поч­ти неизвестны, находились под строгим контролем идеологической цензуры. Предстоит еще большая исследовательская работа по вос­становлению культурного наследия России в полном объеме.

Но Серебряный век не закончился 1914-1917 гг., а имел продол­жение вплоть до конца XX столетия и тем самым оправдал свое на-

1 См. подробнее: Доронченков А. И. Российская эмиграция «первой волны» о нацио­нальных проблемах покинутого отечества. СПб., 1997; Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. Первая треть XX века: Энциклопедический биографический сло­варь. М., 1997; Новиков А. И., Фрейкман-Хрусталева Н. Эмиграция и эмигранты. СПб., 1995; Раев М. Культура Русского зарубежья. М., 1995; Аронов А. А. Воспроиз­водство русской культуры в условиях эмиграции (1917-1939): сущность, предпо­сылки, результаты. М., 1999.

звание «века». Этой вековой длительностью он обязан деятелям культуры русского зарубежья, которые выполнили свой нравствен­ный и патриотический долг, сохраняя и развивая национальное на­следие.

Однако происходило это за пределами России, в условиях вы­нужденной или добровольной эмиграции, изгнания или бегства. Сре­ди эмиграции долго сохранялись надежды на возвращение, и это от­ражалось в настроениях временности пребывания за границей, не­устроенности быта и «чемоданном» образе жизни.

«Первая волна» эмиграции буквально изобилует блестящими та­лантами, великолепными достижениями в художественной культу­ре, в развитии философии и истории, открытиями в науке и технике.

Такой взлет творчества трудно поддается рациональному объясне­нию. Скудные материальные условия, непривычное, а иногда и чуж­дое по образу жизни и духовным ценностям социальное окружение, конкуренция и ограниченные возможности для организации выста­вок, изданий и других форм культурной деятельности, казалось, долж­ны были негативно влиять на творчество. Но происходило обратное. Активно развивалась духовная жизнь, публиковались интересные и новаторские произведения литературы, проводились выставки ху­дожников, с лекциями о русской культуре выступали известные ис­торики и философы.

Несмотря на все невзгоды и испытания, русское зарубежье сыгра­ло уникальную и до сих пор недостаточно оцененную роль в истории мировой культуры.

Даже далеко не полное перечисление деятелей русской культу­ры, оказавшихся в эмиграции, дает представление об интенсивно­сти духовной и интеллектуальной жизни. За пределами России ока­зались всемирно известные писатели: И. А. Бунин, М. А. Алданов, Б. К. Зайцев, А. И. Куприн, Д. С. Мережковский, В. В. Набоков; по­эты 3. Н. Гиппиус, Г. В. Иванов, И. В. Одоевцева, В. Ф. Ходасевич, М. И. Цветаева. Их судьбы сложились по-разному. Одни стремились к возвращению в Россию, другие не помышляли об этом. Но для каж­дого из них важнейшим было творчество, несомненно обогатившее историю культуры.

В 1922 г. по решению Главного политического управления (ГПУ) и советского правительства были высланы многие историки, филосо­фы, социологи, экономисты. Среди них были Н. А. Бердяев, С. Н. Бул­гаков, В. А. Ильин, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, П. И. Новгород­цев, П. А. Сорокин, П. Б. Струве, Ф. А. Степун, Г. П. Федотов,

С. Л. Франк. В эмиграции оказались историки П. Н. Милюков, А. А. Кизеветтер.

Лишь в 1990-е гг. их труды, уже давно известные во всем мире и переведенные на многие языки, были опубликованы в России.

В разных странах продолжали свою художественную деятель­ность композиторы И. Ф. Стравинский и С. В. Рахманинов; артисты Ф. И. Шаляпин, С. М. Лифарь, Т. П. Карсавина, М. Ф. Кшесинская, Д. Баланчин; художники Л. С. Бакст, А. Н. Бенуа, Н. С. Гончарова, 3. Н. Серебрякова, В. В. Кандинский и многие другие.

Перечисление этих имен дает возможность представить судьбу та­лантов, воссоздать картину жизни и творчества российской интелли­генции за рубежом, трудности и препятствия, которые им пришлось преодолевать, а также противоречия и споры, надежды и разочарова­ния,- взаимопонимание и сотрудничество, дружеское общение и уча­стие в решении проблем жизни и творчества.

Для сохранения традиций русской культуры, приобщения моло­дых поколений к богатству русского языка, искусства и литературы, православной религии, истории были организованы школы всех сту­пеней, курсы и университеты, научные центры и издательства.

Поддерживались национальные традиции в различных жанрах ис­кусства, создавались балетные и художественные студии, театраль­ные и музыкальные общества, снимались фильмы, проводились литера­турные вечера и философские диспуты. Немалую роль в сохранении культурного наследия играла Православная Церковь, имевшая свои приходы, храмы, духовные семинарии и богословские институты.

Действовали множество политических, воинских, спортивных, профессиональных, научных, просветительных, благотворительных обществ и объединений, русские дома искусств, библиотеки; прово­дились Дни русской культуры, праздники и юбилеи.

В Берлине был основан Русский институт, продолжала научную деятельность Свободная духовная и философская академия, где чи­тали лекции Н. А. Бердяев, Ф. А. Степун, С. Л. Франк.

В Праге действовал вплоть до 1938 г. Русский народный универ­ситет для подготовки специалистов в различных областях науки. Со­хранению документов, рукописей, писем содействовал Русский за­граничный исторический архив.

В Париже в 1919 г. был создан Институт славянских исследова­ний, Свято-Сергиевский Богословский институт, при поддержке ИМКА-Пресс выпускались журналы «Православная мысль» и «Путь». Большой известностью пользовалась газета «Последние новости»,

главным редактором которой с 1921 г. по 1940 г. был известный ис­торик П. Н. Милюков.

Журналы и газеты «Современные записки», «Русская мысль», «Новый град» также способствовали поддержке творчества интел­лигенции.

Культура России органично включает этот мощный интеллекту­ально-нравственный поток, объединяя «две России» в одно целое. Возрождение культуры неразрывно связано с сохранением истори­ческого наследия в полном объеме.

Этапы жизненного пути

Судьба известного историка, публициста, общественного деятеля П. Н. Милюкова (1859-1943) была сложной и противоречивой. Она во многом схожа с судьбой тех, кто оказался в силу известных поли­тических обстоятельств в эмиграции, и поэтому его имя в течение многих десятилетий либо вовсе не упоминалось, либо сопровожда­лось гневными обличениями как лидера партии кадетов, министра иностранных дел во Временном правительстве.

В новых социальных условиях в России можно объективно, а не с ограниченно классовых позиций, оценить вклад П. Н. Милюкова в историю русской культуры.

Павел Николаевич Милюков родился в Москве 27 января 1859 г. в семье архитектора, преподавателя Московского училища живопи­си, ваяния и зодчества. Старинный род Милюковых был известен в России с XVII в., происходил из Тверской губернии, имел большие заслуги перед отечеством. Мать принадлежала к дворянскому роду Султановых, владела имением в Ярославской губернии. У Павла и его младшего брата Алексея были общие друзья.

Большая домашняя библиотека оказала влияние на интересы бу­дущего историка. Милюков учился в 1-й московской гимназии на Волхонке, увлекался чтением античной литературы, хорошо изучил европейскую и русскую классику, сочинял стихи, играл в школьном театре. Еще в 7-м классе он написал сочинение по истории «О влия­нии земледелия на развитие цивилизации», которое получило высо­кую оценку. В эти годы он стал заниматься музыкой, играл на скрип­ке и достиг успехов.

В 1877 г. он поступил в Московский университет на филологиче­ский факультет и увлекся новой наукой - сравнительным языкозна­нием. Это положило начало его исследованиям истории мировой

и отечественной культуры, которыми он занимался всю жизнь. Ис­тория языка была представлена в тесной взаимосвязи с фольклором, мифологией, ритуалами и обрядами народной культуры. На семина­ре он сделал доклад «О роли огня в развитии понятий о загробной жизни у примитивных народов». Эта тема очень близка к культуро­логии.

В эти годы Милюков изучает историю философии, читает труды И. Канта, Г. Спенсера, О. Конта, которые впоследствии оказали влия­ние на его теоретические взгляды при исследовании истории рус­ской культуры. На третьем курсе он отдает предпочтение занятиям историей. Этому способствовали лекции замечательных историков: известного профессора С. Соловьева, молодого доцента П. Г. Вино­градова, представлявшего новый взгляд на историю. Но особенное влияние на него оказал историк В. О. Ключевский, «затмивший всех, остальных блеском своих лекций и глубиной перестройки всего схе­матизма русской истории» 1 . Он обладал удивительной исторической интуицией, вычитывал смысл русской истории, учил переживать психологию людей. В. О. Ключевский проводил семинарий у себя дома, знакомил студентов с библиотекой, археологическими раскоп­ками. Все это определило выбор Милюкова - посвятить себя изуче­нию истории России.

После окончания учебы в 1882 г. он был оставлен на кафедре истории и приступил к подготовке магистерской диссертации. Эти годы он усиленно занимался самообразованием, готовился к сдаче экзаменов по русской и всеобщей истории, политэкономии, подгото­вил лекции и «счастливо переступил через границу от ученика к уче­ному» 2 .

В эти годы одновременно с научной работой он преподавал исто­рию в женской гимназии (1883-1891), давал уроки в частной школе и в Земледельческом училище. Материальное положение семьи по­сле смерти отца значительно ухудшилось, и пришлось давать част­ные уроки - деньги были крайне нужны. В 1885 г. он женился на Анне Сергеевне Смирновой, дочери ректора Троицко-Сергиевской духовной академии, слушательнице Высших женских курсов. Она разделяла либеральные взгляды Милюкова, была преданным и лю­бящим другом. Вместе они прожили пятьдесят лет. Современники вспоминали, что их квартира на Зубовском бульваре напоминала

1 Милюков П. Н. Воспоминания. М., 1991. С. 71

2 Там же. С. 99.

лавку букиниста: в ней было огромное количество книг. Милюков прославился своими книжными собраниями. Дом был гостеприим­ным, в нем всегда было много друзей.

В 1886 г. он успешно защитил магистерскую диссертацию на тему «Государственное хозяйство России в 1-й четверти XVIII в. и рефор­мы Петра Великого». Милюков утверждал, что европеизация России не была продуктом заимствования, а стала неизбежным результатом внутренней эволюции страны, идущей в русле всемирной истории, но задержанной неблагоприятными условиями российской жизни. Выводы опирались на огромный архивный материал. Именно в эти годы сложились профессиональная эрудиция и колоссальная трудо­способность ученого.

В 1886 г. он стал приват-доцентом по кафедре истории Москов­ского университета и читал спецкурсы по исторической географии, историографии. Надо отметить удивительный ораторский талант Ми­люкова, широкую образованность и историческую эрудицию, уме­ние увлечь студенческую аудиторию.

Но его влияние на студентов, вольнодумство и либеральные взгля­ды, требование ограничить самодержавие принятием конституции вызвали отрицательную реакцию начальства. В 1895 г. департамент полиции распорядился устранить Милюкова от любой педагогиче­ской деятельности вследствие крайней политической неблагонадеж­ности и выслать опального историка в Рязань. Там он провел два года. В это время он усиленно занимался наукой, сотрудничал с редакци­ей энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, написал книгу «Главные течения русской исторической мысли» (1898).

В 1895-1896 Милюков готовит к изданию «Очерки по истории русской культуры», в которых излагает свою историческую концеп­цию. (Об этом произведении будет сказано в следующих разделах.)

В 1897 г. Милюкову пришло приглашение из Болгарии с предло­жением возглавить кафедру всеобщей истории в Софийском универ­ситете. Комиссия по делу Милюкова предложила ему выбор: годич­ный срок тюремного заключения в Уфе или высылка за границу на два года. Милюков предпочел отъезд и принял приглашение Болгарии.

Он весьма успешно читал лекции, изучил болгарский, новогрече­ский и турецкий языки, стал специалистом по сербско-болгарским отношениям.

В 1899 г. он возвратился в Россию, поселился под Петербургом и сразу оказался в накаленной политической атмосфере. В 1901 г. за участие в нелегальном собрании, посвященном памяти известно-

го теоретика революционного народничества П. Л. Лаврова (1823- 1900), он был арестован.

В эти годы Милюков приобрел известность как историк и полу­чил приглашение Чикагского университета в США для чтения лек­ций по истории России. В 1903-1904 гг. он с успехом читает лекции в Чикаго и Бостоне, а затем и в Лондоне. В 1905 г. возвращается в Москву, встречается со многими политическими деятелями, сотруд­ничает с редакциями журналов, участвует в деятельности «Союза освобождения», разрабатывает проект конституции.

Осенью 1905 г. была создана конституционно-демократическая партия (кадеты), лидером которой стал Милюков. Затем он был из­бран в Государственную думу от Петрограда. Он стал лидером фрак­ции народной свободы, популярным оратором.

Политический темперамент, способность широко и ответственно, анализировать ситуацию создали Милюкову авторитет в российском парламенте. Он обладал исключительной работоспособностью, пи­сал статьи, был главным редактором газеты «Речь», выступал с лек­циями в городах России и других странах. По-прежнему увлекался игрой на скрипке, любил заниматься благоустройством своей дачи, с удовольствием проводил свободное время с детьми.

В 1916 г. в составе парламентской делегации ездил в Швецию, Норвегию, Англию, Францию, Италию, встречался с политическими лидерами этих стран.

В Февральскую революцию 1917 г. Милюков вошел в состав Вре­менного правительства и был назначен министром иностранных дел. Эти исторические события были описаны им в книге «История вто­рой русской революции» (1918). Октябрьскую революцию 1917 г. он воспринял враждебно и уехал из Петрограда в Ростов, а затем в Но­вочеркасск; участвовал в создании Добровольческой армии на Дону. Он был автором ряда важных документов, определивших цели и прин­ципы Белого движения, поддержал мятеж генерала Корнилова про­тив большевиков. Эти события определили его дальнейшую жизнь. Он уехал сначала в Лондон, а затем в январе 1921 г. перебрался в Па­риж, где прожил до самой смерти.

В 1926 г. он издал книгу «Россия на переломе», в которой анали­зировал итоги Гражданской войны. Он оценивал революцию как тра­гический эксперимент, в огне которого разрушились целые классы, оборвались вековые традиции культуры. Но он был противником вооруженного вмешательства и нарушения законного права России на строительство нового общества. В годы нацизма он сочувствовал

Советской армии, радовался победе над фашизмом, был сторонни­ком Сопротивления. Он считал, что социальная система России, при­шедшая на смену самодержавию, должна изжить себя изнутри.

В Париже с марта 1921 г. в течение 20 лет он был главным редак­тором газеты «Последние новости», издававшейся на русском языке. Он объединил вокруг нее русскую эмиграцию: на страницах газеты публиковали свои произведения будущий лауреат Нобелевской пре­мии И. Бунин, М. Цветаева, В. Набоков (Сирин), М. Алданов, Са­ша Черный, В. Ходасевич, Н. Берберова, К. Бальмонт, А. Ремизов, Н. Тэффи, Б. Зайцев, Г. Иванов, И. Одоевцева, А. Бенуа, С. Волкон­ский и многие другие писатели, поэты, философы, историки.

Большим событием было празднование 70-летия Милюкова. В за­ле Океанографического института собралось более четырехсот чело­век, среди них были послы славянских государств, французские се­наторы, депутаты парламента, академики, русские друзья и коллеги. Были собраны средства для нового издания «Очерков».

В годы оккупации Франции Милюков мог принять приглашение многих университетов США, почетным доктором которых он был, и переехать в Америку. Но он верил в победу над фашизмом, хотел быть «свидетелем истории» и остался во Франции.

Современники отмечали, что Милюков был необычайно душев­ным, высоконравственным человеком, настоящим русским интелли­гентом.

На протяжении всей жизни Милюков вел дневник, сохранял ар­хивы. В 1991 г. были изданы его «Воспоминания», впервые опубли­кованные в Париже в 1955 г. Знакомство с ними помогает воссоздать духовный облик этого человека, прожившего долгую жизнь, полную драм и трагедий, мирового признания и забвения.

П. Н. Милюков умер 31 марта 1943 г. в маленьком курортном го­родке Экс-ле-Бен близ границы со Швейцарией. После войны гроб перевезли в Париж на кладбище Батиньоль и похоронили рядом с женой.

Таковы лишь основные вехи необычайно насыщенного жизнен­ного пути известного политического деятеля и историка русской культуры Павла Николаевича Милюкова.

«Очерки по истории русской культуры»

Теперь обратимся к концепции истории русской культуры, изложен­ной в фундаментальном труде Милюкова «Очерки по истории рус­ской культуры».

Первые выпуски «Очерков» начали печататься в 1895-1896 гг. в журнале «Мир Божий» (изд-во А. А. Давыдова), впоследствии пе­реименованного в «Современный мир, журнал для самообразования». Это определило литературный стиль «Очерков». Немаловажное зна­чение имело и то, что работе над ними предшествовал курс лекций. Это задало логику построения глав, заключительных выводов по каж­дому разделу. В них много иллюстративного материала, статистиче­ских таблиц, диаграмм, придающих исследованию аргументирован­ность и историко-социологическую значимость. Каждый раздел за­канчивается основательной библиографией, свидетельствующей об огромной исторической эрудиции автора. В «Очерках» много дис­куссионных и острых, спорных проблем в изучении истории русской культуры. Но полемика всегда выдержана в спокойных интонациях. «Очерки» написаны в лучшей традиции русской научно-историче-,ской литературы.

Читатели могут воспользоваться новым изданием «Очерков» 1 (5 частей в 3-х томах), опубликованным в России в 1993-1995 гг. Находясь в эмиграции в Париже, Милюков существенно обновил содержание «Очерков», использовал богатый материал современной науки, дабы представить более обоснованный взгляд на ход русского исторического процесса.

В предисловии П. Н. Милюков пишет, что в новом историческом материале он не встретил опровержения своих прежних позиций, но нашел в нем очень хорошую иллюстрацию основных положений и общего замысла своей работы. События подтверждают, что происхо­дит процесс постепенного стирания случайных идеологических зиг­загов и возвращения к «генеральным линиям» исторических зако­нов - делает вывод П. Н. Милюков.

Подводя итог многолетним спорам «западников» и «славяно­филов», Милюков считал необходимым воспользоваться тем поло­жительным, что было в работах обоих направлений, достигнуть их синтеза в постижении истории русской культуры. Для этого он обра­щается к анализу «предыстории» России на основе описания данных о географической среде, антропологическом субстрате и археоло­гических чертах быта славян. Идеей, объединяющей черты своеоб-

Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М, 1993-1995.

разия и сходства, является понятие «месторазвитие русской куль­туры» 1 .

Этот термин он считает наиболее удачным, ибо в нем сочетаются как элементы азиатского своеобразия, так и несомненные элементы сходства с европейской средой. В современной культурологии этот термин оказывается близким к понятию «культурное пространство», широко используемому в научной литературе и публицистике.

Милюков был знаком с позициями «евразийцев» (Н. Трубецкой, П. Сувчинский и др.), и хотя во многом не разделял их взгляды, с на­учной точки зрения отмечал важность решения проблемы геопо­литического положения России. Термин «месторазвитие» широко использовался Ш. Монтескье в «Духе законов», Вольтером в «Опы­те о нравах и духе народов», И. Гердером в «Идеях к философии ис­тории человечества», Ф. Ратцелем в «Антропогеографии». К этому перечислению можно было бы добавить и Л. Н. Гумилева, в работах которого понятие «месторазвитие» приобрело ключевое значение для генезиса этноса. Милюков отмечает, что данный термин дает возможность научно обосновать причинную связь между природой данной территории и поселениями людей. Причем правильнее было бы говорить не об одной местности, а о множестве занятых этносом территорий и о культурных процессах, развивавшихся в них и лишь постепенно слившихся в одно органическое целое. На большом эт­нографическом, археологическом, лингвистическом, антропологиче­ском материале Милюков доказывает проявление закона «запозда­ния исторического развития», характерного для истории русской культуры. Особенно это заметно при анализе отличий между страна­ми Западной Европы и европейской частью России. Еще более зна­чительные различия в уровне цивилизационного развития можно обнаружить на территориях Сибири и Дальнего Востока.

«Применение этого метода к изучению "начала культуры" дало возмож­ность впервые составить хотя и очень общее, но тем не менее связное представление о ходе этого процесса на русской территории», - заклю­чает Милюков 2 .

Интересен общий замысел «Очерков». Как пишет Милюков, в них должна быть дана не повествовательная, а объясняющая история, не хронологический пересказ событий прошлого, а объяснение истори­ческих процессов в каждой отдельной области жизни, в их последо­вательном развитии, сохраняющем их внутренние тенденции.

1 Там же. Т. 1. С. 66.

2 Там же. С. 32.

События, даты истории становятся лишь вехами тех глубинных процессов, которые происходят в духовной культуре России. Они отражаются в истории организации общественной жизни и в исто­рии идей.

i История русской культуры представляется не как повествовательная, а как объясняющая история, раскрывающая внутренний смысл эпохи, настроения, верования, мировосприятие людей, их своеобразный менталитет.

Такой подход способствовал тому, что в «Очерках» всегда ощу­щался пульс исторического времени, соединяющий прошлое с на­стоящим. История русской культуры позволяет понять особенности национального самосознания и народного характера, драматизм внут­ренних противоречий, напряженность духовных поисков, инерцию общественных привычек, трудность принятия нововведений. Он при-* зывает историков не ограничиваться лишь перечислением «кристал­лизовавшихся» продуктов культуры, ее окаменелых форм, создан­ных процессом культурной эволюции, а стремиться к пониманию внутренних импульсов духовных перемен.

Это требует освоения культуры в широком историческом контек­сте, где органично соединяются демографические и этнические про­цессы, экономические и государственные изменения, умственные пред­почтения и нравственные нормы, художественные вкусы и эстетика повседневной жизни.

4 Основой духовности русской культуры является религия: вначале - язычество, а затем - православие, но всегда тесно переплетенные друг с другом. Активный дух культуры обнаруживается в свободной инициативе человеческой личности, разрушающей отжившие формы, утратившие исторический смысл и создающей новые.

В первой части «Очерков» представлен исторический каркас зда­ния русской культуры, того Дома, в котором проводит свою жизнь рус­ский народ.

Предлагается своеобразная экспертиза этого Дома: территориаль­ные размеры, состав и качественные характеристики населения, осо­бенности его архитектурного стиля. Такое описание вполне можно назвать пространственной моделью культуры. Опираясь на стати­стические данные о демографическом росте от эпохи Петра I, когда в России проживало 13 миллионов, до 1897 г., когда численность насе­ления увеличилась до 129 миллионов, Милюков делает вывод, что русское население находится в периоде свободного возрастания.

Характеризуя этнический портрет населения России, он убедитель­но показывает его разнородный состав, пребывающий в постоянной исторической динамике. Если Европа «уселась на месте» к VIII-IX в., то в России перемещение племен и народов в это время только начи­налось:

Пестрота племенного состава до сих пор превращает Россию в живой эт­нографический музей всевозможных народностей 1 .

Еще далек от завершения вековой процесс слияния различных эт­нических элементов и становление русского народа. Милюков пред­ставляет подробную карту расселения различных народов на терри­тории России, объясняя исторические пути миграции, закрепления населения за определенными регионами, освоения им естественных богатств земли Русской. Смешанный национально-этнический состав определил территориально-административное деление России на гу­бернии, введенное Петром I в 1708-1712 гг.

Анализируя тенденции развития экономической жизни России, Милюков обращает внимание на относительно медленный и экстен­сивный характер изменений, низкую земледельческую культуру, определяемую обширностью территорий, возможностью освоения новых пространств. Разобщенность различных частей России была вызвана плохим состоянием дорог, а это вело к затруднениям в орга­низации внутреннего рынка, где торговля имела караванный и яр­марочный характер. Промышленность была преимущественно «до­машне-кустарной», хотя во 2-й половине XIX в. начался быстрый рост капитализма, и с каждый годом Россия все более укреплялась на новой ступени экономической жизни, а индустриализм явился необходимым продуктом внутреннего развития.

В России интенсивно совершается процесс, который на Западе шел почти тысячу лет. Милюков обращает внимание на высокий курс денег, накопление драгоценных металлов, постепенное, но не­уклонное развитие кредитной системы. Особое значение он придает формированию третьего сословия, развитию городов. Но в силу осо­бых экономических условий город складывается прежде всего как административный и военный центр. Он всегда был «огорожен» кре­постными стенами, внутри сосредоточивались власть, армия, а во­круг селились ремесленники, торговцы. Они составляли второе - посад - и третье - слобода - городские «кольца», обслуживая нуж­ды города.

1 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1.4. 2. С. 37.

Государственное управление приобретало централизованный ха­рактер при недостаточном развитии гражданских свобод и полити­ческого народного представительства. Все это оказало несомненное влияние на становление и специфику политической культуры Рос­сии. Интерес представляет исследование сословного строя России, его эволюция, происходившие позитивные и негативные перемены. Милюков анализирует четыре периода истории русского дворян­ства, изменения его отношений с властью, возможности накопления богатства и процессы разорения, распространение просвещения и культуры. Он отмечает трудность выживания сословия, многократ­ное прерывание культурной преемственности. Иван IV вел борьбу с титулованным дворянством, загубил множество знатных фамилий, извел их «под корень». За полвека исчезло большинство княжеских боярских родов, ликвидированы их имения. Примером тому служат истории существования таких старинных аристократических фами­лий, как Голицыны, Одоевские, Куракины, Трубецкие, Мстиславские, Курбские. Крупные состояния на Руси приобретались чрезвычайно быстро, но также быстро и проживались. Стоимость имений опреде­лялась не столько размером территории, сколько количеством душ. (Вспомним «Мертвые души» Н. В. Гоголя.) Земля и владение ею не считались особой ценностью, а небрежное отношение к хозяйству было традицией «служилого» класса. Распространение кредитов и займов под залог, продажа имений за долг привели к разорению дво­рянства. В конце XIX в. только 1/3 дворянства владела землей.

Отмечая особенности развития сословий в России, Милюков пи­шет:

В нашей исторической жизни не было условий для образования крепко сплоченных сословий, в нашем дворянстве не создавалось чувства со­словного единства. При отсутствии этого корпоративного духа никогда и нигде привилегии дворянского сословия не возникали так быстро и не су­ществовали так недолго и не разрушались так полно, как у нас 1 .

Это положение высшего сословия, наиболее инициативного и об­разованного, оказывало влияние на характер развития культуры в России. В ней сочетались традиционность и новаторство, косность и прогрессивность, человеколюбие и воинственность, демократизм и местничество, сословная замкнутость и гуманистическая откры­тость. Эти противоречивые тенденции приводили к появлению двух достаточно полярных взглядов на процесс исторического развития России.

Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. Ч. 2. С. 292.

Первый взгляд выражен в позиции славянофильства. Он сводит­ся к тому, что «историческое развитие русского народа было, есть и будет совершенно самобытно, своеобразно и не похоже ни на какую другую национальную историю» 1 . Славянофилы верили в то, что каж­дый народ призван к осуществлению своей национальной идеи, ко­торая связана с внутренними свойствами народного духа. Единство национальной идеи должно выразиться и в единстве национальной истории, а всякое заимствование со стороны есть искажение нацио­нальной идеи, измена заветам предков.

Милюков высказывает несогласие с таким подходом и считает, что его возрождение является теоретическим оправданием надвига­ющейся политической реакции. Какая историческая связь существу­ет между натуральным хозяйством, крепостным правом и периодом развития нового хозяйства и гражданским равноправием? Между ис­торическим прошлым русского севера и необычайно быстрым разви­тием юга, способствовавшим перемещению центра экономической жизни всего лишь за один век?

«Наши националисты, - пишет Милюков, - жаловались на Петра Вели­кого, что он хотел только что вышедшую из младенчества Россию одеть в ■ костюм взрослого человека: но настаивая на поддержании исторической традиции, не хотят ли они сами во что бы то ни стало сохранить на юноше детские пеленки» 2 .

Иной взгляд в оценке исторического процесса основан на утверж­дении общности исторического развития всех стран и народов. Раз­ница заключается лишь в том, на какой ступени этой лестницы на­ходится та или иная страна/народ, какова дистанция между ними. В дальнейшем Россия будет продолжать свою эволюцию и пройдет те же ступени, которые уже пройдены Западом. П. Я. Чаадаев и от­части Б. С. Соловьев советовали России пережить сначала все ста­дии европейской жизни, чтобы прийти к такому же уровню развития цивилизации. Эта позиция периодически возникает в дискуссиях об историческом пути России. Отголоски тех споров можно услышать и в наше время.

Какой из этих двух подходов верен? Представляет ли Россия со­всем особый тип национального развития или находится только на одной из ступеней, давно пройденных Европой? Милюков считает, что тот и другой взгляды в чистом виде обнаруживают крайность,

1 Там же. С. 238.

2 Там же. С. 296.

когда истина смешана с ошибкой, тогда как во всем же необходимы мера и «золотая середина».

Несомненно, что история и культура каждой страны уникальны, неповторимы, самобытны, что является их беспорным достоинством. Но при этом во всех областях жизни историческое развитие совер­шается в России в том же направлении, что и в Европе.

Это, конечно, не означает абсолютного совпадения и тождества. Как, впрочем, и на Западе, где каждое государство отличается свое­образием и сведение всех стран в общую рубрику имеет весьма ус­ловное и относительное значение.

Это позволяет не просто категорически отказываться от любых форм заимствования, а принять наиболее пригодные и технически удобные, чтобы облечь в них назревшую потребность данного мо­мента народной жизни. При этом сходство России с Европой не яв­ляется заведомой целью, а лишь естественным следствием поиска возможностей для решения возникающих проблем.

Итак, делает вывод Милюков,

не следует пугать самих себя и других страхом перед мнимой изменой на­шей национальной традиции. Если наше прошлое и связано с настоящим, то оно связано не так, как связывается идея с ее постепенным осуществле­нием, а только как балласт, мешающий идее осуществиться и тянущий нас книзу, хотя с каждым днем все слабее и слабее 1 .

Помимо естественного хода общественной эволюции особое зна­чение имеет человеческая деятельность, вдохновляемая идеалами, ценностями и опирающаяся на традиции. Воспитание из поколения в поколение передает эстафету, создавая культурные нормы, привыч­ки, повседневный уклад, стиль и способ жизни. Но в случае резких общественных перемен традиции прерываются, лишаются жизнен­ной опоры, становятся помехой на пути развития.

Продолжая исследование истории русской культуры, Милюков отмечает, что в развитии культуры как демографический, так и этни­ческий состав населения, территориальное пространство, экономи­ческий уклад, государственный и сословный строй - лишь «стены» огромного здания. Несомненно, что если фундамент гнилой, то и весь каркас дома грозит обвалом, и все погибнут под обломками. Поэтому внешняя обстановка не просто «жалкая шелуха», не имеющая отно­шения к культуре, но она и не исчерпывает всего объема культурной жизни. Отрыв материальной и духовной культуры ведет лишь к тра-

1 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1.4. 2. С. 297.

гическим заблуждениям в теории и на практике. Более того, матери­альный характер экономического фактора лишь кажущийся, ибо в нем всегда выражается определенный уровень сознания людей, их интересы, потребности, желания и оценки. Но также ошибочным бы­ло бы игнорировать этот фактор, объясняя развитие культуры лишь особенностями национального характера и народного русского духа. И хотя спор о том, что первично, а что вторично, казалось бы, изжил себя, старые понятия живучи и обладают свойством возрождаться в новых формах.

Исследуя особенности развития культуры России, можно поста­вить такие вопросы: как жилось в этой исторической «постройке» ее обитателям? Во что они веровали, чего желали, к чему стремились, как развивались совесть и мысль русского народа?

Эволюция духа имеет собственную внутреннюю закономерность. В существе своем она воспроизводит те же черты, какими этот про­цесс характеризуется в других странах и в иные времена истории. Но наряду с общим характеристиками существует и национальная осо­бенность, столь важная для понимания русской культуры. Милюков выделяет наиболее значимые ценности, определяющие, на его взгляд, чувства и мысли русского общества.

Этому он посвящает весь II том «Очерков»: «Вера. Творчество. Образование». В соответствии с логикой исследования можно ска­зать, что речь идет о религии, просвещении, их эволюции в истории русской культуры, их влиянии на художественное творчество и сис­тему образования, состояние общественного мнения, национальное самосознание русских.

** Культурное влияние церкви и религии было преобладающим в истори­ческой жизни русского народа, но не однозначным. Милюков считает неправомерным ни преувеличивать, ни недооценивать роль христиан­ства в русской культуре. t

Но при этом необходимо знать степень принятия веры в общест­ве, ее распространенность в различных социальных слоях. Правосла­вие имело своих искренних последователей. Об этом свидетельствуют летописи, жития святых, которые сохранили до наших дней живую память о духовном подъеме, охватившем Древнюю Русь. «Печер-ский патерик» надолго остался любимой книгой народного чтения. Но в миру, за монастырской оградой, православие лишь постепенно вытесняло язычество. По мнению А. Хомякова, Древняя Русь в пе­риод до монгольского нашествия еще оставалась языческой, воспри­няв религиозные обряды лишь внешне.

>> Процесс христианизации народа шел очень медленно, лишь постепен­но Россия становилась страной многочисленных церквей, колокольно­го звона, церковных служб и обрядов, исполнения строгих постов и усердных молитв. Религия превращалась во внутреннее состояние ду­ши, а вера приобретала национальный характер, становилась основой народного духа. *

Усиление влияния Церкви на русское общество в значительной степени связано с падением Константинополя, когда попечение о судьбе православия было возложено на Россию. Так сложилась ле­генда о Москве - Третьем Риме. Национальное возвеличение рус­ской церкви, ее самостоятельность были делом не только духовным, но и политическим. Церковь признала над собой верховенство госу­дарственной власти и ее покровительство. Несмотря на раскол, сек-танство и другие движения, православие приобретало черты нацио­нального религиозного вероисповедания русского народа. История художественного творчества была тесно связана с разви­тием религиозности в обществе. Милюков разделил историю русской литературы и искусства на четыре периода.

Первый период характеризуется воспроизведением и невольным искажением образцов храмовой архитектуры, иконописи, стихосло­жения, полученных от Византии. Он соответствовал внешнем}" вос­приятию религиозных форм. Только в архитектуре он заканчивается довольно рано, а в остальных областях художественного творчества продолжается до конца XV - начала XVI в.

Второй период наступает в XVI-XVII вв., его можно назвать пе­риодом бессознательного народного творчества. Он выразился в по­читании местных национальных особенностей, принимаемых за под­линную христианскую старину. Это привело к развитию самобытно­го искусства, когда христианская легенда вдохновляла художника и оказывала влияние на религиозную живопись, а архитектура пе­реживала период расцвета национального стиля. Однако Церковь, утверждавшая религиозные каноны и догматы во имя формализма веры, начинает усиленное преследование и строго осуждает плоды самостоятельного религиозного творчества. Официальная вера ста­вит этому искусству слишком узкие рамки, и созданное положение оказывается роковым для дальнейшей судьбы русского искусства. В конце XVII в. русский религиозный формализм был еще слишком силен, чтобы дать свободу новым тенденциям, но и слишком слаб, чтобы вызвать сочувствие в широких кругах общества. Русская душа все еще была слишком поверхностно затронута религиозным влия­нием. И эти обстоятельства положили начало новому этапу.

Третий период начинается с XVIII в. и характеризуется усилени­ем западного светского влияния, которое находит в России благо­датную почву. В самый короткий срок все мировоззрение высшего русского общества было секуляризовано. Отрешенное от своих на­циональных начал, осужденных Церковью, лишенное религиозного импульса, отвергнутого обществом, русское искусство оказалось вос­приимчивым к западным образцам. Все национально-самобытное было названо простонародным, сделалось достоянием низших слоев общества. Назначение высокого искусства в значительной степени определялось потребностью украшать обстановку точными копиями с произведений западного искусства.

Четвертый период (с конца XVIII до начала XIX в.), определя­ется поворотом в искусстве к собственным национальным формам, к выражению новых духовных потребностей русского общества. Для литературы сближение с жизнью началось раньше, но вслед за ней в этот поток были вовлечены архитектура, живопись и музыка. Как только в нашем искусстве обнаружились попытки самостоятельно­сти, так тотчас же целью этого стремления становилось служение об­ществу, а средством - самый широкий реализм.

В тесной зависимости между собой находятся истории правосла­вия и русского просвещения. Эта связь в разные периоды то была достаточной прочной, то ослабевала. Несомненно, что в истории об­разования огромную роль играли монастыри, церковные приходы, а впоследствии семинарии и духовные академии. Просветительская деятельность церкви была первоначальным импульсом в распростра­нении знаний. Но ограниченные возможности церкви и возраста­ющая потребность в образованных людях привели к тому, что разви­тие школы сосредоточилось в ведении государственной власти.

Относительно роли образования в Древней Руси существуют раз­ные точки зрения. Одни признают, что в это время грамотность была большой редкостью. Другие придерживаются иного мнения, считая, что распространение грамотности было почти повсеместным, жития святых имелись в каждом доме, а допетровская Русь была знакома со средневековой энциклопедией «свободных знаний». Для разрешения этих споров нужны достоверные источники.

Уже в XVI в. наряду с грамотой, знанием азбуки и умением чи­тать стала вводиться грамматика, чтобы обрести «силу в писании». Затем последовали диалектика и риторика, и все эти «словесные предметы» образовали основу начальной школы, дающей тривиаль­ные знания. Понятие тривиальности, но уже в ином смысле - про-

стоты, обычности, банальности - и сейчас употребляется в русской речи.

Затем к этим предметам добавились философия и богословие. Та­кую программу «свободных знаний» имела Киевская духовная ака­демия. Но новая программа встретила сопротивление у духовенства, считавшего, что развитие разума станет основой ослабления и даже изменой вере, разовьет непомерную гордыню, и поэтому предлага­лось исключить из образования «поганские науки» Платона и Ари­стотеля. Такая позиция поддерживала отношение подозрительности к знаниям и учености и довольно долго удерживалась в обществен­ном сознании. Однако уже во второй половине XVIII в. стало нара­стать сопротивление невежеству, настойчивое стремление развивать просвещение. Получили распространение частные школы, домашнее образование, обучение у мастеров-специалистов.

Несмотря на различные запреты, удержать просвещение в задан­ных границах не удавалось. Расширялись контакты, проникали но­вые знания, вытесняя примитивные представления. В 1703 г. издается первый учебник арифметики, написанный воспитанником Москов­ской академии Леонтием Магницким. По этому учебнику учились многие поколения молодых людей России. Получили распростране­ние и другие математические знания: геометрия (или землемерие), алгебра и тригонометрия. Это выражало общественную потребность в прикладных знаниях.

Симеон Полоцкий в своем произведении «Венец веры» развивал средневековые астрономию и астрологию, разделяя мнение о нали­чии влияния звезд на судьбы людей. Уже во времена Петра I в Рос­сии были известны телескопы и другие инструменты для наблюдения за небесными светилами. Телескоп и поныне хранится в Кунсткамере в Санкт-Петербурге. В 1719 г. издается первый научный календарь, составленный Алексеем Изволовым. Известная коллекция «монст­ров и раритетов», привезенная Петром I, положила начало музейному собиранию, пробудила интерес к естественной истории. Созданная в 1715 г. Кунсткамера имела богатые минералогическую, ботаниче­скую, палеонтологическую коллекции. Все это пробудило в россий­ском обществе интерес к изучению природы, к жизни народов раз­ных стран, организации научных экспедиций. В русских рукописях XV-XVI вв. передаются антропологические познания наших пред­ков. Человек устроен по образцу «макрокосма» и подобно большому миру зависит от четырех стихий, проявляющихся в характерах лю­дей. Понятия о мире и человеке служили основой врачебных и житей-

ских предписаний: когда и что нужно есть, чего избегать, какие дела предпринимать. В конце XVI в. в Москве открылась первая аптека, а знаменитая книга Везалия об анатомии человека была переведена на русский язык в 1650 г. Немалое распространение имели различ­ные исторические знания: летописи, жития святых, сказания, леген­ды, былины из жизни богатырей, византийские всемирные хроники, греческая мифология. Появилось систематическое изложение исто­рических событий в виде «Хронографа». В 1727 г. известным дипло­матом князем Куракиным была написана «Гистория», проникнутая тонкими наблюдениями жизни и быта русских людей. Широкое рас­пространение получают учебники словесности, буквари, учебные ча­сословы, учебный псалтырь и другие издания. Весьма велики по тем временам и тиражи: 25-40 тысяч за период с 1678 до 1689 г. для 16-миллионного населения России. Особый интерес представляют «Азбуковники», известные в рукописях с XIII-XV столетий. Это древние энциклопедии, в которых даются объяснения иностранным словам, понятиям из разных сфер знания. Во 2-й половине XVII в. в них содержатся сведения о различных «свободных премудростях» - диалектике как учении о мироздании; риторике - умении говорить, излагать мысли; арифметике, геометрии, астрономии.

Обзор важнейших этапов истории российского просвещения до­петровской эпохи позволяет сделать вывод, что общество с древних времен испытывало глубокую потребность в образовании, распро­странении знаний. Представления о дремучем невежестве или пого­ловной неграмотности народа не только несправедливы, но и иска­жают историческую реальность.

** Российское общество было открыто к западным влияниям, имело соб­ственные традиции просвещения и подготовило почву для быстрых пе­ремен, начавшихся в период петровских реформ и получивших впо­следствии дальнейшее развитие. В «Очерках» представлена широкая панорама развития просвещения в России, становления интеллиген­ции, влияния образования на изменение национального самосознания и общественного мнения. .

В современной ситуации, когда проблема возрождения и разви­тия культуры народов России приобрела особую актуальность, тру­ды Милюкова по истории русской культуры вносят значительный вклад в становление идеалов и самосознание народа. Поиск разде­ляемых обществом духовных ценностей, символов веры и надежды, дает ориентир, позволяющий найти выход из кризиса, преодолеть распад общества, объединить жизненные силы народов России.

Взгляд на развитие культуры в 1917-1930-е гг.

Теперь обратимся к тем изменениям и дополнениям, которые внес Милюков во II том «Очерков». В предисловии «От автора», напи­санном в 1930 г. в Париже, он отмечает, что последнее, пятое, изда­ние «Очерков» увидело свет в 1916 г. За это время появилось немало новых исследований, которые необходимо было включить в текст. Поэтому он поставил задачу довести фактическое изложение «Очер­ков» до 1930-х гг., охватив период послереволюционного развития России, приложить к нему масштабы исторической оценки, постро­ить мост от прошлого к настоящему. Он внес существенные допол­нения по истории литературы, Церкви, иконописи, живописи, архи­тектуры, музыки, образования.

Подобное связное изложение фактов на русском языке появилось впервые. В общей сумме эти добавления составили не менее 300 стра­ниц. Именно поэтому II том «Очерков» оказался разделенным на две части. Изучив новый исторический материал, Милюков выражает несогласие с теми, кто утверждал, что революция ознаменовала «ду­ховную смерть» русского народа, настойчиво ищет доказательства обратного.

«Историческая ткань культуры не порвана, - пишет Милюков. - Видно откатывание культуры далеко назад, а пройденные фазы прошлого сви­детельствуют лишь о том, что иные достигнутые успехи оказались по­верхностными и внешними. Навстречу разрушению идут начатки но­вых творческих процессов, стремящихся притом связать себя с достиже­ниями прошлого. И это является доказательством жизненности русской культуры» 1 .

Милюков изменил построение и структуру II тома по сравнению с первым, написал новые главы.

В разделе «Церковь и вера» он изложил взгляды на православие А. Хомякова, К. Леонтьева, Вл. Соловьева, Е. Трубецкого, С. Булга­кова, П. Флоренского, Н. Бердяева, проанализировал деятельность ре­лигиозно-философский собраний Д. С. Мережковского и 3. Н. Гип­пиус в Петербурге.

Введена новая глава «Церковь во время революции», в которой представлена трагическая судьба Православной Церкви в пострево­люционной России, поиск компромисса с властью, кровавые столк­новения, массовые аресты, ссылки и расстрелы священнослужителей, преследования и гонения, попытки раскола. Упразднение церквей,

Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 1. С. 7.

разрушение храмов, в том числе имеющих художественно-истори­ческую ценность, публичное сожжение икон, запрет богослужений, религиозной литературы, колокольных звонов, исчезновение бого­словского образования и духовенства - таков был итог «пятилетки безбожия».

Исследуя причины перемен, происшедших в сфере религиозной жизни в России, Милюков пишет о том, что «революция застала рус­скую церковь врасплох» 1 . Поясняя это положение, он указывает, что Православная Церковь в России всецело поддерживала самодержа­вие и потому оказалась втянутой в политику, стала противником революции. Именно эта идеологическая позиция Церкви определи­ла ее дальнейшую судьбу. Немалое значение имело распространен­ное в массовом сознании равнодушие к религиозной деятельности Церкви. Новая власть была настроена против религии, объявив ее «опиумом» и обманом, требуя отказа от религиозных убеждений. Идеологический натиск «пятилетки безбожия» сокрушил почти до основания церковную организацию в России.

В «Очерках» представлены драматические события, развернув­шиеся внутри Церкви, появление групп «обновленцев», искавших компромисса с советской властью. «Живая церковь» выдвинула тре­бования о смене высшего духовенства, прекращении противостояния и борьбы Церкви и государства. Она требовала увольнения непокор­ных священников. Но подобные действия и призывы лишь усилили гонения. Духовенство не признало нового церковного управления, верующие отказывались посещать богослужения «живцов».

Милюков пишет о трех стадиях наступления власти на Церковь.

Первая стадия заключалась в попытках разложить и дискредити­ровать Православную Церковь и другие религиозные конфессии.

Вторая стадия была связана с покаянием патриарха Тихона и не­которыми уступками власти в легализации Церкви, в отказе послед­ней от политической деятельности. Но смерть патриарха Тихона в 1925 г. привела к новым разногласиям.

Третья стадия (1928-1929) ознаменовалась прямым и открытым штурмом всех религиозных организаций. В 1929 г. всего за полгода были закрыты 423 церкви, назначены к разрушению 317. Служители культа были ограничены в гражданских правах, оставшиеся церкви обложены непосильными налогами, запрещено издание религиозной литературы. Казалось, что с религией и Церковью покончено навсегда.

Там же. С. 203.

Однако Милюков считает возможным в будущем «возвращение к прежнему, но с новым запасом опыта и с новым импульсом к внут­реннему развитию» 1 . Этот прогноз оказался пророческим.

Отношение революции к литературе и искусству было еще более сложным, хотя и не столь прямолинейным. Но и здесь, как известно, не обходилось без крайностей субъективизма, замаскированного под «классовый подход». Некоторые деятели культуры стремились объ­явить искусство, подобно религии, «опиумом для народа», высказы­вались предположения об отмирании искусства в будущем, когда оно «насытит жизнь до отказа».

Революция существенно изменила условия и возможности ли­тературного творчества. В первое десятилетие после революции значительная часть писателей оказалась в эмиграции. И. А. Бунин

A. И. Куприн, Л. Андреев, И. Шмелев продолжали свою творческую деятельность, но за границей. В эмиграции оказались более 50 пи­сателей, известных в России и в других странах. Жизнь в изгнании была для многих очень тяжелой: неустроенность и непривычность бытовых условий, отсутствие постоянной работы, трудность публи­кации произведений, ностальгия по утраченной России оказывали влияние на настроение и снижали творческие возможности.

Новый этап в развитии литературы Милюков связывал с деятель­ностью группы молодых писателей «Серапионовы братья». К этому объединению примыкали Л. Н. Лунц, Н. Никитин, М. Зощенко,

B. Каверин, Вс. Иванов, К. Федин, Н. Тихонов, М. Слонимский. Сре­ди них оказалось немало тех, кто впоследствии приобрел извест­ность не только в СССР, но и во всем мире.

«Немногим удалось остаться на нейтральных позициях в те годы, когда по обе стороны баррикады вошло в силу правило военного положения: кто не с нами, тот против нас», - заключает Милюков 2 .

Период «нэповской оттепели» вскоре подошел к концу, и на сме­ну пришел новый этап, потребовавший от писателя прямого участия «в борьбе за пятилетку», выполнения партийного заказа. Это приве­ло к усилению цензуры на произведения многих писателей: М. Бул­гакова, И. Бабеля, Е. Замятина, Б. Пильняка и др. В литературе сло­жилось положение до крайности напряженное и неустойчивое. Но, как отмечает Милюков, и в этих «чрезвычайно трудных обстоятель­ствах русская литература, взятая в целом, не утратила жизненности и внутренней силы сопротивления».

1 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 1. С. 260.

2 Там же. С. 372.

Тенденции развития русской литературы в постреволюционный период нашли отражение в новой главе - «Литература революции и возвращение к реализму» 1 .

Судьба изобразительного искусства во многом сходна с судьбой литературы. Наиболее известные художники эмигрировали за гра­ницу: Ф. А. Малявин, К. А. Коровин, И. Я. Билибин, С. Ю. Судей-кин, Б. Д. Григорьев, К. А. Сомов, М. В. Добужинский, А. Н. Бенуа, Н. С. Гончарова, М. Ф. Ларионов, 3. Н. Серебрякова, Н. К. Рерих, И. Е. Репин. Они продолжали работать, но за пределами Родины. Более соответствуют революционному духу крайне левые течения футуристов, кубистов, супрематистов. К. С. Малевич, В. Е. Татлин, Н. Альтман получают заказы на оформление массовых революцион­ных праздников. «Коллективный человек-машина становится лозун­гом не только советской государственности, но и советской культу­ры» 2 . В изобразительном искусстве отвергаются психологические тонкости сюжета, эмоциональные переживания. Главным направле­нием становится «инженеризм», искусство формы.

Однако вскоре эти позиции были подвергнуты критике за форма­лизм, и на смену им пришел заказ на «героический реализм», отра­жающий трудовые будни и подвиги рабочих. Наряду с этим появи­лось течение, которое хотело примирить классику и современность, сохранить цветовую гамму, солнечность и свежесть пейзажей, на­тюрмортов, жанровых сцен. Таким было творчество П. П. Кончалов-ского, И. И. Машкова, А. В. Лентулова, А. А. Осмеркина и других ху­дожников советской России.

Основной чертой этого периода является постепенное сближение различных течений в изобразительном искусстве. Появляются та­лантливые художники - А. Дейнека, Ю. Пименов, - стремящиеся органически соединить реализм и импрессионизм. По мнению Ми­люкова, при более спокойном развитии событий в стране этот про­цесс взаимного приспособления оказался бы ведущим.

Но идеологический перелом 1928 г. оказал воздействие на все процессы духовной жизни, в том числе и на отношение к изобрази­тельному искусству. Он состоял в требовании внедрения искусства в жизнь, соединения художественной формы и производства. Государ­ственную поддержку получают плакат, графика, прикладное искус­ство, фрески для украшения зданий. В архитектуре преобладает стиль

1 Там же. С. 355-394.

2 Там же. С. 101.

конструктивизма, соединяющий рационализм техники и утилита­ризм функционального назначения. В жилых домах архитектор дол­жен был отразить не идеалы семейного уюта, а дух коммунальной жизни и общения.

Милюков признает, что, несмотря на чрезмерное подчинение ис­кусства идеологии, в этот период новая власть содействовала демо­кратизации культуры. Она открыла клапаны социальной и художе­ственной активности, пробудила инициативу, изменила самосозна­ние народа.

«Независимо от желаний этой власти процесс приобщения масс к куль­туре развивается дальше, а плоды его скажутся, когда будут сняты свя­зывающие национальную жизнь внешние путы», - заключает Милюков 1 .

Он высказывает беспокойство по поводу ограничения свободы

творчества социальным заказом, предвидит возможность репрессий

1 за неповиновение, пренебрежение к творческой индивидуальности

художника. Но он верит в могучие духовные силы русского народа,

благодаря которым будут преодолены все трудности.

1 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 2. Ч. 2. С. 480.

Архитектура 1920-х гг. отличалась экономичностью в решении планов, проста и лаконична в экстерьерах зданий, декорирующие элементы почти отсутствовали, стены штукатурились. Наиболее значительным событием этого времени был конкурс на лучший проект Дворца труда (1922), а также конкурсы проектов жилых домов для рабочих, клубов, домов культуры и т. д. Представлявшиеся работы отличались разнохарактерностью: от воспроизведения классических архитектурных форм до индустриальных мотивов.

В первой половине 20-х гг. проводится реконструкция Марсова Поля в Ленинграде, где был разбит сквер с монументальной оградой вокруг могил павших борцов Революции (арх. И. Фомин, Л. Руднев, автор надписей А. Луначарский). Крупнейшим архитектурным сооружением 20-х гг. стал Мавзолей Ленина (автор А. Щусев).

С середины 20-х гг. начинается широкое жилищное строительство. Первым жилым кварталом в Ленинграде стал массив Тракторной улицы в Кировском районе (1924-26, арх. А. Гегелло, А. Никольский, Г. Симонов), состоящий из 3-4-этажных домов простой архитектуры (подобный же характер носили участки на ул. Ткачей, пр. Стачек). Во второй половине 20-х гг. создается много зданий культурно-просветительного назначения. Один из первых Дворцов культуры в Ленинграде был возведен на Нарвской площади (арх. А. Гегелло, Д. Кричевский, 1925-27). Разворачивается промышленное строительство. Здесь необходимо отметить первенца плана ГОЭЛРО - Волховскую гидроэлектростанцию (арх. О. Мунц, В. Покровский, 1918-26), Днепровскую гидроэлектростанцию (арх. В. Веснин, 1927-30), отличавшихся строгими геометризованными формами.

В целом, несмотря на нараставший идеологический нажим, 1920-е гг. стали периодом расцвета советской культуры, соединившей в себе революционные идеи, лучшие традиции серебряного века и передвижничества.

Культура русского зарубежья . После гражданской войны за границей оказалось более 2 млн российских граждан. Значительную их часть составляла

интеллигенция. По разным причинам и в разные годы за пределами Родины оказались такие русские таланты, как писатели А.И. Куприн, И.А. Бунин, А.Н. Толстой, Е.И. Замятин, Д.С. Мережковский, поэтесса М.И. Цветаева, певцы Ф.И. Шаляпин, А.Н. Вертинский, композиторы С.В. Рахманинов, А.К. Глазунов, И.Ф. Стравинский, балерина А.П. Павлова, художник К.А. Коровин, великий шахматист А.А. Алехин, литератор, художник, историк А.Н. Бенуа. Его сын Николай 35 лет проработал главным художником театра «Ла Скала» в Милане. В США остался выдающийся актер МХАТа М.А. Чехов, оказавший большое влияние на систему подготовки артистов.

Многие покидали Россию не по своей воле. Огромным ударом по отечественной культуре и науке явилась депортация в августе 1922 г. около 200 деятелей науки и культуры. Среди них философы Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, С.Н. Булгаков, Н.О. Лосский, социолог П.А. Сорокин, экономист Г.Д. Бруцкус и др.). Еще в 1921 г. для выявления инакомыслящих в важнейших государственных учреждениях страны были созданы «бюро содействия» работе ВЧК, на базе которых появилось «особое бюро по административной высылке антисоветской интеллигенции». Летом и осенью 1922 г. готовились списки подлежащих высылке научных и общественных деятелей. 31 августа в «Правде» появилось официальное сообщение о предстоящей депортации. В статье, которая называлась «Первое предупреждение», говорилось о том, что по постановлению ГПУ из страны решено выслать наиболее активные «контрреволюционные элементы из среды профессоров, врачей, агрономов, литераторов». Чтобы не будоражить общественное мнение, газета добавляла: «Среди высланных почти нет крупных имен». В.И. Ленин торопил: «Арестовывать… без объявления мотивов – выезжайте, господа!» Перед высылкой многих держали под арестом от 40 до 68 дней. С отъезжающих брали расписку о том, что под страхом смерти они не будут пытаться вернуться на родину. В память об этом печальном событии, названным «Философский пароход» , в 2003 г. в Петербурге на набережной Васильевского острова был установлен знак.

В местах компактного проживания эмигрантов центрами русской культуры стали учебные заведения, библиотеки, газеты, церкви. Была создана общественная система высшего образования: Русский свободный университет в Праге, восемь вузов в Париже (коммерческий, Русский политехнический, Православный богословский институты, Русская консерватория, Франко-русский институт и т.д.). К концу 1920-х гг. завершился процесс отделения заграничных приходов от Московской патриархии и образования Русской зарубежной Церкви. В Париже насчитывалось около 20 русских книжных магазинов.

К началу 1930-х гг. за рубежом работали 5 академиков и около 150 профессоров российских вузов. По инициативе Н.А. Бердяева в Берлине была создана Русская религиозно-философская академия. Сам Бердяев написал в эмиграции десятки книг: «Новое средневековье», «Истоки и смысл русского коммунизма», «Смысл истории» и др. Большое научное значение для осмысления предреволюционных и революционных лет имели работы А.И. Деникина «Очерки русской смуты», П.Н. Милюкова «История второй русской революции» и «Россия на переломе. Большевистский период русской революции», мемуары А.Ф. Керенского, В.М. Чернова и др. Значительный вклад в развитие науки и техники за рубежом внесли русские эмигранты физик Г.А. Гамов, один из создателей телевидения В.К. Зворыкин, химик В.Н. Ипатьев, конструктор самолетов И.И. Сикорский.

Очень интенсивной при всех трудностях оставалась культурная жизнь эмиграции. Например, И.А. Бунин , воспринявший революцию как гибель России (страшный душевный надлом и неприятие советской власти отражены в «Окаянных днях»), более тридцати лет прожил в Грассе, на юге Франции. Здесь после долгого творческого кризиса он снова начал писать. В эти годы выходит его главная книга – автобиография вымышленного лица «Жизнь Арсеньева», а также серия рассказов («Митина любовь» и др.). В ноябре 1933 г. И.А. Бунин

стал первым русским писателем – лауреатом Нобелевской премии. Это со-

бытие имело огромный международный общественный резонанс. А в 1946 г. в

Париже вышла книга Бунина «Темные аллеи» - книга о любви, самое поэтичное

и самое совершенное по мастерству создание Бунина, которое он писал всю войну, пребывая в нищете и голоде.

Выросло молодое поколение литераторов: Н.Н. Берберова, Г.И. Газданов, И. Одоевцева. В начале 20-х гг. молодой В.В. Набоков , под псевдонимом Сирин, начинает публиковать в эмигрантской печати свои стихи, перевод книги Кэрролла «Алиса в стране чудес», а затем и романы («Машенька», «Король, Дама, Валет», «Защита Лужина»). Набоков из года в год совершенствует свою прозу и достигает подлинного мастерства в «Подвиге» (1932), «Приглашении на казнь» (1938) и других романах. В 1940 г. писатель уезжает в США, где преподает в университетах и много пишет («Другие берега», «Пнин»). Однако лишь скандал, разразившийся вокруг романа «Лолита» (1955), объявленного цензурой «порнографическим», парадоксальным образом превращает Набокова в писателя с мировым именем. Итоговым произведением писателя стал роман «Ада» (1969), в котором наиболее полно воплотились те эстетические принципы, которыми писатель руководствовался на протяжении всей своей литературной деятельности.

Художник Н.К. Рерих, покинувший Россию еще в 1916 г., последние 20 лет жил в Индии, где им был основан Гималайский институт исследований. С 1923 г. жил и работал во Франции Марк Шагал. В 70-е гг. он передал серию своих работ в дар Музею изобразительных искусств имени А. Пушкина в Москве. Широкую известность в 20-30-е гг. получили песни А. Вертинского, который создал на эстраде свой, особый стиль.

Все они жили воспоминаниями о той России, которая была им так близка

и знакома. В.В. Набокова часто говорил: «У меня есть один дом, в России». Ф.И. Шаляпин, который за границей имел шумный успех, заработал много денег (получал за выступление 3 тыс. долларов, купил себе пятиэтажный дом в Париже), свои воспоминания закончил так: «Моя мечта неразрывно связана с Россией… Милая моя, родная Россия! Всю свою жизнь я прожил в театре и для

Весь мир облетела весть о присуждении Нобелев-ской премии по литературе Ивану Бунину — русская эмиграция переживала общий «невыдуманный наци-ональный праздник». Объединенные общим порывом, знаменитые и безвест-ные соотечественники Бунина, оказавшиеся за рубежом, плакали от радости, словно узнали о победе на фронте; «будто мы были под судом и вдруг оправ-даны», как было сказано в одном из поздравлений. Газеты, ликуя, трубили о победе русской литературы и русской эмиграции: «за Буниным ничего не было — утверждал поэт и лите-ратурный критик Георгий Адамович, — ни послов, ни ака--демий, ни каких-либо издательских трестов… Ничего. Никакой реальной силы. <…> Но этого оказалось достаточно для торжества».

Свежеиспеченный лауреат отправ-ляется в «столицу русского зарубежья» — Па-риж, где чествования и банкеты сменяли друг друга с карнавальной быс-тро-той в атмосфере всеобщего радост-ного опья-нения. Поездка со свитой в Сток-гольм, где Бунин восхитил сдер-жан-ных шведов царственно-аристократическими повадками и едва не потерял нобелевские диплом и чек, стала завершением праздника. Часть денег была роздана — пре-жде всего малоимущим друзьям-писателям (и не только друзь-ям: не была обде-лена и не жаловавшая «само-надеянного барина» Марина Цве-таева), но бóльшая часть денег была проку-чена; предпринятое нобелевским лауреатом собрание сочинений оказалось убыточным. И вот уже снова знако-мый стук колес, и Бунин ездит по разным концам Европы читать свои рассказы и украшать своим присутствием банкеты в собственную честь, и вновь бьется буквально «за каждую копейку» гонорара, пристраивая новые произведения в эмигрантской периодике.

Нобелевская премия Бунина стала первым подведением итогов всей эмиграции за дюжину лет ее послереволюционного рассеяния. Лауреатом впервые в исто-рии премии стало «лицо без гражданства».

Эмиграции предшествовало беженство, вызванное Гражданской войной. Фев-ральская революция, на которую возлагали столько надежд, не стала победой демократии и либерализма. Лозунгом Временного прави-тель-ства был «Война до победного конца», но солдаты устали воевать. Ленин же обещал мир — на-родам, землю — крестьянам, заводы и фабрики — рабочим, и привлек на свою сторону прежде всего трудовое население. После Октябрь-ской рево-люции страна раскололась на красных и белых, братоубийственная война оказа-лась беспощадной.

Красный террор выплеснул из страны многих. Сотни тысяч беженцев, осевших на чужих берегах, принято называть в отечественной историографии первой волной эмиграции.

Эмиграция, предпочтенная террору, ежедневным арестам, экспроприации — это не рациональный просчет жизненных стратегий, это бегство, желание укры-ться в безопасном месте, переждать до лучших времен. Среди тех, кто покинул родину после Октября 1917 года, оказалось немало выдающихся пред-ставителей русской литературы, музыкантов и художников, артистов и фило-со-фов. Перечислим главные причины, побудившие их к отъезду или даже бегству.

Во-первых, резкое неприятие большевистской власти, отторжение не только ее идеологии, но и ее главных деятелей: так, Бунин и Куприн прославились такой острой антибольшевистской публицистикой, что остаться для них означало добровольно встать к стенке. Оставшись в Петрограде и выжидая, даже про-должая заниматься сочинительством, Дмитрий Мережковский и Зи-наида Гиппиус пришли позже к тому же решению и стали столь же резкими крити-ками новой власти. Большевистскую революцию не приняли многие — это был сознательный выбор, творческий и идеологический. Не пред-принимая никаких явных антибольшевистских шагов, уехал в Италию с лекци-ями симво-лист Вячеслав Иванов; «на лечение» (это была удобная формулировка для мно-гих беглецов, поддержанная наркомом просвещения Луначарским) уехал в Бер-лин писатель Алексей Ремизов. Оба не вернулись.

Во-вторых, физическое выживание. Для многих деятелей литературы и искус-ства революция и Гражданская война означали прекращение профессиональ-ной деятельности. Далеко не всех устраивали выступления перед красноармей-цами за скудный паек, сочинение агиток и малевание плакатов. Рахманинов и Прокофьев покинули Россию, чтобы покорить Америку: великая слава пиа-ниста-виртуоза навсегда задержала Сергея Рахманинова в эмиграции, а Сергей Прокофьев, плодотворно работавший и как композитор, вернулся на родину и органично влился в идеологизированное советское искусство, соз-дав, напри-мер, «Здравицу» Сталину. Артисты МХТ, уехав на длительные га-стро-ли, вер-нулись не все — труппа раскололась. Уезжали и звезды дореволю-ционного русского экрана. В гастрольную поездку отправилась гордость отечественной сатиры Тэффи — ради заработка, читать комические стихи и скетчи; закон-чилось это турне в Париже.

В-третьих, советская власть могла сделать врагом недавних сторонников. Даже не прибегая к крайним мерам, советская власть избавлялась от слишком неза-висимых умов, высылая их из страны. На так называемом философском паро-ходе (на самом деле их было два: «Обербургомистр Хакен» и «Пруссия») бо-лее 160 интеллектуалов вместе с семьями прибыли в конце 1922 года в немец-кий порт Штеттин. Высланные не были врагами советской власти, но их инако-мыслие было слишком очевидным.

В-четвертых, границы Советской России сильно уменьшились по сравнению с дореволюционными, появились новые государства, и в традиционно дачных местах оказались за рубежом — в Финляндии Леонид Андреев и Илья Репин, а в Эстонии — Игорь Северянин. В прибалтийских государствах сложились большие русские диаспоры никуда не уезжавших людей, родившихся и вырос-ших в Риге или Дерпте (Тарту). Немало русских жили в Польше и в Харбине, на территории Китая.

Было и в-пятых: Марина Цветаева, отлично вписавшаяся благодаря особен-ностям таланта и характера в творческую обстановку послереволюционной Москвы 1920-х годов, отправилась в Прагу, где жил ее муж Сергей Эфрон — белоэмигрант. Сложный случай Горького — организатора большевистской культурной поли-тики, уехавшего из-за разногласий с новой властью и не имев-шего связей с эмиграцией — повлиял на другие судьбы: Владислав Ходасевич с Ниной Берберовой поехали именно к нему, но уже не вернулись.

Наконец, младшее поколение эмиграции: юношам, оказавшимся в белой ар-мии, путь в Россию был отрезан. Судьбы их оказались разными: Гайто Газданов стал писателем; Алексей Дураков — поэтом, погибшим в сербском Сопротивле-нии; Илья Голенищев-Кутузов, тоже поэт и тоже сербский парти-зан, вернулся в Россию после Второй мировой войны и стал крупным ученым, специалистом по творчеству Данте. Впрочем, его увозили родители — как и Владимира Набо-кова, чей отец был одним из лидеров кадетской партии. Невозможно предста-вить Набокова советским писателем; появление же «Лолиты» в СССР и вовсе превосходит все мыслимые допущения.

Большинство эмигрантов не предполагали, что эмиграция станет их судьбой. Некоторые писатели и деятели культуры продолжали жить с советскими паспортами, с симпатией писать о советской литературе и культуре и носить прозвище «большевизанов» (как Михаил Осоргин). Но всеобщие надежды на недолговечность большевиков быстро таяли, с 1924 года все больше стран признавали СССР, а контакты с друзьями и родственниками сходили на нет, поскольку переписка с заграницей грозила советским гражданам нешуточными преследованиями. Историк-классик Михаил Ростовцев предупреждал Бунина:

«В Россию? Никогда не попадем. Здесь умрем. Это всегда так кажется людям, плохо помнящим историю. А ведь как часто приходилось чи-тать, например: „Не прошло и 25 лет, как то-то или тот-то измени-лись“? Вот и у нас будет так же. Не пройдет и 25 лет, как падут боль-шевики, а может быть, и 50 — но для нас с вами, Иван Алексеевич, это вечность».

У послереволюционной эмиграции стратегия оказалась одна: выживание. Направление беженства определило характер эмиграции. Из Крыма и Одессы эвакуировались остатки белой армии; с ними уходило гражданское населе-ние — семьи военных; уходили те, кто в глазах победивших большевиков вы-глядел «контрой», недобитыми буржуями. Воспетое Блоком в «Двенадцати» «Тра-та-та» («Эх, эх, без креста!») приводило Бунина в ярость; он был среди тех, кто не принимал большевизма не просто политически, но и психофизи-чески: «какие-то хряпы с мокрыми руками» не убеждали его ни как будущие правители государства, ни как слушательницы возвышенных стихов.

Первой оста-новкой оказался Константинополь, турецкая столица. Французские окку-паци-онные власти, ужаснувшись численности прибывшей русской армии, отпра-вили военных в лагеря на голых островах — Галлиполи и Лемнос, и еще даль-ше — в тунисскую Бизерту. В островных лагерях проводились концерты, ставились спектакли, а ежеднев-ная газета не издавалась на бумаге, а звучала из репродуктора. Обеспокоенные отличной подготовкой и приподнятым духом русских солдат, французы по-спешили отослать их на работу в славянские страны, прежде всего в Сербию и Бол--гарию.

Русских беженцев приютило Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года — Королевство Югославия), и на Балканах возникла русская диаспора. Это была по большей части монархическая, в еще большей части патриотическая и ан-ти-большевистская эмиграция. После войны, распада Австро-Венгерской монархии и Османской империи новообразованное коро-левство остро нуждалось в квалифицированных кад-рах — врачах, учителях, юристах. Русские эмигранты оказались исключительно кстати: они препода-вали в университетах и школах, работали врачами и мед-пер-соналом всех уров-ней, прокладывали дороги и строили города. В присут-ствии королевской семьи 9 апреля 1933 года был открыт Русский дом имени императора Николая II: «Не кичись, Европа-дура, / Есть у нас своя культура: / Русский дом, блины с икрой, / Досто-евский и Толстой!»

Между тем своим появлением Русский дом обязан приня-тию в среде русской эмиграции положения о «русских Афинах», то есть о раз-витии национальной эмигрантской культуры, которая должна была вер-нуться в Россию. «Бедные, старые, лохматые русские профессора наполнили на чуж-би-не книгами кафед-ры и университеты, как греки некогда, после паде-ния Константинополя», — вспоминал поэт Милош Црнянский.

Целостной эмигра-ция не была нигде, не исключение и Королевство сербов, хорватов и словенцев: большинство русских осталось на земле южных славян, они не обязательно ассимилировались, но Белград или Скопье стали их новой родиной. Русские зодчие отстроили новый Белград со всеми его узнаваемыми зданиями: королевские резиденции (возведенные Николаем Красновым, соз-дателем крым--ской Ливадии), новые церкви в сербско-византийском стиле (разработан-ном Григорием Самойловым), театры, банки и гостиницы, в том числе лучшие отели Белграда «Москва» и «Эксельсиор». Эмигрировавших из послереволюци-он-ной России архитекторов и инженеров-строителей в Югославии трудилось более трехсот.

Если на Балканах диаспора была по преимуществу «недемократической», православно-монархической, то Праге суждено было стать центром «прогрес-сивных русских». С 1921 по 1932 год в Чехословакии действовала инициирован-ная правительством «Русская акция». Средства на сохранение «остатка куль-турных сил России» (слова президента Чехословакии Масарика) выделялись весьма значительные, но принимающая сторона руководствовалась не только гуманизмом — подготовкой кадров для будущей России, — но и прагматикой: рус-ские культурные и научные институты, учрежденные и развиваемые эми-гран-тами, служили престижу Чехословакии.

«Русский Оксфорд» собирал сту-ден-тов со всего зарубежья, обеспечивая их сти-пендиями. Именно так попал в Прагу Сергей Эфрон — муж Марины Цветаевой. Интеллигенция — профес-сора, учи-теля, инженеры, писатели и журналисты — были обеспечены посо-биями. Даже поэтические кружки обретали строгий академический вид: так, «Скитом поэ-тов» руководил профессор Альфред Бем, и там проходили насто-ящие исто-рико-филологические чтения.

Литературная Прага соревновалась с Парижем; Марк Слоним, возглавлявший литературный отдел в журнале «Воля России», не делил русскую литературу на советскую и эмигрантскую, но предпочтение неизменно отдавал первой. Стоит сравнить атмосферу Праги, зачитывавшейся советскими писателями, с Белградом: когда Голенищев-Кутузов опубликовал в Белграде статьи о пер-вом томе «Поднятой целины» Шолохова и романе Алексея Толстого «Петр I», то номера журнала были конфискованы югослав-ской полицией, а автора аре-стовали за «советскую пропаганду».

Русским пра-жанам, мечтавшим о «возвра-щенчестве с высоко поднятой голо-вой», победно вернуться не удалось; многих ждала драматическая участь после Второй миро-вой войны — вплоть до ареста и гибели, как Альфреда Бема. «Ев-ра-зийский соблазн» завершился расколом на правую и левую группы. Левые евразийцы стремились в Советский Союз, поверив в идеи коммунизма. Сергей Эфрон и Дмитрий Святополк-Мирский поплатились за свою веру жизнью (оба были арестованы и погибли).

После «кламарского раскола» (на рубеже 1928-1929 годов) евразийство воз-главил представитель правого крыла — Петр Савицкий, и до оккупации Чехо-слова-кии интенсивно развивалась евра-зийская историософия, но гитлеров-ская власть запретила движение, нало-жив вето на последнюю, уже подго-тов-ленную к изданию «Евразийскую хро-нику». После победы Савицкий был арестован, отсидел в мордовских лагерях; к этому времени относится его эпистолярное зна-комство со Львом Гумилевым, позже начинается активная переписка, обмен идеями и взаимовлияние.

Литературная и театральная Прага была средоточием нескольких культур, куда органично влилась и русская. Если в иных центрах русского рассеяния эми-гран--ты чувствовали себя чужими в чуждом и непонятном мире, то в Праге, напротив, было взаимное притяжение интеллигенции двух славянских наро-дов. Особой национальной гордостью эмигрантов была Пражская труппа Мос-ковского Художественного театра: в ее составе были актеры, не вернув-шиеся в СССР после заграничных гастролей.

Если некогда Константинополь стал своего рода гигантским пересыльным пунктом, где вчерашним гражданам огромной мощной страны пришлось свыкаться со ста-ту-сом эмигрантов, то в Берлине, игравшем в 1921-1923 годах роль одного из центров русской культурной жизни, скрещивались на краткий исторический миг пути тех, кто останется в эмиграции, и тех, кто вернется на родину. В Бер-лине надолго или временно останавливались Андрей Белый, Алексей Ремизов, Илья Эренбург, Владислав Ходасевич, Виктор Шкловский, Борис Пастернак, Борис Пильняк, Сергей Есенин.

Немецкая марка упала, и жизнь привлекала дешевизной. Именно экономи-ческие выгоды обусловили размах постановки издательского дела: с 1918 по 1928 год в Берлине было зарегистрировано 188 русских издательств. Самые известные среди них — «Издательство Зино-вия Гржебина», «Издательство Ладыжникова», «Знание», «Геликон», «Петро-полис», «Слово». Редактор жур-нала «Русская книга» (позд-нее — «Новая русская книга») Александр Ященко сформулировал принцип единства русской лите-ратуры — без разделения на советскую и эмигрантскую.

Берлинская пресса была самого разного спектра: от эсеровских газет до жур-нала «Беседа», в редколлегию которого входили Ходасевич и выехавший «для лечения» Горький. Будто нет и не было никакой цензуры, в Берлине печатали новые произведения Федора Сологуба, Михаила Булгакова, Евгения Замятина, Константина Федина, а тиражи отправляли в Россию.

В восстановленном по петроградскому образцу Доме искусств на подмостки выхо-ди-ли писатели, которым через несколько лет суждено было расстаться навсегда. К берлинскому периоду жизни Набокова (с 1922 по 1937 год), всту-пившего в литературу под псевдонимом Сирин, отно-сится почти все написан-ное им по-русски в стихах и прозе в межвоенное время. Затерянные среди немцев с их унылым картофельным салатом и устрашающим совместным пением, русские, казалось Набокову, скользили по берлинской жизни подобно «мертвенно-яркой толпе» статистов в немом кино, чем многие эмигранты не грешили подрабатывать «за десять марок штука», как описывает он в романе «Машенька». Русские лица оказались запечатленными на кино-пленку в филь-мах немого кино «Метрополис», «Фауст», «Голем», «Последний человек».

Подспудно шел активный процесс взаимного обогащения культур, быстрого знакомства с современными эстетическими и интеллектуальными тенден-циями, многие из которых привезли в Берлин эмигранты: русский авангард в искусстве, формализм в литературоведении, из которого возникнет впослед-ствии европейский структурализм. Выставки русских художников сменяли друг друга: Гончарова, Коровин, Бенуа, Сомов, Кандинский, Явленский, Шагал.

Несколько лет существования русского Берлина стали своего рода передышкой, временем самоопределения для оказавшейся в нем русской творческой элиты. Те, кто выбрал эмиграцию, вскоре разъехались из Германии: большинство —в Париж, некоторые — в Прагу, иные — в прибалтийские страны. Эксперимент закончился, «Шарлоттенград», где все говорили по-русски, перестал сущест-вовать.

Как известно, Россия состоит из столицы и провинции. Именно так оказался устроен и мир русского рассеяния. Космополитической столицей после Первой мировой войны был Париж. Париж, город, в который полтора века стремились все мыслящие русские люди, стал и столицей русского рассеяния. Благодаря политике Третьей рес-публики, благосклонной к русским беженцам, русские эмигранты буквально хлынули на берега Сены.

После краткого пребывания в Константинополе и Софии в марте 1920 года в Париж прибыл и Бунин, который быстро стал играть роль литературного мэтра. «Па-риж нравится», — записала в дневнике жена писателя Вера Муромцева-Бунина. И грустно добавила:

«Нет почти никаких надежд на то, чтобы устроиться в Па-риже. <…> За эту неделю я почти не видела Парижа, но зато видела много рус-ских. Только прислуга напоминает, что мы не в России».

Почти непроницаемое существование двух миров, французского и русского, продолжалось вплоть до Второй мировой войны: измученный «Великой» — Первой мировой — вой-ной, Париж веселился в упоении от победы, от Вер-сальского мирного дого-вора, наложившего непо-мерную контрибуцию на Германию, и равнодушно отнесся к русским. Многие вчерашние «вранге-левцы» и «деникинцы», кадровые офицеры были согласны на любое место: чернорабочих на заводах «Пежо» и «Рено», груз-чиков, таксистов. Русская интеллигенция, аристократия, буржуазия, военное и чиновническое сословие во Франции стремительно обеднели и пролетаризи-ровались, пополняя ряды лакеев, официантов, мойщиков посуды.

Париж стал главным литературным центром русского зарубежья. Русский «городок», как его называла Тэффи, собрал все лучшие, жизнеспособные твор-ческие силы эмиграции. Париж уже в конце XIX века был Меккой для худож-ников и музыкантов. В предреволюционное десятилетие Русские сезоны Сергея Дягилева завоевали Париж и весь культурный мир. Музыкально-театральная жизнь русского Парижа только в перечислении имен и событий заняла бы многие страницы.

Но культурное наследие русского зарубежья прежде всего логоцентрично, что про-явилось в издательской деятельности, в разноплановости периодики, в мно-гообразии литературы художественной, поэзии и прозы, и документаль-ной — мемуары, дневники, письма. К этому следует прибавить философские трактаты, критику и публицистику. И если метафорически русская эмиграция может быть определена как текст, то его главные страницы были написаны в Париже.--

«Мы не в изгнании, мы в послании», — заметила однажды Нина Берберова. Завершив традиции классической русской прозы в творчестве Бунина и поэти-ческого Серебряного века в творчестве Георгия Иванова и Марины Цветаевой, создав миф о православной Руси в эпопеях Ивана Шмелева, придав русской книжности и фольклорной архаике черты модерна в сочинениях Алексея Реми-зова, русское зарубежье восполнило русскую литературу XX века, воссоздав ее целостность.

Эмигранты держались сознанием, что они выбрали свободу, что в оставленной России творческая личность унижена и придавлена полити-ческим режимом и социальным заказом. Георгию Адамовичу казалось, что советская литература упрости-лась до лубка, а Ходасевичу предписанное соцреализмом «счастье» виделось чем-то вроде удавки — по мере приближения общества к коммунизму «литература задохнется от счастья».

Культура русской эмиграции во многом оказалась компенсаторной по отно-шению к советской — не только в слове, но и в балете или в изобразительном искусстве. Это происходило во всем: религиозная философия против научного коммунизма, литературный модерн и поэтизация русской старины против авангарда 20-х и соцреализма 30-х, одиночество и свобода против диктатуры и цензуры. У большинства мэтров литературы русского зарубежья советская действительность и советская культура вызывали отвращение и отторжение. Зинаида Гиппиус предлагала:

«Неужели никому не приходило в голову, оставив в стороне всякую „полити-ку“, все ужасы, разрушенье, удушенье, кровь (это тоже зовется „политикой“), взглянуть на происходящее в России и на советских повелителей только с эсте-тической точки зрения? <…> Попробуйте. Если насчет всех прочих сторон („политика“) еще могут найтись спорщики, то уж тут бесспорно: никогда еще мир не видал такого полного, такого плоского, такого смрадного — уродства».

Советские люди пугали эмигрантов даже на фо-тографиях: без носков ходят (летом). Казалось, однако, что уродство пройдет, что Россия вернется к своим традициям и тогда окажется, что эмиграция стала соединительным мостом между прошлым и будущим. В Па-риже в 1924 году Бунин произнес речь «Мис-сия русской эмиграции». Пи-са-тель говорил о погибели России, имея в виду тысячелетнюю Россию с ее пра-во-слав-ной верой, сложившимся обще-ственным укладом с царем во главе госу-дарства, с историческими завоева-ниями, побе-дами и великими культур-ными дости-же-ниями. Миссия русской эмиграции виделась в сохранении этой преем-ствен-ности. Но как это сделать — ни поли-тики, ни писатели, ни фи-ло-софы, ни тем более юные балерины от-вета бы дать не смогли.

Никакой моти-вации жить в чужой стране у большинства не было. Вернуться для барской жизни и всенародной славы? Это удалось Алексею Толстому, а Сер-гей Про-кофьев умер в коммунальной квартире. Старенький и больной Куприн уехал, чтобы уме-реть на родине; Горького почти выкрали — это была знаковая фигура, и писа-тель был обязан продолжать служить революции. Бу-нин же и после войны, в эйфории от побе-ды, вернуться не решился. Его России уже не существо-вало — а новой он не знал.

Никаких стратегий у эмиграции не было — было выживание. «Так всех нас разметало по белому свету, / Что не хватит бумаги заполнить анкету», — опре-делила русскую скитальческую судьбу XX века Ларисса Андерсен. Когда поэ-тесса скончалась на 102-м году жизни, метафора возник-ла сама — последний лепесток восточной, харбинской ветви эмиграции отлетел. «Писать стихи на русском, живя среди иностранцев (а я всю жизнь пишу только на род-ном языке), — это то же самое, что танцевать при пустом зале», — признава-лась поэтесса.

Введение

Основные направления советской власти в области культуры

Культура русского зарубежья

Заключение

Список литературы

Введение

Русская культура сама по себе явление сложное и многообразное. Взаимодействуя и с Западом, и с Востоком, она образует нечто, подобное мосту. Ее уникальность определяется разнообразием географических зон, политическим и экономическим развитием, многовековой историей.

Тем интереснее определять специфику русской культуры, прошедшей множество непростых этапов от культур восточнославянских племен, Руси как европейского государства, периода самодержавия и, наконец, вошедшей в режим Союза Советских Социалистических Республик (СССР). Изучение культуры советского периода актуально в наши дни по той причине, что в ней было смешано и переплетено где-то прочно, а где-то и не очень, великое множество культур как близких для русской культуры, так и чуждых ей.

Еще больший интерес представляет культура русского зарубежья 20-30-х гг. XX в. Это было уникальное явление. Русское зарубежье было общей драмой и трагедией для всей советской культуры того времени. Однако оно же стало и самой яркой и впечатляющей страницей советской культуры. За границей образовался целый слой деятелей культуры, приехавших из Советского Союза. По данным общества «Родина» к началу XXI в. численность наших соотечественников за рубежом составляла более 30 млн. человек. Только в США тогда проживало около 10 млн.

Степень разработанности данного вопроса достаточна, чтобы опираясь на имеющейся теоретический материал, сделать обобщающие выводы и сформулировать возможные тенденции для будущего взаимодействия.

Целью данного исследования является анализ культуры русского зарубежья.

Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

Рассмотреть основные направления советской власти в области культуры;

Рассмотреть культура русского зарубежья;

1. Основные направления советской власти в области культуры

В первой половине XX в. происходило становление новой для российской истории культуры - культуры нового советского государства.

Первое, что нужно отметить в этом процессе - советская власть проникла буквально во все области и сферы жизнедеятельности этой самой культуры. Все, что было связано с культурой, было поставлено строго "под партийный контроль". Культура стала и объектом, и средством политики советского государства.

Было заявлено, что всего в мире существуют две культуры - пролетарская и буржуазная. При этом миросозерцанием пролетарской культуры стал марксизм-ленинизм, выражающий интерес основы советского руководства, а именно коммунистической партии и ее международных объединений Интернационала.

Источником нового мировоззрения стали труды Карла Маркса и Фридриха Энгельса второй половины XIX века, которые отразили теоретическую основу таким определениям, как "научный социализм" и "диалектический материализм". Вот, что писал по этому поводу В. И. Ленин: "Маркс явился продолжателем и гениальным завершителем трех главных идейных течений XIX века, принадлежащих трем наиболее передовым странам человечества: классической немецкой философии, классической английской политической экономии и французского социализма в связи с французскими революционными учениями вообще" .

Отныне, все кто был против "прогрессивной" пролетарской культуры, становился врагом государства. Искусство и культура должны были служить интересам партии и выполнять ее задачи.

ноября 1917 года была учреждена Государственная комиссия по народному просвещению. В ее функцию входило "служение связью и помощницей организовать источники материальной, идейной и моральной поддержки муниципальным и частным, особенно же трудовым и классовым просветительным учреждениям в государственном масштабе" .

июня 1918 года был создан Народный комиссариат просвещения РСФСР (Наркомпрос). После его создания комиссия по народному просвещению стала заниматься поросами развития народного образования.

С 1921 года Наркомпрос включал в себя следующие органы просвещения советского народа:

Академический центр;

Организационный центр;

Главное управление социального воспитания и политехнического образования детей до пятнадцати лет (Главсоцвос);

Главное управление профессионально-политехнических школ (с пятнадцати лет) и высших учебных заведений (Главпрофобр);

Главное внешкольное управление (Главполитпросвет);

Главное управление государственным издательством (Госиздат);

Совет по делам просвещения национальных меньшинств;

Театральный отдел (ТЕО);

Киноотдел (Госкино).

Первое, что сделали Государственная Комиссия и Наркомпрос, начали унификацию школ и процесс централизации сети образовательных учреждений. Все школы, от начальных до высших, от общественных до частных, переводились под контроль Наркомпроса.

На местах делами просвещения начали заниматься Отделы народного образования, которые формировались при исполкомах Советов Рабочих и Крестьянских депутатов разных уровней . Высших школ, однако, это не касалось.

В 1919 году был сформирован Государственный учёный совет (ГУС). Он стал руководящим научно-методическим органом Наркомпроса, с помощью него осуществлялась политика государства в области всего, что касалось культуры.

Далее был создан Литературно-издательский отдел Наркомпроса (ЛИТО), который занимался издательским делом. Основной целью было издание русской классической литературы. Потом образовались Отдел изобразительных искусств Наркомпроса и Tеатральный отдел (ТЕО) Наркомпроса. Однако все эти органы вскоре были реорганизованы, но сути своего существования не изменили .

Таким образом, контроль шел за всеми сферами культуры. Все представители культуры были поставлены под жесткие рамки партийных интересов и контроля. Вводилась строжайшая цензура. Ее нарушение каралось ссылками, пытками, тюрьмами и лагерями, таким образом, смертью. Досье имелось на каждого.

Логично, что поддержкой пользовались только те, кто восхвалял советскую власть. Как правило, это были деятели искусств, которые подчеркивали свое простое, "рабочее" происхождение.

В 1925 году формируется группа под названием Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП), куда входили, например, Фурманов, Либединский, Киршон, Фадеев и другие. Их целью было укрепление коммунистической линии, создание рабочего класса и трудящихся масс. Недаром в оппозицию таким пролетарским группам создавались союзы так называемых "свободных художников", тех, кто не желал для себя контроля со стороны партии, так как истинное искусство и истинная культура не поддается контролю и искусственному искажению .

Сложнее всего для партии оказалась работа с философами. Они, как известно, критикуют любую власть, а к власти советской вопросов было немало. Они не боялись заявлять, что социализм, строящийся на штыках, обречен.

В 1922 году многих представителей творческой интеллигенции вызвали в Наркомпрос, где А. Луначарский ясно изъяснил им меры, которые будут применены к "несогласным". Так первыми страну покидали Н. Бердяев, Н. Лосской, С. Франк, С. Булгаков и другие деятели искусства, ученые, специалисты .

Особенному гонению подверглись гуманитарные науки. Человек как личность не входил в планы нового государства, он должен был оставаться всего лишь винтиком в огромном механизме, которое представляло собой советское государство. Любые уклоны от партийной линии пресекались.

Религия, в свою очередь, подверглась гонению. Уничтожались храмы, иконы, в тюрьмы или на расстрел были отправлены представители духовенства. Многие культурные памятники, представляющие собой высокую ценность, были взорваны .

В то же время были национализированы Третьяковская галерея, Эрмитаж, Царское село и многие культурные достопримечательности теперь уже советского пространства. Одной из особенностей новой культуры Советского Союза стало учреждение множества массовых празднеств, в которых в обязательном порядке принимали участие физкультурники, использовалась военная техника. С 1922 года начала работу радиостанция, которая была призвана пропитать народ духом коммунизма.

Итак, культура советского периода рассматривалась в рамках идеи, которую можно выразить словами советского партийного деятеля А. А. Жданов: "Не надо забывать, что СССР является <...> оплотом человеческой цивилизации и культуры против буржуазного распада и разложения культуры".

Так трактовалась и высоко оценивалась культура советского государства его руководством, а потому ее контроль в массах осуществлялся буквально по всем направлениям, "на всех фронтах" велся бой за укрепление новой советской культуры. Неудивительно, что часть культурных деятелей начала уезжать за рубеж, создав там "культуру русского зарубежья".

2. Культура русского зарубежья

В первой главе нашего исследования мы отметили основные направления советской власти в сфере культуры и выяснили, что подобный надзор и контроль советского руководства вынуждал многих деятелей культуры покидать свою Родину и выезжать за рубеж.

Так возникло понятие "русское зарубежье". Оно скорее представляет собой понятие не географическое, как кажется на первый взгляд, а культурно-историческое. Отсюда мы будем говорить о судьбах российских мигрантов, деятелей культуры, российской интеллигенции.

В XX веке насчитывается, по меньшей мере, четыре основных миграционных потоков за рубеж. Страну покидал огромный культурный, научный потенциал. Возможно, именно таким способом удалось сохранить русскую культуру, вывозом ее на некоторое время за рубеж, где не было цензуры и строго контроля партии?

Русское зарубежье сформировалось как обобщенный образ первой волны из России после революции 1917 года. Так образовалась так называемая "малая" Россия, за пределами нового государства. Несмотря ни на что, русскими мигрантами за рубежом были сохранены ценности национальной русской культуры, русский язык, особенности быта, праздники и традиции, образующие русскую культуру. В первую волну страну покинуло порядка десяти миллионов человек.

Культура русского зарубежья стала основой и источником нового Серебряного века. Это было время творческих новаторств, поднятие проблем личности, время символизма, возрождения нравственных идеалов и поиска новых художественных форм .

В то же время, это был страшный период, период в ожидание какой-то угрозы и опасности, которая стала вполне реальной с началом Первой Мировой войны. Такая двойственность наложила свой отпечаток на дальнейшее развитие русской культуры.

Конечно, среди эмигрантов сохранялась надежда на возращения. Каждый из них писал или говорил о Родине по своему, каждый находил в ней что-то свое. За рубежом публиковались их произведения, проводились лекции о русской культуре, организовывались выставки и концерты. Нужно отметить, что и в истории мировой культуры русское зарубежье сыграло свою, возможно недооцененную, роль .

Русское зарубежье представляли И.А. Бунин, А.И. Куприн, Д.С. Мережковский, В.В. Набоков, Г.В. Иванов, 3.Н. Гиппиус, И.В. Одоевцева, В.Ф. Ходасевич, М.И. Цветаева. Их судьбы сложились по-разному, но все они стремились обратно, в Россию.

Вслед за литераторами за рубеж выехали философы и историки: Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, В.А. Ильин, Л.П. Карсавин, Н.О. Лосский, П.И. Новгородцев, П.А. Сорокин, С.Л. Франк . Большинство трудов этих деятелей были опубликованы, подумать только, в 90-е годы XX века.

Покинули страну такие художники, композиторы и артисты, как И.Ф. Стравинский и С.В. Рахманинов, Ф.И. Шаляпин, С.М. Лифарь, Т.П. Карсавина, М.Ф. Кшесинская, Д. Баланчин, Л.С. Бакст, А.Н. Бенуа, Н.С. Гончарова, 3.Н. Серебрякова .

Православная церковь, запрещенная в новом советском государстве, сыграла свою далеко не последнюю роль за рубежом. Создавались приходы, строились храмы, духовные семинарии. Казалось, будто русская культура пережидает время, чтобы вернутся на свою исконно родную землю, откуда она и произросла.

Примерами были Русский институт в Берлине, Русский народный университет в Праге, Институт славянских исследований в Париже. За рубежом выпускались такие периодические издания, как "Современные записки", "Русская мысль", "Новый град", что также способствовало поддержке русской творческой интеллигенции..И. Куприн, Л. Андреев, И. Шмелев продолжали свою творческую деятельность, но за границей. В эмиграции оказались более 50 писателей, которые были известны в России и в других странах мира. Жизнь в изгнании была для многих крайне непростой: неустроенность быта, отсутствие постоянной работы, трудность публикации произведений, ностальгия за Родиной влияли на настроения творческой интеллигенции.

На Родине же в это время на смену нэповской оттепели пришел новый этап борьбы за пятилетку. От писателей требовалось строгое выполнение партийных заказов, что привело к усилению цензуры на произведения многих писателей, например, М. Булгакова, И. Бабеля, Е. Замятина. Однако, как отмечал историк и публицист П.Н. Милюков, " чрезвычайно трудных обстоятельствах русская литература, взятая в целом, не утратила жизненности и внутренней силы сопротивления" .

Судьба изобразительного искусства похожа на судьбу литературы. Наиболее известные художники эмигрировали: Ф.А. Малявин, К.А. Коровин, И.Я. Билибин, Б.Д. Григорьев, К.А. Сомов, А.Н. Бенуа, Н.С. Гончарова, Н.К. Рерих, И.Е. Репин. Те, кто соответствовал революционному духу, выполняли партийные заказы, оформляя массовые праздники, рисуя пропагандистские плакаты.

Как правило, это были такие течения, как футуристы, кубисты, супрематисты. Например, К.С. Малевич, В.Е. Татлин и Н. Альтман. Искусство формы ("инженеризм") становится главным направлением нового изобразительного искусства советского государства.

Вместе с тем, появилось течение, которое стремилось примирить классику и современность, сохранить цветовую гамму и свежесть пейзажей, натюрмортов, жанровых сцен. Это, например, творчество П.П. Кончаловского, И.И. Машкова, А.В. Лентулова.

Новые художники желали соединить реализм и импрессионизм, и такое стремление полностью отражало дух времени и те события, которые происходили со страной.

Однако идеологический перелом 1928 года оказал сильное воздействие на все сферы духовной жизни, в том числе и на отношение к изобразительному искусству. Он состоял в требовании внедрения искусства в жизнь, соединения художественной формы и производства. Государство поддерживало издание плакатов, графику прикладное искусство, заказывало фрески для украшения зданий.

В архитектуре преобладает стиль конструктивизма, который соединил реализм (техника, инженерия) с утилитаризмом функционального назначения. В жилых домах восторжествовал дух коммунизма, а не семейного уютного быта и уюта.

Несмотря ни на что, как отмечает П.Н. Милюков, процесс приобщения масс к творчеству продолжался: "Независимо от желаний этой власти процесс приобщения масс к культуре развивается дальше, а плоды его скажутся, когда будут сняты связывающие национальную жизнь внешние путы" . Несмотря на правительственные заказы, подавление творческой свободы и самовыражения, историк высказывает веру в силу и дух русской культуры.

В первые годы жизни в эмиграции главной задачей являлось восстановление нормального физического и психического состояния детей-беженцев. Многие из них потеряли родителей и семьи, за годы гражданской войны и бегства за границу успели забыть, что такое нормальная жизнь. Во всех крупных центрах расселения эмигрантов создавались сиротские приюты, школы с полным пансионом, детские сады. Попечительской деятельностью и организацией сети школьных учреждений занялся Земско-городской комитет (Земгор).

С первых дней в местах основного расселения беженцев начали создаваться русские школы и другие учебные заведения. С самыми большими трудностями эмиграция столкнулась в приграничных с Россией государствах - Польше, Румынии, странах Прибалтики.

Благоприятные условия для российской зарубежной школы были созданы в Югославии. Основу эмигрантской школьной системы заложили эвакуированные из России Киевский и Одесский кадетские корпуса, объединенные впоследствии в Русский кадетский корпус. Правительство взяло на себя финансирование двух русских гимназий. Студентам была предоставлена возможность продолжать образование в вузах Королевства СХС .

Принципиально важными являлись вопросы образования и воспитания подрастающего поколения и для русской диаспоры стран Западной Европы. Здесь была создана довольно широкая сеть русских школ, сохранившая структуру, существовавшую в учебных заведениях дореволюционной России: начальная школа (церковно-приходские, земские), средняя школа (гимназии и реальные училища), высшие учебные заведения (университеты и институты).

Школьные программы включали учебные предметы местной системы образования, которые, как правило, преподавались на языке страны проживания. На русском языке велись уроки по истории, литературе, географии, религии.

Высоким уровнем преподавания отличалась высшая школа русской эмиграции в Европе. За границей оказалось много профессоров и опытных преподавателей, стремившихся использовать свои знания и опыт. В 20-е годы в Париже было открыто 8 вузов.

По официальному статусу и уровню образования на первом месте стояли русские отделения при Сорбонне, где преподавало свыше 40 известных профессоров из России. Действовали также Коммерческий, Русский политехнический, Высший технический. Православный богословский институты. Особое место среди эмигрантских вузов в Париже занимала Русская консерватория им. С. Рахманинова .

К 30-м годам надежда вернуться на родину исчезла. И если старшее поколение эмиграции еще жило прошлыми воспоминаниями, то молодежь, не разделявшая их иллюзий, плохо знавшая Россию, готовилась к постоянной жизни за границей.

Однако плоды воспитания и образования не могли исчезнуть бесследно, поэтому новые французы, американцы, немцы русского происхождения так и не смогли стать до конца натуральными иностранцами. Вероятно, в этой двойственности и кроется трагедия молодого поколения, которое писатель-эмигрант В. Варшавский назвал "незамеченным поколением" .

Оказавшись за границей, большинство ученых стремились продолжить свою профессиональную деятельность. Некоторые из западных институтов имели традиционные научные связи с Россией еще с дореволюционных времен, поэтому процессы адаптации для известных российских ученых проходили менее болезненно.

Еще в 1917-1918 гг. наиболее активные ученые-эмигранты начали создавать академические группы. Задачи этих групп были многосторонними: материальная поддержка ученых, помощь в продолжении научной работы, распространение знаний о русской науке и культуре за рубежом, взаимодействие и сотрудничество с местными учеными и организациями.

Тоску по старой России и прежнему укладу жизни ощущали все изгнанники, но особенно остро это чувство владело писателями, артистами, художниками, т. е. людьми особого эмоционального склада.

Покинув Россию, они продолжали сознавать себя представителями великой культуры. Творческая элита зарубежья была убеждена, что их главная цель в изгнании состоит в сохранении и развитии русских традиций и русского языка.

В начале 20-х годов культурным центром русского зарубежья являлся Берлин. Здесь эмиграция самосоздавалась по образу и подобию старой России: ходили в церковь, учили детей, отмечали традиционные праздники, устраивали благотворительные вечера .

Повсюду были русские рестораны - "Стрельня" с цыганским хором князя Голицына, "Распутин", "Царевич", "Максим". С середины 20-х годов началась новая жизнь в эмиграции: без надежд на возвращение. Но стремление сохранить русскую национальную традицию и культуру не только не исчезло, но стало еще сильнее. В русском зарубежье развился настоящий культ Пушкина. День рождения А.С. Пушкина начали отмечать как "День русской культуры".

В пражских "Днях русской культуры" принимали участие известные общественные деятели. Пушкинские дни проходили во всех крупных культурных центрах эмиграции вплоть до начала второй мировой войны. К этому событию издавались литературные альманахи, специальные выпуски газет и журналов, проводились научные конференции и ставились спектакля. На концертах звучала музыка Чайковского, Римского-Корсакова, Мусоргского.

Литературная жизнь была достаточно активной вплоть до второй мировой войны. Война оказалась тем рубежом, через который удалось пройти не многим. Старшее поколение сошло в силу своего возраста.

А у молодежи было столько материальных проблем, что стало не до творческих порывов. Большинство подававших надежды литераторов вынуждены были искать более надежные источники существования. В послевоенной литературе осталось лишь несколько талантливых имен из послереволюционной эмиграции.

Продолжала культурные традиции старой России и эмигрантская пресса. С 1918 по 1932 г. на русском языке выходило 1005 периодических изданий - газет, журналов, тематических сборников. Главным средством распространения произведений художественной литературы и культуры в широком смысле слова стали "толстые" литературные журналы .

Новые книги могли купить лишь немногие эмигранты, поэтому большая часть изданий приобреталась на пожертвования научными учреждениями, читальными залами. Книги эмигрантских авторов и некоторые советские периодические издания находились в русских публичных библиотеках.

Творческие традиции русской культуры также стремились сохранить и развить представители музыкального и изобразительного искусства. Композиторы и музыканты-исполнители, многие оперные, балетные и драматические постановки были широко известны на Западе. Искусство эмигрантской России легко интегрировалось в международную художественную среду, так как не было ограничено языковым барьером.

В эмиграции продолжили свою творческую биографию многие известные художника "серебряного века" русской культуры. Многолетнее сотрудничество в рамках "русских сезонов" помогло художникам объединения "Мир искусства" быстрее адаптироваться к новым условиям существования.

Однако, несмотря на сложные условия существования, культура зарубежья (литература и музыка, изобразительное и хореографическое искусство) получила широкую известность на Западе. Творческая эмиграция смогла сохранить и развить все самые значимые традиции русской культуры эпохи "серебряного века" .

В 20-30-е годы в эмиграции продолжали существовать и обогащаться все те течения в области культуры, науки, общественной мысли, развитие которых в Советской России было искусственно прервано. Русская и мировая культура пополнялась новыми шедеврами, был накоплен мощный идейный потенциал, который начинает осмысливаться в современной России. Из русской диаспоры вышли многие яркие представители культуры и науки послевоенного поколения. Оставаясь россиянами по духу и языку, они сумели внести свой вклад в развитие мировой цивилизации.

Приведем в пример самых ярких представителей культуры русского зарубежья. Иван Алексеевич Бунин (1870-1953). "Я происхожу из старого дворянского рода, давшего России немало видных деятелей, как на поприще государственном, так и в области искусства, где особенно известны два поэта начала века: Анна Бунина и Василий Жуковский... - писал Бунин в предисловии к французскому изданию рассказа "Господин из Сан-Франциско". - Все предки мои были связаны с народом и с землей .

Симпатии Бунина была обращены в патриархальное прошлое. В пору революции он вступил охранителем стародавних устоев. Решительно не принял Временное правительство, а потом и большевистское руководство. Свое короткое пребывание в Москве назвал "Окаянными днями". Покинув Россию (из России), в феврале 1920 г. Бунин через Константинополь, Софию и Белград попал в Париж, где и обосновался.

В эмиграции, как и прежде, Бунин сдвигает жизнь и смерть, радость и ужас, надежду и отчаяние. Но нигде ранее не выступало с такой обостренностью в его произведениях ощущение бренности и обреченности всего сущего - женской красоты, счастья, славы, могущества. Бунин не мог оторваться от мысли о России. Как бы далеко он ни жил, Россия была неотторжима от него.

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942). Отец будущего поэта был скромным земским деятелем. Мать, оказавшая на сына большое влияние, обладала широкими интеллектуальными интересами. Счастливое детство Бальмонт провел в родной усадьбе Шуйского уезда Владимирской губернии. С 1876 по 1884 г. учился в гимназии г. Шуя. Но был исключен: юноше были свойственны народнические увлечения.

Окончил Владимирскую гимназию (1886 г.). В том же году поступил на юридический факультет Московского университета. Однако снова был исключен за участие в студенческих волнениях. Дважды пытался продолжить образование (в университете и Демидовском лицее Ярославля) и сам прерывал обучение. Жил напряженной внутренней жизнью, зачитывался немецкой, скандинавской литературой, занимался переводами (П.Б. Шелли, Э. По). В период 1905-1920 гг. Бальмонт создал цикл стихотворений "Песня рабочего молота", но Октябрьскую революцию и социализм не принял.

В 1920 г. Бальмонт выехал, с разрешения советских властей, на лечение во Францию и остался в эмиграции (умер в приюте "Русский дом" недалеко от Парижа). Тягостно переживал Бальмонт свое изгнанничество. Он писал:: "Я живу здесь призрачно, оторвавшись от родного. Я ни к чему не прилепился здесь" .

Марина Цветаева (1892-1941) родилась в московской профессорской семье. В детстве из-за болезни матери Цветаева подолгу жила в Италии, Швейцарии, Германии. Перерывы в гимназическом образовании восполнялись учебой в пансионатах в Лозанне и Фрейбурге. Свободно владела французским и немецким языками. В 1909 г. слушала курс французской литературы в Сорбонне. Начало литературной деятельности Цветаевой связано с кругом московских символистов. Она знакомится с В. Брюсовым, поэтом Эллисом. Большое влияние на ее поэтичесий и художественный мир оказал М. Волошин.

В 1918-1922 гг. вместе с малолетними детьми она находится в Москве, тогда как ее муж С.Я. Эфрон сражается в белой армии. С 1922 г. начинается эмигрантское существование Цветаевой: Берлин, Прага, Париж. Постоянная нехватка денег, бытовая неустроенность, непростые отношения с русской эмиграцией, возрастающая враждебность критики.

Цветаева тяжело страдала от одиночества. "Мне в современности места нет", - писала она и далее: "До последней минуты и в самую последнюю верю - и буду верить - в Россию!" По словам Цветаевой, ее муж Сергей Эфрон, дочь и сын рвались домой, в Россию . Для возвращения нужна была отвага и готовность принять на Родине тот порядок, который там возобладал. В 1937 г. Сергей Эфрон, ради возвращения в СССР ставший агентом НКВД за границей, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве, бежит из Франции в Москву. Летом 1939 вслед за мужем и дочерью Ариадной возвращается на Родину и Цветаева с сыном Георгием (Муром). В том же году и дочь и муж были арестованы (Эфрон расстрелян в 1941 г., Ариадна после 15 лет репрессий была реабилитирована только в 1955 г.)

Сама Цветаева не могла найти ни жилья, ни работы. Ее стихи не печатались. Оказавшись в начале войны в эвакуации, безуспешно пыталась получить поддержку со стороны писателей, покончила жизнь самоубийством.

Русская культура за рубежом оказалась самой яркой и впечатляющей страницей советской культуры первой половины XX в. Среди тех, кто составляет плеяду крупных деятелей мировой культуры, наши соотечественники, жившие вдали от России: певец Ф.И. Шаляпин; композиторы С. Рахманинов, А. Глазунов, писатели и поэты И. Бунин, А. Куприн, М. Цветаева, К. Бальмонт, балерина А. Павлова, художник К. Коровин. Среди биографий известных соотечественников, которые жили за рубежом, выделяется необычная история жизни знаменитого художника Н. Рериха. Трагичной была судьба И. Бунина, жившего воспоминаниями о той России, которая была ему близка и понятна.

Живя большую часть своей жизни за границей, многие поэты так и не смогли найти в ней покой и уединение. Родина всегда была неотступна, перед глазами. Об этом говорят их стихи, письма, воспоминания. В литературном мире было широко известно имя Константина Бальмонта. Одной из самых ярких и трагических фигур, так и не понятой окружающими людьми, была поэтесса Марина Цветаева .

Итак, русская культура в советский период, особенно на его начальном этапе, продолжала развиваться, но большей частью за рубежом. Ее развитию способствовали русские мигранты - представители творческой интеллигенции. За рубежом писались новые книги, издавались статьи, публиковались сценарии, читались лекции и рисовались картины. Вся эта работа, проделанная русскими мигрантами, стала возможна только благодаря вере в то, что когда-нибудь они вновь вернуться на родную землю.

Заключение

В ходе исследования нами был выполнен ряд задач, а именно рассмотрены такие пункты нашего плана, как:

Основные направления советской власти в области культуры;

Культура русского зарубежья;

Таким образом, была достигнута цель исследования - проведен анализ культуры русского зарубежья. Культура советского периода в первую очередь рассматривается в рамках той системы тоталитарного режима, которая была установлена в 20-30-е годы прошлого столетия. Это было сложное время для творцов, привыкших создавать свои произведения свободно. Поэтому именно советский период отмечен таким масштабным выездом из страны лучших представителей всех направлений и сфер искусства: писателей, философов, художников, ученых и общественных деятелей.

В ходе нашего исследования мы познакомились с такими понятиями, как "тоталитарная культура", "русское зарубежье", "философские" пароходы.

Мы выяснили, что, даже находясь за пределами родины, русскими мигрантами были сохранены ценности национальной русской культуры, русский язык, особенности русского быта, праздники и традиции.

Многие из, кто противостоял тоталитарному режиму, были высланы из страны, их не печатали, они были неизвестны широким массам. Только в период перестройки люди впервые узнали о творчестве Булгакова, Солженицына, Пастернака, Ахматовой и многих других деятелей и хранителей культуры.

Анализ периода советской культуры показал, на чем строилась и куда продолжает уходить корнями культура современного, но уже постсоветского, пространства, отсюда можно изучить ее более глубоко и объективно.

культура мигрант контроль литературный

Список литературы

1.Доронченков А.И. Российская эмиграция «первой волны» о национальных проблемах покинутого отечества / А.И. Доронченков. - СПб.: ЦИПКПО, 1997. - 235 с.

2.Культурология. История мировой культуры: учебник для вузов / Ред. А.Н. Маркова. - 2-е издание., испр. и доп. - М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2012. - 566 с.

Ленин В.И. Карл Маркс / В.И. Ленин. - М.: Прибой, 1914. - 389 с.

Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры / П.Н. Милюков. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. Т. 2. Ч. 1. 356с.

Никитич Л.А. Культурология. Теория, философия, история культуры: учебник для студентов вузов / Л.А. Никитич. - М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2012. - 487 с.

Сергеев И.П. Деятельность большевиков в сфере образования 1917-1921 / И.П. Сергеев. - М.: Высшая школа, 1998. - 340 с.

Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. Отдел первый. П., 1917, № 3, 80 с.

Хрестоматия по культурологии. Под ред. А.А. Радугина. М.: Центр, 1999. - 586 с.