Какова главная черта характера катерины ивановны. Катерина с детьми на улице преступление и наказание

/ / / Образ Катерины Мармеладовой в романе Достоевского «Преступление и наказание»

Среди яркой галереи образов в романе Достоевского «Преступление и наказание» особой трагичностью отличается образ Катерины Ивановны Мармеладовой.

В романе эта героиня является женой отставного чиновника Мармеладова. Она гораздо моложе его, ей около 30 лет. По мнению Раскольникова, молодая женщина была не парой Мармеладову. Слишком разными они были: и внешне, и социально. Катерина приходилась дочерью надворному советнику. Скорее всего, их род принадлежал к дворянам, в отличие от рода Мармеладовых.

Портретная характеристика подчеркивает несчастную судьбу женщины: высокая, тощая с болезненным лицом. Люди жалели ее, говоря, что она бедная и больная женщина. Единственным украшением оставались все еще прекрасные темно-русые волосы.

Женщина носит одно и то же платьице, темное из ситца. Уйдя в запой, Мармеладов продавал последнюю одежду своей жены.

Воспитывалась Катерина в достатке, получила хорошее образование. Но из-за юношеской любви бросила семью. Ее первый муж, пехотный офицер, не смог обеспечить достойную жизнь ни детям, ни жене. Однажды проиграв в карты, он попадает под суд и лишается жизни. Отец героини и все родственники отреклись от Катерины. И не стали ей помогать даже тогда, когда осталась она вдовой с тремя детьми.

Единственным, кто протянул ей руку помощи, был , чиновник преклонных лет. Он пожалел ее, не смог оставить в крайней нищете, принял и ее, и детей. Женщина не любила Мармеладова, но по-своему была ему признательной. Ведь тот, будучи человеком простодушным, принял ее детей, как родных. Особенно хорошо он относился к младшей дочке.

Катерина не получает женского счастья ни в первом, ни во втором браке. Мармеладов хоть и добрый человек, но слабый и погрязший в пьянстве. В какой-то мере именно он виноват в ухудшении здоровья жены. Из-за пьянства семья живет в голоде и холоде, что способствовало появлению чахотки у Катерины Ивановны.

В результате болезни и постоянных переживаний героиня, кажется, «мешается» умом, становится похожей на ребенка. Она часто не справедливо относится к своей падчерице, родной дочери Мармеладова. Но не держит на мачеху зла, она понимает, чем вызвано ее отношение.

Несмотря на нищету, Катерина Ивановна не потеряла чувства собственного достоинства. Она горда, даже, по мнению некоторых героев, слишком при ее положении.

Катерина – трудолюбива, привыкла честно зарабатывать на хлеб. Она очень аккуратная, поддерживает в доме чистоту. Ее можно назвать сильной и мужественной, хотя обстоятельства все-таки подломили ее.

Образ Катерины Ивановны трагичен, как и большинство других в романе.

Всю свою жизнь Катерина Ивановна ищет, чем и как прокормить своих детей, она терпит нужду и лишения. Гордая, горячая, непреклонная, оставшись вдовой с тремя детьми, она под угрозой голода и нищеты была вынуждена, "плача и рыдая, и руки ломая, выйти замуж за невзрачного чиновника, вдовца с четырнадцатилетней дочерью Соней, который, в свою очередь, женится на Катерине Ивановне из чувства жалости и сострадания.
Ей кажется настоящим адом окружающая обстановка, а людская подлость, с которой она сталкивается на каждом шагу, больно ранит ее. Катерина Ивановна не умеет терпеть и молчать, как Соня. Сильно развитое в ней чувство справедливости побуждает ее к решительным действиям, что ведет к непониманию ее поведения окружающими.
Она благородного происхождения, из разорившейся дворянской семьи, поэтому ей приходится во много раз тяжелее, чем падчерице и мужу. Дело даже не в житейских трудностях, а в том, что у Катерины Ивановны нет отдушины в жизни, как у Сони и Семена Захарыча. Соня находит утешение в молитвах, в Библии, а ее отец хоть ненадолго забывается в кабаке. Катерина Ивановна же _ натура страстная, дерзкая, бунтарская и нетерпеливая.
Поведение Катерины Ивановны в день смерти Мармеладова показывает, что любовь к ближнему глубоко заложена в человеческой душе, что она естественна для человека, даже если он этого не сознает. "И слава богу, что помирает! Убытку меньше!" - восклицает Катерина Ивановна у постели умирающего мужа, но в то же время она суетится около больного, даст ему пить, оправляет подушки.
Узы любви и сострадания связывают Катерину Ивановну и Соню. Соня не осуждает мачеху, которая когда-то толкнула падчерицу на панель. Напротив, девушка защищает Катерину Ивановну перед Раскольниковым, "волнуясь и страдая и ломая руки". А немного позднее, когда Лужин публично обвиняет Соню в краже денег, Раскольников видит, с каким ожесточением бросается Катерина Ивановна па защиту Сони.
Нужда, нищета давят семью Мармеладова, доводят Катерину Ивановну до чахотки, но в ней живет чувство собственного достоинства. Сам Достоевский говорит о ней: "А Катерина Ивановна была сверх того и не из забитых, ее можно было совсем убить обстоятельствами, но забить ее нравственно, то есть запугать и подчинить себе ее волю нельзя было". Вот это стремление почувствовать себя полноценным человеком и заставило Катерину Ивановну устроить шикарные поминки. Достоевский постоянно подчеркивает это стремление словами "гордо и с достоинством осмотрела своих гостей", "не удостоила ответом", "громко заметила через стол". Рядом с чувством самоуважения в душе Катерины Ивановны живет другое большое чувство - доброта. Она старается оправдать своего мужа, говоря: "Вообразите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашла: мертво-пьяный идет, а про детей помнит". Она, крепко прижимая Соню, как будто грудью хочет защитить ее от обвинений Лужина, говорит: "Соня! Соня! Я не верю!" В поисках справедливости Катерина Ивановна выбегает на улицу. Она понимает, что после смерти мужа дети обречены на голодную смерть, что судьба немилостива к ним. Так Достоевский, противореча себе, опровергает теорию утешительства и смирения, якобы приводящую всех к счастью и благополучию, когда Катерина Ивановна отвергает утешение священника. Трагичен конец Катерины Ивановны. В беспамятстве бежит она к генералу, чтобы просить о помощи, но их сиятельство обедают, и перед ней закрывают двери. Больше нет надежды на спасение, и Катерина Ивановна решается на последний шаг: она идет просить милостыню. Очень впечатляет сцена смерти бедной женщины. Слова, с которыми она умирает, ("уездили клячу", "надорвалась")В лице Катерины Ивановны запечатлен трагический образ горя. Этот образ заключает в себе огромную силу протеста. Он встает в ряд вечных образов мировой литературы.

    Центральное место в романе Ф. М. Достоевского занимает образ Сони Мармеладовой, героини, чья судьба вызывает у нас сочувствие и уважение. Чем больше мы о ней узнаем, тем больше убеждаемся в ее чистоте и благородстве, тем больше начинаем задумываться...

    Роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” является социально-психологическим. В нем автор ставит важные социальные вопросы, волновавшие людей того времени. Своеобразие этого романа Достоевского заключается в том, что в нем показана психология...

    Ф. М. Достоевский - «великий художник идеи» (М. М. Бахтин). Идея определяет личность его героев, которым «не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». Роман «Преступление и наказание» - это развенчание теории Родиона Раскольникова, осуждение принципа...

    Достоевский по праву считается писателем-психологом. В романе «Преступление и наказание» психологический анализ состояния преступника до и после совершения убийства слит воедино с анализом «идеи» Раскольникова. Роман строится так, что читатель постоянно...

/ / / Смерть Катерины Ивановны (анализ эпизода в романе Достоевского «Преступление и наказание»)

Эпизод смерти Катерины Ивановной Мармеладовой становится завершением предпоследней главы романа «Преступление и наказание».

Женщина совершенно сошла с ума. Попросив помощи у начальника ныне покойного мужа и не получив ее, она совершенно отчаивается и собирается идти с детьми на улицу просить милостыню.

Бросается вдогонку за матерью, на ходу одевая шляпку. Мужчины ее сопровождают. На ходу Лебезятников пытается понять, отчего Катерина Ивановна потеряла рассудок. Раскольников его совершенно не слушает, а дойдя до своего дома, попросту уходит.

Лебезятников и Соня долго ищут Катерину Ивановну, наконец, их старания увенчаны успехом. Вдова совершенно не в себе: заставляет плясать плачущих детей, сама бьет в сковороду. Еще немного, и всех заберет полиция. Вокруг уже собралась толпа зевак. Голос Мармеладовой раздается далеко в округе. Женщина устала, она задыхается от всепожирающей болезни. Ведет себя странно и нелогично: кричит на детей, наряженных в старье, кидается в толпу и начинает жаловаться на жизнь.

Соня плачет и пытается заставить мать пойти домой. Но вдова не собирается этого делать. В этот момент появляется Раскольников. считает его своим благодетелем, о чем не преминет сообщить собравшимся людям.

Но это еще не все: анализируемая сцена имеет свое безобразное продолжение. Вот сквозь толпу протискивается городовой. А в это время один богатый мужчина подает Катерине Ивановне три рубля. Женщина, совершенно обезумев, начинает просить солидного джентльмена защитить ее и детей от этого стража порядка.

Младшие дети, запуганные и дрожащие, при виде блюстителя порядка бросаются бежать. Вдова хочет погнаться за ними, но падает. Полина догоняет детей и приводит их обратно, в это время Мармеладову поднимают. Во время падения она сильно ударилась горлом, из него сильно идет кровь.

Чиновник, не пожалевший трех рублей, пытается уладить сложившуюся ситуацию: Мармеладову переносят на квартиру Сони. Кровотечение не останавливается, но женщина потихоньку начинает понимать, где она находится. В комнате к тому времени много народу: Соня, Родион, Лебезятников, дети. И вдруг появляется Свидригайлов.

Понимая, что уже ничего не исправить, посылают за священником. Соня вытирает капли пота со лба матери. Катерина Ивановна обводит всех болезненным взглядом, но увидев детей, сразу становится спокойнее.

Женщина бредит. Затем закидывает назад голову, глубоко вздыхает и умирает. Соня и маленькие дети плачут.

Больше не в силах наблюдать за этой сценой. Он отходит к окну. В этот момент к молодому человеку подходит Свидригайлов и сообщает, что все заботы о похоронах и о детях он возьмет на себя. Он обещает помочь детям, положив на их счета по полторы тысячи рублей. софью Семеновну Свидригайлов планирует вытянуть из этого болота, так сильно ее затянувшего.

Меню сайта

Катерина Ивановна Мармеладова является одной из ярких второстепенных героинь романа «Преступление и наказание».

Образ и характеристика Катерины Ивановны в романе «Преступление и наказание»: описание внешности и характера в цитатах.

Смотрите:
Все материалы по «Преступлению и наказанию»
Все материалы о Катерине Ивановне

Образ и характеристика Катерины Ивановны в романе «Преступление и наказание»: описание внешности и характера в цитатах

Катерина Ивановна Мармеладова — жена чиновника Мармеладова.

Возраст Катерины Ивановны — около 30 лет:
«Раскольникову она показалась лет тридцати, и действительно была не пара Мармеладову…» Катерина Ивановна — несчастная, больная женщина:
«Била! Да что вы это! Господи, била! А хоть бы и била, так что ж! Ну так что ж? Вы ничего, ничего не знаете. Это такая несчастная, ах, какая несчастная! И больная. « Катерина Ивановна — образованная, воспитанная женщина из хорошей семьи. Отец героини был надворным советником (довольно высокий чин согласно «Табели о рангах»):
«. она дочь надворного советника и кавалера, а следовательно, и в самом деле почти полковничья дочь.» «. Папаша был статский полковник и уже почти губернатор; ему только оставался всего один какой-нибудь шаг, так что все к нему ездили и говорили: «Мы вас уж так и считаем, Иван Михайлыч, за нашего губернатора».» «. Катерина Ивановна, супруга моя, - особа образованная и урожденная штаб-офицерская дочь. « «. она, образованная и воспитанная и фамилии известной. « Катерина Ивановна родилась и выросла в городе Т. где-то в глубинке России:
«. непременно заведет в своем родном городе Т. пансион. «

К сожалению, в браке с Мармеладовым Катерина Ивановна не обрела счастья. Судя по всему, более менее стабильная жизнь продолжалась около года. Затем Мармеладов запил и семья впала в нищету:

Это был цитатный образ и характеристика Катерины Ивановны в романе «Преступление и наказание» Достоевского: описание внешности и характера в цитатах.

www.alldostoevsky.ru

Преступление и наказание (часть 5, глава 5)

Лебезятников имел вид встревоженный.

— Я к вам, Софья Семеновна. Извините. Я так и думал, что вас застану, — обратился он вдруг к Раскольникову, — то есть я ничего не думал. в этом роде. но я именно думал. Там у нас Катерина Ивановна с ума сошла, — отрезал он вдруг Соне, бросив Раскольникова.

— То есть оно, по крайней мере, так кажется. Впрочем. Мы там не знаем, что и делать, вот что-с! Воротилась она — ее откуда-то, кажется, выгнали, может, и прибили. по крайней мере, так кажется. Она бегала к начальнику Семена Захарыча, дома не застала; он обедал у какого-то тоже генерала. Вообразите, она махнула туда, где обедали. к этому другому генералу, и, вообразите, — таки настояла, вызвала начальника Семена Захарыча, да, кажется, еще из-за стола. Можете представить, что там вышло. Ее, разумеется, выгнали; а она рассказывает, что она сама его обругала и чем-то в него пустила. Это можно даже предположить. как ее не взяли — не понимаю! Теперь она всем рассказывает, и Амалии Ивановне, только трудно понять, кричит и бьется. Ах да: она говорит и кричит, что так как ее все теперь бросили, то она возьмет детей и пойдет на улицу, шарманку носить, а дети будут петь и плясать, и она тоже, и деньги собирать, и каждый день под окно к генералу ходить. «Пусть, говорит, видят, как благородные дети чиновного отца по улицам нищими ходят!» Детей всех бьет, те плачут. Леню учит петь «Хуторок», мальчика плясать, Полину Михайловну тоже, рвет все платья; делает им какие-то шапочки, как актерам; сама хочет таз нести, чтобы колотить, вместо музыки. Ничего не слушает. Вообразите, как же это? Это уж просто нельзя!

Лебезятников продолжал бы и еще, но Соня, слушавшая его едва переводя дыхание, вдруг схватила мантильку, шляпку и выбежала из комнаты, одеваясь на бегу. Раскольников вышел вслед за нею, Лебезятников за ним.

— Непременно помешалась! — говорил он Раскольникову, выходя с ним на улицу, — я только не хотел пугать Софью Семеновну и сказал: «кажется», но и сомнения нет. Это, говорят, такие бугорки, в чахотке, на мозгу вскакивают; жаль, что я медицины не знаю. Я, впрочем, пробовал ее убедить, но она ничего не слушает.

— Вы ей о бугорках говорили?

— То есть не совсем о бугорках. Притом она ничего бы и не поняла. Но я про то говорю: если убедить человека логически, что, в сущности, ему не о чем плакать, то он перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не перестанет?

— Слишком легко тогда было бы жить, — ответил Раскольников.

— Позвольте, позвольте; конечно, Катерине Ивановне довольно трудно понять; но известно ли вам, что в Париже уже происходили серьезные опыты относительно возможности излечивать сумасшедших, действуя одним только логическим убеждением? Один там профессор, недавно умерший, ученый серьезный, вообразил, что так можно лечить. Основная идея его, что особенного расстройства в организме у сумасшедших нет, а что сумасшествие есть, так сказать, логическая ошибка, ошибка в суждении, неправильный взгляд на вещи. Он постепенно опровергал больного и, представьте себе, достигал, говорят, результатов! Но так как при этом он употреблял и ду’ши, то результаты этого лечения подвергаются, конечно, сомнению. По крайней мере, так кажется.

Раскольников давно уже не слушал. Поравнявшись с своим домом, он кивнул головой Лебезятникову и повернул в подворотню. Лебезятников очнулся, огляделся и побежал далее.

Раскольников вошел в свою каморку и стал посреди ее. «Для чего он воротился сюда?» Он оглядел эти желтоватые, обшарканные обои, эту пыль, свою кушетку. Со двора доносился какой-то резкий, беспрерывный стук; что-то где-то как будто вколачивали, гвоздь какой-нибудь. Он подошел к окну, поднялся на цыпочки и долго, с видом чрезвычайного внимания, высматривал во дворе. Но двор был пуст, и не было видно стучавших. Налево, во флигеле, виднелись кой-где отворенные окна; на подоконниках стояли горшочки с жиденькой геранью. За окнами было вывешено белье. Все это он знал наизусть. Он отвернулся и сел на диван.

Никогда, никогда еще не чувствовал он себя так ужасно одиноким!

Да, он почувствовал еще раз, что, может быть, действительно возненавидит Соню, и именно теперь, когда сделал ее несчастнее. «Зачем ходил он к ней просить ее слез? Зачем ему так необходимо заедать ее жизнь? О, подлость!»

— Я останусь один! — проговорил он вдруг решительно, — и не будет она ходить в острог!

Минут через пять он поднял голову и странно улыбнулся. Это была странная мысль: «Может, в каторге-то действительно лучше», — подумалось ему вдруг.

Он не помнил, сколько он просидел у себя, с толпившимися в голове неопределенными мыслями. Вдруг дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна. Она сперва остановилась и посмотрела на него с порога, как давеча он на Соню; потом уже прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем месте. Он молча и как-то без мысли посмотрел на нее.

— Не сердись, брат, я только на одну минуту, — сказала Дуня. Выражение лица ее было задумчивое, но не суровое. Взгляд был ясный и тихий. Он видел, что и эта с любовью пришла к нему.

— Брат, я теперь знаю все, все. Мне Дмитрий Прокофьич все объяснил и рассказал. Тебя преследуют и мучают по глупому и гнусному подозрению. Дмитрий Прокофьич сказал мне, что никакой нет опасности и что напрасно ты с таким ужасом это принимаешь. Я не так думаю и вполне понимаю, как возмущено в тебе все и что это негодование может оставить следы навеки. Этого я боюсь. За то, что ты нас бросил, я тебя не сужу и не смею судить, и прости меня, что я попрекнула тебя прежде. Я сама на себе чувствую, что если б у меня было такое великое горе, то я бы тоже ушла от всех. Матери я про это ничего не расскажу, но буду говорить о тебе беспрерывно и скажу от твоего имени, что ты придешь очень скоро. Не мучайся о ней; я ее успокою; но и ты ее не замучай, — приди хоть раз; вспомни, что она мать! А теперь я пришла только сказать (Дуня стала подыматься с места), что если, на случай, я тебе в чем понадоблюсь или понадобится тебе. вся моя жизнь, или что. то кликни меня, я приду. Прощай!

Она круто повернула и пошла к двери.

— Дуня! — остановил ее Раскольников, встал и подошел к ней, — этот Разумихин, Дмитрий Прокофьич, очень хороший человек.

Дуня чуть-чуть покраснела.

— Ну, — спросила она, подождав с минуту.

— Он человек деловой, трудолюбивый, честный и способный сильно любить. Прощай, Дуня.

Дуня вся вспыхнула, потом вдруг встревожилась:

— Да что это, брат, разве мы в самом деле навеки расстаемся, что ты мне. такие завещания делаешь?

— Все равно. прощай.

Он отворотился и пошел от нее к окну. Она постояла посмотрела на него беспокойно и вышла в тревоге.

Нет, он не был холоден к ней. Было одно мгновение (самое последнее), когда ему ужасно захотелось крепко обнять ее и проститься с ней, и даже сказать, но он даже руки ей не решился подать:

«Потом еще, пожалуй, содрогнется, когда вспомнит, что я теперь ее обнимал, скажет, что я украл ее поцелуй!»

«А выдержит эта или не выдержит? — прибавил он через несколько минут про себя. — Нет, не выдержит; этаким не выдержать! Этакие никогда не выдерживают. «

И он подумал о Соне.

Из окна повеяло свежестью. На дворе уже не так ярко светил свет. Он вдруг взял фуражку и вышел.

Он, конечно, не мог, да и не хотел заботиться о своем болезненном состоянии. Но вся эта беспрерывная тревога и весь этот ужас душевный не могли пройти без последствий. И если он не лежал еще в настоящей горячке, то, может быть, именно потому, что эта внутренняя, беспрерывная тревога еще поддерживала его на ногах и в сознании, но как-то искусственно, до времени.

Он бродил без цели. Солнце заходило. Какая-то особенная тоска начала сказываться ему в последнее время. В ней не было чего-нибудь особенно едкого, жгучего; но от нее веяло чем-то постоянным, вечным, предчувствовались безысходные годы этой холодной, мертвящей тоски, предчувствовалась какая-то вечность на «аршине пространства». В вечерний час это ощущение обыкновенно еще сильней начинало его мучить.

— Вот с этакими-то глупейшими, чисто физическими немощами, зависящими от какого-нибудь заката солнца, и удержись сделать глупость! Не то что к Соне, а к Дуне пойдешь! — пробормотал он ненавистно.

Его окликнули. Он оглянулся; к нему бросился Лебезятников.

— Вообразите, я был у вас, ищу вас. Вообразите, она исполнила свое намерение и детей увела! Мы с Софьей Семеновной насилу их отыскали. Сама бьет в сковороду, детей заставляет петь и плясать. Дети плачут. Останавливаются на перекрестках и у лавочек. За ними глупый народ бежит. Пойдемте.

— А Соня. — тревожно спросил Раскольников, поспешая за Лебезятниковым.

— Просто в исступлении. То есть не Софья Семеновна в исступлении, а Катерина Ивановна; а впрочем, и Софья Семеновна в исступлении. А Катерина Ивановна совсем в исступлении. Говорю вам, окончательно помешалась. Их в полицию возьмут. Можете представить, как это подействует. Они теперь на канаве у -ского моста, очень недалеко от Софьи Семеновны. Близко.

На канаве, не очень далеко от моста и не доходя двух домов от дома, где жила Соня, столпилась куча народу. Особенно сбегались мальчишки и девчонки. Хриплый, надорванный голос Катерины Ивановны слышался еще от моста. И действительно, это было странное зрелище, способное заинтересовать уличную публику. Катерина Ивановна в своем стареньком платье, в драдедамовой шали и в изломанной соломенной шляпке, сбившейся безобразным комком на сторону, была действительно в настоящем исступлении. Она устала и задыхалась. Измучившееся чахоточное лицо ее смотрело страдальнее, чем когда-нибудь (к тому же на улице, на солнце, чахоточный всегда кажется больнее и обезображеннее, чем дома); но возбужденное состояние ее не прекращалось, и она с каждою минутой становилась еще раздраженнее. Она бросалась к детям, кричала на них, уговаривала, учила их тут же при народе, как плясать и петь, начинала им растолковывать, для чего это нужно, приходила в отчаяние от их непонятливости, била их. Потом, не докончив, бросалась к публике; если замечала чуть-чуть хорошо одетого человека, остановившегося поглядеть, то тотчас пускалась объяснять ему, что вот, дескать, до чего доведены дети «из благородного, можно даже сказать, аристократического дома». Если слышала в толпе смех или какое-нибудь задирательное словцо, то тотчас же набрасывалась на дерзких и начинала с ними браниться. Иные, действительно, смеялись, другие качали головами; всем вообще было любопытно поглядеть на помешанную с перепуганными детьми. Сковороды, про которую говорил Лебезятников, не было; по крайней мере, Раскольников не видал; но вместо стука в сковороду Катерина Ивановна начинала хлопать в такт своими сухими ладонями, когда заставляла Полечку петь, а Леню и Колю плясать; причем даже и сама пускалась подпевать, но каждый раз обрывалась на второй ноте от мучительного кашля, отчего снова приходила в отчаяние, проклинала свой кашель и даже плакала. Пуще всего выводили ее из себя плач и страх Коли и Лени. Действительно, была попытка нарядить детей в костюм, как наряжаются уличные певцы и певицы. На мальчике была надета из чего-то красного с белым чалма, чтобы он изображал собою турку. На Леню костюмов недостало; была только надета на голову красная, вязанная из гаруса шапочка (или, лучше сказать, колпак) покойного Семена Захарыча, а в шапку воткнут обломок белого страусового пера, принадлежавшего еще бабушке Катерины Ивановны и сохранявшегося доселе в сундуке, в виде фамильной редкости. Полечка была в своем обыкновенном платьице. Она смотрела на мать робко и потерявшись, не отходила от нее, скрадывала свои слезы, догадывалась о помешательстве матери и беспокойно осматривалась кругом. Улица и толпа ужасно напугали ее. Соня неотступно ходила за Катериной Ивановной, плача и умоляя ее поминутно воротиться домой. Но Катерина Ивановна была неумолима.

— Перестань, Соня, перестань! — кричала она скороговоркой, спеша, задыхаясь и кашляя. — Сама не знаешь, чего просишь, точно дитя! Я уже сказала тебе, что не ворочусь назад к этой пьяной немке. Пусть видят все, весь Петербург, как милостыни просят дети благородного отца, который всю жизнь служил верою и правдой и, можно сказать, умер на службе. (Катерина Ивановна уже успела создать себе эту фантазию и поверить ей слепо.) Пускай, пускай этот негодный генералишка видит. Да и глупа ты, Соня: что теперь есть-то, скажи? Довольно мы тебя истерзали, не хочу больше! Ах, Родион Романыч, это вы! — вскрикнула она, увидав Раскольникова и бросаясь к нему, — растолкуйте вы, пожалуйста, этой дурочке, что ничего умней нельзя сделать! Даже шарманщики добывают, а нас тотчас все отличат, узнают, что мы бедное благородное семейство сирот, доведенных до нищеты, а уж этот генералишка место потеряет, увидите! Мы каждый день под окна к нему будем ходить, а проедет государь, я стану на колени, этих всех выставлю вперед и покажу на них: «Защити, отец!» Он отец всех сирот, он милосерд, защитит, увидите, а генералишку этого. Леня! tenez-vous droite! Ты, Коля, сейчас будешь опять танцевать. Чего ты хнычешь? Опять хнычет! Ну чего, чего ты боишься, дурачок! Господи! что мне с ним делать, Родион Романыч! Если б вы знали, какие они бестолковые! Ну что с этакими сделаешь.

И она, сама чуть не плача (что не мешало ее непрерывной и неумолчной скороговорке), показывала ему на хнычущих детей. Раскольников попробовал было убедить ее воротиться и даже сказал, думая подействовать на самолюбие, что ей неприлично ходить по улицам, как шарманщики ходят, потому что она готовит себя в директрисы благородного пансиона девиц.

— Пансиона, ха-ха-ха! Славны бубны за горами! — вскричала Катерина Ивановна, тотчас после смеху закатившись кашлем, — нет, Родион Романыч, прошла мечта! Все нас бросили. А этот генералишка. Знаете, Родион Романыч, я в него чернильницей пустила, — тут, в лакейской, кстати на столе стояла, подле листа, на котором расписывались, и я расписалась, пустила, да и убежала. О, подлые, подлые. Да наплевать; теперь я этих сама кормить буду, никому не поклонюсь! Довольно мы ее мучили! (Она указала на Соню.) Полечка, сколько собрали, покажи? Как? Всего только две копейки? О, гнусные! Ничего не дают, только бегают за нами, высунув язык! Ну чего этот болван смеется? (указала она на одного из толпы). Это все потому, что этот Колька такой непонятливый, с ним возня! Чего тебе, Полечка? Говори со мной по-французски, parlez-moi francais. Ведь я же тебя учила, ведь ты знаешь несколько фраз. Иначе как же отличить, что вы благородного семейства, воспитанные дети и вовсе не так, как все шарманщики; не «Петрушку» же мы какого-нибудь представляем на улицах, а споем благородный романс. Ах да! что же нам петь-то? Перебиваете вы все меня, а мы. видите ли, мы здесь остановились, Родион Романыч, чтобы выбрать, что петь, — такое, чтоб и Коле можно было протанцевать. потому все это у нас, можете представить, без приготовления; надо сговориться, так чтобы все совершенно прорепетировать, а потом мы отправимся на Невский, где гораздо больше людей высшего общества и нас тотчас заметят: Леня знает «Хуторок». Только всё «Хуторок» да «Хуторок», и все-то его поют! Мы должны спеть что-нибудь гораздо более благородное. Ну, что ты придумала, Поля, хоть бы ты матери помогла! Памяти, памяти у меня нет, я бы вспомнила! Не «Гусара же на саблю опираясь» петь, в самом деле! Ах, споемте по-французски «Cinq sous! Я ведь вас учила же, учила же. И главное, так как это по-французски, то увидят тотчас, что вы дворянские дети, и это будет гораздо трогательнее. Можно бы даже: «Malborough s’en va-t-en guerre», так как это совершенно детская песенка и употребляется во всех аристократических домах, когда убаюкивают детей.

Malborough s’en va-t-en guerre,

Ne sait quand reviendra. — начала было она петь. — Но нет, лучше уж «Cinq sous»! Ну, Коля, ручки в боки, поскорей, а ты, Леня, тоже вертись в противоположную сторону, а мы с Полечкой будем подпевать и подхлопывать!

Cinq sous, cinq sous,

Pour monter notre menage. Кхи-кхи-кхи! (И она закатилась от кашля.) Поправь платьице, Полечка, плечики спустились, — заметила она сквозь кашель, отдыхиваясь. — Теперь вам особенно нужно держать себя прилично и на тонкой ноге, чтобы все видели, что вы дворянские дети. Я говорила тогда, что лифчик надо длиннее кроить и притом в два полотнища. Это ты тогда, Соня, с своими советами: «Короче да короче», вот и вышло, что совсем ребенка обезобразили. Ну, опять все вы плачете! Да чего вы, глупые! Ну, Коля, начинай поскорей, поскорей, поскорей, — ох, какой это несносный ребенок.

Cinq sous, cinq sous. Опять солдат! Ну чего тебе надобно?

Действительно, сквозь толпу протеснятся городовой. Но в то же время один господин в вицмундире и в шинели, солидный чиновник лет пятидесяти, с орденом на шее (последнее было очень приятно Катерине Ивановне и повлияло на городового), приблизился и молча подал Катерине Ивановне трехрублевую зелененькую кредитку. В лице его выражалось искреннее сострадание. Катерина Ивановна приняла и вежливо, даже церемонно, ему поклонилась.

— Благодарю вас, милостивый государь, — начала она свысока, — причины, побудившие нас. возьми деньги, Полечка. Видишь, есть же благородные и великодушные люди, тотчас готовые помочь бедной дворянке в несчастии. Вы видите, милостивый государь, благородных сирот, можно даже сказать, с самыми аристократическими связями. А этот генералишка сидел и рябчиков ел. ногами затопал, что я его обеспокоила. «Ваше превосходительство, говорю, защитите сирот, очень зная, говорю, покойного Семена Захарыча, и так как его родную дочь подлейший из подлецов в день его смерти оклеветал. » Опять этот солдат! Защитите! — закричала она чиновнику, — чего этот солдат ко мне лезет? Мы уж убежали от одного сюда из Мещанской. ну тебе-то какое дело, дурак!

— Потому по улицам запрещено-с. Не извольте безобразничать.

— Сам ты безобразник! Я все равно как с шарманкой хожу, тебе какое дело?

— Насчет шарманки надо дозволение иметь, а вы сами собой-с и таким манером народ сбиваете. Где изволите квартировать?

— Как дозволение! — завопила Катерина Ивановна. — Я сегодня мужа схоронила, какое тут дозволение!

— Сударыня, сударыня, успокойтесь, — начал было чиновник, — пойдемте, я вас доведу. Здесь в толпе неприлично. вы нездоровы.

— Милостивый государь, милостивый государь, вы ничего не знаете! — кричала Катерина Ивановна, — мы на Невский пойдем, — Соня, Соня! Да где ж она? Тоже плачет! Да что с вами со всеми. Коля, Леня, куда вы? — вскрикнула она вдруг в испуге, — о глупые дети! Коля, Леня, да куда ж они.

Случилось так, что Коля и Леня, напуганные до последней степени уличною толпой и выходками помешанной матери, увидев, наконец, солдата, который хотел их взять и куда-то вести, вдруг, как бы сговорившись, схватили друг друга за ручки и бросились бежать. С воплем и плачем кинулась бедная Катерина Ивановна догонять их. Безобразно и жалко было смотреть на нее, бегущую, плачущую, задыхающуюся. Соня и Полечка бросились вслед за нею.

— Вороти, вороти их, Соня! О глупые, неблагодарные дети. Поля! лови их. Для вас же я.

Она споткнулась на всем бегу и упала.

— Разбилась в кровь! О господи! — вскрикнула Соня, наклоняясь над ней.

Все сбежались, все затеснились кругом. Раскольников и Лебезятников подбежали из первых; чиновник тоже поспешил, а за ним и городовой, проворчав: «Эх-ма!» и махнув рукой, предчувствуя, что дело обернется хлопотливо.

— Пошел! пошел! — разгонял он теснившихся кругом людей.

— Помирает! — закричал кто-то.

— С ума сошла! — проговорил другой.

— Господи, сохрани! — проговорила одна женщина, крестясь. — Девчонку-то с парнишкой зловили ли? Вона-ка, ведут, старшенькая перехватила. Вишь, сбалмошные!

Но когда разглядели хорошенько Катерину Ивановну, то увидали, что она вовсе не разбилась о камень, как подумала Соня, а что кровь, обагрившая мостовую, хлынула из ее груди горлом.

— Это я знаю, видал, — бормотал чиновник Раскольникову и Лебезятникову, — это чахотка-с; хлынет этак кровь и задавит. С одною моею родственницей, еще недавно свидетелем был, и этак стакана полтора. вдруг-с. Что же, однако ж, делать, сейчас помрет?

— Сюда, сюда, ко мне! — умоляла Соня, — вот здесь я живу. Вот этот дом, второй отсюда. Ко мне, поскорее, поскорее. — металась она ко всем. — За доктором пошлите. О господи!

Стараниями чиновника дело это уладилось, даже городовой помогал переносить Катерину Ивановну. Внесли ее к Соне почти замертво и положили на постель. Кровотечение еще продолжалось, но она как бы начинала приходить в себя. В комнату вошли разом, кроме Сони, Раскольников и Лебезятников, чиновник и городовой, разогнавший предварительно толпу, из которой некоторые провожали до самых дверей. Полечка ввела, держа за руки, Колю и Леню, дрожавших и плакавших. Сошлись и от Капернаумовых: сам он, хромой и кривой, странного вида человек с щетинистыми, торчком стоящими волосами и бакенбардами; жена его, имевшая какой-то раз навсегда испуганный вид, и несколько их детей, с одеревенелыми от постоянного удивления лицами и с раскрытыми ртами. Между всею этою публикой появился вдруг и Свидригайлов. Раскольников с удивлением посмотрел на него, не понимая, откуда он явился, и не помня его в толпе.

Говорили про доктора и про священника. Чиновник хотя и шепнул Раскольникову, что, кажется, доктор теперь уже лишнее, но распорядился послать. Побежал сам Капернаумов.

Между тем Катерина Ивановна отдышалась, на время кровь отошла. Она смотрела болезненным, но пристальным и проницающим взглядом на бледную и трепещущую Соню, отиравшую ей платком капли пота со лба; наконец, попросила приподнять себя. Ее посадили на постели, придерживая с обеих сторон.

Кровь еще покрывала ее иссохшие губы. Она повела кругом глазами, осматриваясь:

— Так вот ты как живешь, Соня! Ни разу-то я у тебя не была. привелось.

Она с страданием посмотрела на нее:

— Иссосали мы тебя, Соня. Поля, Леня, Коля, подите сюда. Ну, вот они, Соня, все, бери их. с рук на руки. а с меня довольно. Кончен бал! Г’а. Опустите меня, дайте хоть помереть спокойно.

Ее опустили опять на подушку.

— Что? Священника. Не надо. Где у вас лишний целковый. На мне нет грехов. Бог и без того должен простить. Сам знает, как я страдала. А не простит, так и не надо.

Беспокойный бред охватывал ее более и более. Порой она вздрагивала, обводила кругом глазами, узнавала всех на минуту; но тотчас же сознание снова сменялось бредом. Она хрипло и трудно дышала, что-то как будто клокотало в горле.

— Я говорю ему: «Ваше превосходительство. » — выкрикивала она, отдыхиваясь после каждого слова, — эта Амалия Людвиговна. ах! Леня, Коля! ручки в боки, скорей, скорей, глиссе-глиссе, па-де-баск! Стучи ножками. Будь грациозный ребенок.

Du hast die schonsten Augen,

Madchen, was willst du mehr? Ну да, как не так! was willst du mehr, — выдумает же, болван. Ах да, вот еще:

В полдневный жар, в долине Дагестана. Ах, как я любила. Я до обожания любила этот романс, Полечка. знаешь, твой отец. еще женихом певал. О, дни. Вот бы, вот бы нам спеть! Ну как же, как же. вот я и забыла. да напомните же, как же? — Она была в чрезвычайном волнении и усиливалась приподняться. Наконец, страшным, хриплым, надрывающимся голосом она начала, вскрикивая и задыхаясь на каждом слове, с видом какого-то возраставшего испуга:

В полдневный жар. в долине. Дагестана.

С свинцом в груди. Ваше превосходительство! — вдруг завопила она раздирающим воплем и залившись слезами, — защитите сирот! Зная хлеб-соль покойного Семена Захарыча. Можно даже сказать аристократического. Г’а! — вздрогнула она вдруг, опамятовавшись и с каким-то ужасом всех осматривая, но тотчас узнала Соню. — Соня, Соня! — проговорила она кротко и ласково, как бы удивившись, что видит ее перед собой, — Соня, милая, и ты здесь?

Ее опять приподняли.

— Довольно. Пора. Прощай, горемыка. Уездили клячу. Надорвала-а-ась! — крикнула она отчаянно и ненавистно и грохнулась головой о подушку.

Она вновь забылась, но это последнее забытье продолжалось недолго. Бледно-желтое, иссохшее лицо ее закинулось навзничь назад, рот раскрылся, ноги судорожно протянулись. Она глубоко-глубоко вздохнула и умерла.

Соня упала на ее труп, обхватила ее руками и так и замерла, прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.

И каким образом этот «похвальный лист» очутился вдруг на постели, подле Катерины Ивановны? Он лежал тут же, у подушки; Раскольников видел его.

Он отошел к окну. К нему подскочил Лебезятников.

— Умерла! — сказал Лебезятников.

— Родион Романович, имею вам два нужных словечка передать, — подошел Свидригайлов. Лебезятников тотчас же уступил место и деликатно стушевался. Свидригайлов увел удивленного Раскольникова еще подальше в угол.

— Всю эту возню, то есть похороны и прочее, я беру на себя. Знаете, были бы деньги, а ведь я вам сказал, что у меня лишние. Этих двух птенцов и эту Полечку я помещу в какие-нибудь сиротские заведения получше и положу на каждого, до совершеннолетия, по тысяче пятисот рублей капиталу, чтоб уж совсем Софья Семеновна была покойна. Да и ее из омута вытащу, потому хорошая девушка, так ли? Ну-с, так вы и передайте Авдотье Романовне, что ее десять тысяч я вот так и употребил.

— С какими же целями вы так разблаготворились? — спросил Раскольников.

— Э-эх! Человек недоверчивый! — засмеялся Свидригайлов. — Ведь я сказал, что эти деньги у меня лишние. Ну, а просто, по человечеству, не допускаете, что ль? Ведь не «вошь» же была она (он ткнул пальцем в тот угол, где была усопшая), как какая-нибудь старушонка процентщица. Ну, согласитесь, ну «Лужину ли, в самом деле, жить и делать мерзости, или ей умирать?» И не помоги я, так ведь «Полечка, например, туда же, по той же дороге пойдет. «

Он проговорил это в видом какого-то подмигивающего, веселого плутовства, не спуская глаз с Раскольникова. Раскольников побледнел и похолодел, слыша свои собственные выражения, сказанные Соне. Он быстро отшатнулся и дико посмотрел на Свидригайлова.

— По-почему. вы знаете? — прошептал он, едва переводя дыхание.

— Да ведь я здесь, через стенку, у мадам Ресслих стою. Здесь Капернаумов, а там мадам Ресслих, старинная и преданнейшая приятельница. Сосед-с.

— Я, — продолжал Свидригайлов, колыхаясь от смеха, — и могу вас честью уверить, милейший Родион Романович, что удивительно вы меня заинтересовали. Ведь я сказал, что мы сойдемся, предсказал вам это, — ну вот и сошлись. И увидите, какой я складной человек. Увидите, что со мной еще можно жить.

dostoevskiy.niv.ru

Мир Достоевского

Жизнь и творчество Достоевского. Анализ произведений. Характеристика героев

Меню сайта

Катерина Ивановна Мармеладова — один из самых ярких и трогательных образов, созданных Достоевским в романе «Преступление и наказание».

В этой статье представлена судьба Катерины Ивановны в романе «Преступление и наказание»: история жизни, биография героини.

Судьба Катерины Ивановны в романе «Преступление и наказание»: история жизни, биография героини

Катерина Ивановна Мармеладова — образованная, умная женщина из приличной семьи. Отец Катерины Ивановны был статским полковником. Судя по всему, по происхождению героиня является дворянкой. На момент повествования в романе Катерине Ивановне около 30 лет.

В юности Катерина Ивановна окончила институт для девиц где-то в провинции. По ее словам, у нее были достойные поклонники. Но юная Катерина Ивановна влюбилась в пехотного офицера по имени Михаил. Отец не одобрял этот брак (вероятно, жених действительно не был достоин его дочери). В результате девушка сбежала из дома и вышла замуж без согласия родителей.

К сожалению, любимый муж Катерины Ивановны оказался ненадежным человеком. Он любил играть в карты и в конце концов попал под суд и умер. В результате в возрасте около 26 лет Катерина Ивановна осталась вдовой с тремя детьми. Она впала в нищету. Родственники отвернулись от нее.

В это время Катерина Ивановна встретила чиновника Мармеладова. Он пожалел несчастную вдову и предложил ей руку и сердце. Этот союз состоялся не по большой любви, а из жалости. Катерина Ивановна вышла замуж за Мармеладова, только потому что ей было некуда идти. На самом деле молодая и образованная Катерина Ивановна была не пара Мармеладову.

Брак с Мармеладовым не принес Катерине Ивановне счастья и не спас ее от нищеты. Спустя год совместной жизни Мармеладов потерял работу и начал пить. Семья впала в нищету. Несмотря на все усилия жены, Мармеладову так и не удалось бросить пить и построить карьеру.

На момент событий, описываемых в романе, Катерина Ивановна и ее муж Мармеладов уже 4 года состоят в браке. В Петербурге Мармеладовы живут уже 1,5 года. К этому времени Катерина Ивановна успела заболеть чахоткой. У нее не осталось никаких платьев, а ее супруг Мармеладов пропил даже ее чулки и косынку.

Видя отчаянное положение семьи, падчерица Катерины Ивановны, Соня Мармеладова, начала заниматься «непристойной» работой. Благодаря этому Мармеладовы получили средства к существованию. Катерина Ивановна была искренне благодарна Соне за эту жертву.

Вскоре в семье Мармеладовых случилась трагедия: пьяный Мармеладов попадал на улице под лошадь и в тот же день умер. Катерина Ивановна впала в отчаяние, так как у нее не было денег даже на похороны мужа. Раскольников помог несчастной вдове, отдав свои последние деньги.

В день поминок мужа Катерина Ивановна вела себя странно, проявляя признаки сумасшествия: вместе с детьми она устроила представление на улице. Здесь она нечаянно упала, у нее открылось кровотечение. В этот же день женщина умерла.

После смерти Катерины Ивановны ее трое детей остались сиротами. Господин Свидригайлов помог устроить будущее бедных сирот: он определил всех троих в один сиротский дом (что делалось не всегда), а также положил на их счет некоторый капитал.

Такова судьба Катерины Ивановны Мармеладовой в романе «Преступление и наказание» Достоевского: история жизни, биография героини.

www.alldostoevsky.ru

Смерть Катерины Ивановны

Катерина Ивановна сошла с ума. Она бегала к бывшему начальнику покойного просить зашиты, но оттуда ее выгнали, и теперь безумная собирается идти просись милостыню на улицу, заставляя детей петь и плясать.

Соня схватила мантилью и шляпку и выбежала из комнаты, одеваясь на бегу Мужчины последовали за ней. Лебезятников рассуждал о причинах сумасшествия Катерины Ивановны, но Раскольников не слушал, а, поравнявшись со своим домом, кивнул спутнику головой и свернул в подворотню.

Лебезятников с Соней насилу отыскали Катерину Ивановну - недалеко отсюда, на канале. Вдова окончательно помешалась: бьет в сковородку, детей заставляет плясать, те плачут; их вот-вот заберут в полицию.

Поспешили на канал, где уже собралась толпа. Хриплый голос Катерины Ивановны слышался еще с моста. Она, уставшая и задыхающаяся, то кричала на плачущих детей, которых нарядила в какое-то старье, пытаясь придать им вид уличных артистов, то бросалась к народу и рассказывала о своей несчастной судьбе.

Она заставляла Полечку петь, а младших танцевать. Соня ходила за мачехой и, рыдая, умоляла вернуться домой, но та была неумолима. Увидев Раскольникова, Катерина Ивановна поведала всем, что это ее благодетель.

Между тем главная безобразная сцена была еще впереди: сквозь толпу протискивался городовой. В то же время какой-то солидный господин молча подал Катерине Ивановне трехрублевую бумажку, и обезумевшая стала просить
его защитить их от городового.

Младшие дети, испугавшись полиции, схватили друг друга за ручки и бросились бежать.

Катерина Ивановна ринулась было за ними, но споткнулась и упала. Полечка привела беглецов, вдову подняли. Оказалось, у нее от удара хлынула горлом кровь.

Стараниями солидного чиновника все уладилось. Катерину Ивановну перенесли к Соне и положили на постель.

Кровотечение еще продолжалось, но она начинала приходить в себя. В комнате собрались Соня, Раскольников, Лебезятников, чиновник с городовым, Полечка, державшая за руки младших детей, семейство Капернаумова, и среди всей этой публики появился вдруг Свидригайлов.

Послали за доктором и священником. Катерина Ивановна смотрела болезненным взглядом на Соню, отиравшую ей капли пота со лба, потом попросила приподнять себя и, увидев детей, успокоилась.

Она опять начала бредить, потом забылась ненадолго, и вот иссохшее лицо ее закинулось назад, рот раскрылся, ноги судорожно вытянулись, она глубоко вздохнула и умерла. Соня и дети плакали.

Раскольников отошел к окну, к нему приблизился Свидригайлов и сказал, что все хлопоты о похоронах берет на себя, детей поместит в лучшее сиротское заведение, положит на каждого до совершеннолетия по тысяче пятьсот рублей и Софью Семеновну из этого омута вытащит.

Второстепенный персонаж романа «Преступление и наказание». Жена чиновника Мармеладова, мачеха , бедная женщина 30 лет, умирает из-за чахотки (туберкулеза).

История создания

Вероятный прототип Катерины Ивановны - первая жена Достоевского, Мария Дмитриевна, умершая из-за туберкулеза в тридцать девять лет. По отзывам современников, Мария Дмитриевна была женщиной страстной и экзальтированной, и Достоевский списывал с той героиню в период, когда жена уже находилась на последней стадии болезни.

Некоторые эпизоды в жизни Марии Дмитриевны похожи на то, что произошло с выдуманной героиней в романе Достоевского. До того, как выйти замуж за писателя, Марина Дмитриевна уже была замужем и после смерти первого супруга осталась одна посреди Сибири с сыном на руках, без поддержки со стороны родственников или друзей.


У образа Катерины Ивановны есть и еще один возможный прототип - некая Марфа Браун, знакомая Достоевского. Дама, которая вышла замуж за одного пьющего литератора и в конечном счете оказалась в ситуации ужасной бедности. По характеру Катерина Ивановна похожа на эту женщину.

«Преступление и наказание»

Катерина Ивановна Мармеладова - супруга господина Мармеладова, спивающегося чиновника, которому уже за пятьдесят. Самой Катерине Ивановне около тридцати лет. Эта несчастная и больная женщина происходит из семьи надворного советника, хорошо воспитана и образована. Отец героини был влиятельным человеком и собирался добиться должности губернатора, семья героини принадлежала к высшему обществу.


На момент действия героиня выглядит крайне исхудавшей и болезненной женщиной. Глаза Катерины Ивановны нездорово блестят, на щеках проступают красные пятна, губы иссохлись и покрыты запекшейся кровью. Героиня страдает туберкулезом, но в ее облике еще можно разглядеть следы былой красоты - стройную фигуру, прекрасные темно-русые волосы.

Героиня бедна и носит единственное оставшееся ситцевое платье, темное в полоску. У Катерины Ивановны нервный впечатлительный характер. Будучи во «взволнованных чувствах», Катерина Ивановна выглядит еще более жалко и болезненно и начинает тяжело и страшно дышать.

Юность Катерины Ивановны была беззаботной. Героиня росла в некоем провинциальном городе и воспитывалась в губернском институте для благородных девиц из дворянских семей. Там Катерину Ивановну обучали французскому языку. При выпуске героиня танцевала на балу при губернаторе и прочих влиятельных лицах, а также получила «похвальный лист» и золотую медаль.


Вероятно, семья готовила героине безоблачное будущее, однако Катерина Ивановна по молодости лет влюбилась в некоего пехотного офицера и сбежала с тем из родительского дома, чем обрекла себя на печальную судьбу. От первого мужа у Катерины Ивановны родилась дочь Поля и еще двое детей.

Семья героини была категорически против этого брака, отец Катерины Ивановны был невероятно рассержен, но героиня все же вышла замуж за своего избранника против воли родителей. Героиня чрезмерно любила мужа, но тот пристрастился к карточным играм, попал под суд и в результате умер.

Еще молодая героиня осталась совершенно одна «в далеком и зверском уезде» с тремя малолетними детьми на руках. Денег у Катерины Ивановны не было, родственники отказались от героини, та впала в безнадежную нищету и оказалась с детьми на улице. Господин Мармеладов, который в то время тоже находился в том уезде, был вдовцом. От первой супруги у героя осталась дочь-подросток Соня. Познакомившись с Катериной Ивановной, Мармеладов проникся к той сочувствием и решил жениться из жалости.


Мармеладов был на двадцать лет старше Катерины Ивановны и происхождение имел более низкое, однако женщина от отчаяния согласилась выйти за него замуж, «плача и рыдая».

Новый брак не принес героине счастья. Муж ничем не мог угодить ей, хотя и прикладывал для этого усилия, а через год потерял работу по изменению штатов и начал пить. На этом стабильная жизнь закончилась, и Катерина Ивановна снова оказалась во власти нищеты. Мармеладовы живут в скверных условиях, «в холодном углу», из-за чего чахотка, которой страдает Катерина Ивановна, прогрессирует. Из-за болезни и эмоционального напряжения героиня понемногу сходит с ума.

Из-за бедности героиня вынуждена сидеть на черном хлебе, самостоятельно мыть пол и заниматься домашней работой. Однако женщина с детства приучена к чистоте и не выносит грязи, поэтому ежедневно мучает себя непосильной работой, чтобы держать дом и одежду детей и мужа в чистоте. У самой Катерины Ивановны не осталось одежды, за исключением единственного платья. Всю одежду героини пришлось продать, чтобы получить деньги на жизнь семьи, а последние чулки и платок из козьего пуха пропил муж.


Тяжелая жизнь сделала Катерину Ивановну нервной и раздражительной, так что детям и падчерице пришлось многое от нее вытерпеть. Соня говорит, что прежде героиня была умной, доброй и великодушной, но ослабела рассудком от горя. Катерина Ивановна принуждает падчерицу к занятиям проституцией, но позже корит себя и считает Соню святой.

У героини гордый и горячий характер, Катерина Ивановна не терпит неуважения к себе, ни о чем не просит окружающих и не прощает грубости. Первый муж бил героиню, а обстоятельства ее жизни сложились скверно, при этом сломить или запугать Катерину Ивановну было невозможно. Героиня никогда не жаловалась.

Героиня умирает в день похорон господина Мармеладова, который погибает, попав пьяным под лошадь. Раскольников, главный герой романа, отдает Катерине Ивановне последние деньги, чтобы та смогла похоронить мужа. Причиной смерти самой героини становится внезапно открывшееся чахоточное кровотечение. На этом биография героини подошла к концу. Осиротевших детей Катерины Ивановны отдают в приют.

Экранизации


В двухсерийном советском фильме 1969 года «Преступление и наказание» роль Катерины Ивановны исполнила актриса . В 2007 году вышла еще одна экранизация - сериал «Преступление и наказание» режиссера Дмитрия Светозарова, состоящий из восьми эпизодов. Роль Катерины Ивановны здесь сыграла актриса Светлана Смирнова.

Цитаты

«Вдовой уже взял ее, с троими детьми, мал мала меньше. Вышла замуж за первого мужа, за офицера пехотного, по любви, и с ним бежала из дому родительского. Мужа любила чрезмерно, но в картишки пустился, под суд попал, с тем и помер».
«Если б вы только знали. Ведь она совсем как ребенок... Ведь у ней ум совсем как помешан... от горя. А какая она умная была... какая великодушная... какая добрая! Вы ничего, ничего не знаете... ах!»