В предисловии к первому изданию этой книги я говорил, что чувства, которые я испытываю, закончив работу, мешают мне отступить от нее на достаточно большое расстояние и отнестись к своему труду с хладнокровием, какого требуют подобные официальные предварения. Мой интерес к ней был настолько свеж и силен, а сердце настолько разрывалось меж радостью и скорбью – радостью достижения давно намеченной цели, скорбью разлуки со многими спутниками и товарищами, – что я опасался, как бы не обременить читателя слишком доверительными сообщениями и касающимися только меня одного эмоциями.
Все, что я мог бы сказать о данном повествовании помимо этого, я попытался сказать в нем самом.
Возможно, читателю не слишком любопытно будет узнать, как грустно откладывать перо, когда двухлетняя работа воображения завершена; или что автору чудится, будто он отпускает в сумрачный мир частицу самого себя, когда толпа живых существ, созданных силою его ума, навеки уходит прочь. И тем не менее мне нечего к этому прибавить; разве только следовало бы еще признаться (хотя, пожалуй, это и не столь уж существенно), что ни один человек не способен, читая эту историю, верить в нее больше, чем верил я, когда писал ее.
Сказанное выше в такой мере сохраняет свою силу и сегодня, что мне остается сделать читателю лишь еще одно доверительное сообщение. Из всех моих книг я больше всего люблю эту. Мне легко поверят, если я скажу, что отношусь как нежный отец ко всем детям моей фантазии и что никто и никогда не любил эту семью так горячо, как люблю ее я. Но есть один ребенок, который мне особенно дорог, и, подобно многим нежным отцам, я лелею его в глубочайших тайниках своего сердца. Его имя – «Дэвид Копперфилд».
Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим
Стану ли я героем повествования о своей собственной жизни, или это место займет кто-нибудь другой – должны показать последующие страницы. Начну рассказ о моей жизни с самого начала и скажу, что я родился в пятницу в двенадцать часов ночи (так мне сообщили, и я этому верю). Было отмечено, что мой первый крик совпал с первым ударом часов.
Принимая во внимание день и час моего рождения, сиделка моей матери и кое-какие умудренные опытом соседки, питавшие живейший интерес ко мне за много месяцев до нашего личного знакомства, объявили, во-первых, что мне предопределено испытать в жизни несчастья и, во-вторых, что мне дана привилегия видеть привидения и духов; по их мнению, все злосчастные младенцы мужского и женского пола, родившиеся в пятницу около полуночи, неизбежно получают оба эти дара.
Мне незачем останавливаться здесь на первом предсказании, ибо сама история моей жизни лучше всего покажет, сбылось оно или нет. О втором предсказании я могу только заявить, что если я не промотал этой части моего наследства в младенчестве, то, стало быть, еще не вступил во владение ею. Впрочем, лишившись своей собственности, я отнюдь не жалуюсь, и, если в настоящее время она находится в других руках, я от всей души желаю владельцу сохранить ее.
Я родился в сорочке, и в газетах появилось объявление о ее продаже по дешевке – за пятнадцать гиней. Но либо в ту пору у моряков было мало денег, либо мало веры и они предпочитали пробковые пояса, – я не знаю; мне известно только, что поступило одно-единственное предложение от некоего ходатая по делам, связанного с биржевыми маклерами, который предлагал два фунта наличными (намереваясь остальное возместить хересом), но дать больше, и тем самым предохранить себя от опасности утонуть, не пожелал. Вслед за сим объявлений больше не давали, сочтя их пустой тратой денег, – что касается хереса, то моя бедная мать распродавала тогда свой собственный херес, – а десять лет спустя сорочка была разыграна в наших краях в лотерее между пятьюдесятью участниками, внесшими по полкроны, причем выигравший должен быть доплатить пять шиллингов. Я сам при этом присутствовал и, припоминаю, испытывал некоторую неловкость и смущение, видя, как распоряжаются частью меня самого. Помнится, сорочка была выиграна старой леди с маленькой корзиночкой, из которой она весьма неохотно извлекла требуемые пять шиллингов монетами по полпенни, не доплатив при этом двух с половиной пенсов; было потрачено немало времени на безуспешные попытки доказать ей это арифметическим путем. В наших краях долго еще будут вспоминать тот примечательный факт, что она и в самом деле не утонула, а торжественно почила девяноста двух лет в своей собственной постели. Как мне рассказывали, она до последних дней особенно гордилась и хвастала тем, что никогда не бывала на воде, разве что проходила по мосту, а за чашкой чаю (к которому питала пристрастие) она до последнего вздоха поносила нечестивых моряков и всех вообще людей, которые самонадеянно «колесят» по свету. Тщетно втолковывали ей, что этому предосудительному обычаю мы обязаны многими приятными вещами, включая, может быть, и чаепитие. Она отвечала еще более энергически и с полной верой в силу своего возражения:
– Не будем колесить!
Дабы и мне не колесить, возвращаюсь к моему рождению.
Я родился в графстве Суффолк, в Бландерстоне или «где-то поблизости», как говорят в Шотландии. Родился я после смерти отца. Глаза моего отца закрылись за шесть месяцев до того дня, как мои раскрылись и увидели свет. Даже теперь мне странно, что он никогда меня не видел, и еще более странным мне кажется то туманное воспоминание, какое сохранилось у меня с раннего детства, о его белой надгробной плите на кладбище и о чувстве невыразимой жалости, которую я, бывало, испытывал при мысли, что эта плита лежит там одна темными вечерами, когда в нашей маленькой гостиной пылает камин и горят свечи, а двери нашего дома заперты на ключ и на засов, – иной раз мне чудилось в этом что-то жестокое.
Тетка моего отца, а, стало быть, моя двоюродная бабка, о которой будет еще речь впереди, была самой значительной персоной в нашей семье. Мисс Тротвуд, или мисс Бетси, как называла ее моя бедная мать, когда ей случалось преодолеть свой страх перед этой грозной особой и упомянуть о ней (это случалось редко), – мисс Бетси вышла замуж за человека моложе себя, который был очень красив, хотя к нему отнюдь нельзя было применить незамысловатую поговорку: «Красив, кто хорош». Не без основания подозревали, что он поколачивал мисс Бетси и даже принял однажды, во время спора о домашних расходах, срочные и решительные меры к тому, чтобы выбросить ее из окна второго этажа. Такие признаки неуживчивого характера побудили мисс Бетси откупиться от него и расстаться по взаимному соглашению. Он отправился со своим капиталом в Индию, где (если верить нашей удивительной семейной легенде) видели, как он разъезжал на слоне в обществе бабуина; я же думаю, что, вероятно, это был бабу или бегума. Как бы там ни было, лет через десять пришла из Индии весть о его смерти. Никто не знал, как подействовала она на мою бабушку: тотчас после разлуки с ним она снова стала носить свою девичью фамилию, купила далеко от наших мест, в деревушке на морском побережье, коттедж, поселилась там с одной-единственной служанкой и, по слухам, жила в полном уединении.
Кажется, мой отец был когда-то ее любимцем, но его женитьба смертельно оскорбила ее, потому что моя мать была «восковой куклой». Она никогда не видела моей матери, но знала, что ей еще не исполнилось двадцати лет. Мой отец и мисс Бетси больше никогда не встречались. Он был вдвое старше моей матери, когда женился на ней, и не отличался крепким сложением. Спустя год он умер – как я уже говорил, за шесть месяцев до моего появления на свет.
«Жизнь Дэвида Копперфильда» - восьмой по счету роман прославленного английского писателя Чарльза Диккенса. На момент публикации произведения звезда Диккенса уже ярко блестела на небосводе мировой литературы. Публика зачитывалась его «Посмертными записками Пиквикского клуба», «Оливером Твистом» и «Николасом Никльби», «Барнеби Раджем» и «Мартином Чезлвитом», «Домби и сыном», а также «Лавкой древностей».
Первые главы истории жизни Дэвида Копперфильда стали выходить в 1849 году. Последняя, пятая, публикация была сделана в 1850-м. Главный герой, он же рассказчик, начинает повествование с момента собственного появления на свет, а расстаемся мы уже со зрелым мужчиной, успешным, востребованным в своем деле, влюбленным и любимым семьянином.
Зная биографию Диккенса, можно найти в романе множество автобиографических моментов. На это указывает и форма повествования - рассказ ведется от первого лица. Безусловно, полностью отождествлять автора и главного героя не стоит. Дэвид Копперфильд - прежде всего художественный образ, навеянный авторскими воспоминаниями и неудержимой фантазией великого прозаика.
Давайте вспомним, как складывалась жизнь Дэвида Копперфильда.
Дэвид Копперфильд родился в пятницу в двенадцать часов ночи. Первый крик младенца совпал с первым ударом часов. Сиделка и некоторые умудренные опытом соседи увидели в этом ряд мистических предзнаменований. Во-первых, мальчику посулили нелегкую судьбу, полную испытаний и страданий, а, во-вторых, заверили роженницу, что ее сын будеть видеть духов и привидений.
Спустя годы Копперфильд анализирует, что первая часть сомнительного «наследства» досталась ему сполна, а вот вторая еще не перешла в его владения, о чем он, между прочим, абсолютно не жалеет.
Молодую мать Дэвида предсказания соседей мало волновали. В тот момент ее занимали абсолютно не увлекательные будничные проблемы. К примеру, как прокормить сына и себя. Все дело в том, что отец Дэвида скоропостижно скончался за четыре месяца до его рождения, и молоденькая не приспособленная к жизни миссис Копперфильд абсолютно не знала, что делать дальше.
Перед самыми родами в ее дом приехала сестра покойного супруга - мисс Бетси Тротвуд. Эта властная сильная женщина вызвалась помочь невестке и ее девочке. Мисс Бетси почему-то была убеждена, что у миссис Копперфильд непременно родится дочь. Своим появлением на свет Дэвид так расстроил тетю, что она, не простившись, выбежала прочь из дома невестки и больше никогда там не появлялась.
Между тем юный Дэвид Копперфильд рос. Его опекала любящая мама и заботливая служанка Пегготи. Но вскоре счастливым временам в жизни Дэвида пришел конец - мать повторно вышла замуж. Ее избранник господин Мэрдстон оказался препротивнейшим человеком. Он контролировал абсолютно все, не исключая отношений матери с сыном. Всякое проявление ласки и нежности в отношении мальчика считалось недопустимым.
Вскоре к семейству присоединилась сестра мистера Мэрдстона. Дэвид прекрасно помнит тот день, когда у порога их дома остановилась коляска, из которой вышла чопорная леди с такими же черными волосами, как у ее брата. У нее были густые темные брови, которые походили на мужские бакенбарды. Мисс Мэрдстон привезла два черных сундука, медный кошелек и свой ледяной голос. Это была воистину «металлическая леди», которая с самого первого дня начала заправлять в доме на правах хозяйки.
Жизнь маленького Дэвида превращалась в сущий ад. Главной пыткой в домашней преисподней были уроки, которые проводил сам мистер Мэрдстон. За любую провинность учитель жестоко карал воспитанника. Дэвид буквально тупел от страха, каждый миг ожидая очередного подзатыльника. Однажды во время педагогической порки Дэвид укусил своего «мучителя». За такое неподобающее поведение мальчик был отправлен в частную школу Сэлем-Хаус.
К счастью, ссылка оказалась весьма приятной. Юный Копперфильд завел друзей, которых у него до сих пор не было, и неожиданно проявил себя как способный ученик. А главное - в школе не было ненавистных Мэрдстонов и их железных взглядов.
Непродолжительное счастье Дэвида Копперфильда закончилось в день смерти матери. Мистер Мэрдстон более не видел смысла платить за образование мальчишки, сообщив ему, что он достаточно взрослый и может зарабатывать на жизнь самостоятельно. На тот момент Дэвиду Копперфильду стукнуло целых десять лет.
Отчим определяет пасынка в торговый дом «Мэрдстон и Гринби», совладельцем которого является. Любимую служанку Пегготи рассчитывают. Она уезжает в родной Ярмут, уговорив Мэрдстона отпустить Дэвида погостить у нее.
Работа в лондонском торговом доме оставила в памяти Дэвида самые жуткие воспоминания. Вечно голодный и холодный он валился с ног после изнурительных рабочих смен. Единственным утешением становится семейство Микоберов, у которых он снимает квартиру. Эти добродушные неудачники окружают его теплотой и заботой, которая так нужна выброшенному во взрослую жизнь мальчику.
Когда Микобер попадает в долговую тюрьму, Дэвид принимает решение сбежать из Лондона. Единственной надеждой на спасение оказывается его бабушка - мисс Бетси Тротвуд, которую в свое время так разочаровал тот факт, что Дэвид не родился девочкой.
Голодный, грязный, измученный, мальчик едва добирается до дома мисс Тротвуд. Он готов к любым поворотам судьбу, но бабушка, на удивление, встречает внука очень радушно. Его тут же кормят, купают и укладывают в чистую теплую постель. Впервые за долгие месяцы Дэвид Копперфильд спал спокойно.
Десятилетний Чарльз Диккенс, как и его герой, был вынужден оставить школу и пойти работать на фабрику по производству ваксы. Это произошло потому, что его отец (добрый, но крайне непрактичный человек) попал в долговую тюрьму. Месяцы работы на фабрике Диккенс старался забыть, как страшный сон. С момента своего увольнения он больше никогда не появлялся на фабрике и всегда обходил злополучную улицу стороной.
Наконец, жизнь Дэвида Копперфильда стала походить на ту, которую ведут дети его возраста. Он ходит в школу, ест домашние обеды своей любящей бабушки, что стала его полноправным опекуном, у него даже появился лучший друг - это Агнесс Уикфилд, дочь местного адвоката.
Отец Агнесс когда-то был успешным юристом. После смерти жены он сильно сдал, стал злоупотреблять спиртным, после чего дела его стремительно пошли на спад. Сейчас он едва содержит свою контору, в которой заправляет мерзкий жулик Урия Хип. Этот авантюрист проделал немало подлых махинаций, которые едва не разорили многих близких Дэвида, в том числе и его бабушку. Со временем Хип был выведен на чистую воду, а его жертвам возвращены состояния.
Тем временем юный Дэвид Копперфильд превратился во взрослого мужчину. По совету бабушки, он поступил на юридический факультет, однако особых успехов на этом поприще не добился. Зато во время практики в конторе мистера Спенлоу он повстречал Дору, дочь владельца. Дэвид сразу же влюбился в миловидную Дору и, несмотря на преграды, что возникали на пути молодых людей, добился руки своей избранницы.
К сожалению, первые годы совместной жизни доказали, что за красивой наружностью Доры нет ничего стоящего. Она так и не стала для Дэвида соратником, единомышленником, другом, родственной душой.
С юриспруденцией тоже не сложилось. Дэвид начинает понимать, что это не то занятие, которому бы он хотел посвятить жизнь.
Неудачный брак
Брак Чарльза Диккенса и его жены Кэтрин оказался неудачным, несмотря на то что сперва будущая супруга также пленила молодого Диккенса своей красотой. Уже в первые годы брака Чарльз явно симпатизировал ее сестре Мэри, неожиданная смерть которой стала для него сильнейшим ударом.
Счастливый конец
Жизнь, однако, все расставила на свои места. Глупенькая Дора скоропостижно умерла, освободив Дэвида от тяготившего его брака. Свою судьбу он встретил в лице подруги детства Агнесс.
Решительно порвав с юриспруденцией, Копперфильд начинает заниматься репортерской деятельностью и делает успехи на этом поприще. Вскоре он пробует себя в качестве писателя. Его произведения начинают пользоваться спросом.
А главное - бабушка Тротвуд на седьмом небе от счастья, ведь у нее появилась правнучка! Девочку назвали Бетси Тротвуд Копперфильд.
Перепробовав множество профессий, Диккенс устроился репортером в лондонскую газету и тут же принялся делать успехи. Со временем он стал публиковать на страницах периодики небольшие рассказы, которые привлекли внимание крупных столичных издательств. Диккенс отказался от репортерской деятельности и стал успешным литератором, автором самых продаваемых в Англии романов.
Чарльз Джон Хаффам Диккенс, «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим»
Чарльз Джон Хаффам Диккенс
(1812-1870)
«Просейте мировую литературу - останется Диккенс», - утверждал Л.Н. Толстой, на которого в юности произвел огромное впечатление шедевр английского прозаика Чарльза Джона Хаффама Диккенса (1812-1870) «The personal History of David Copperfield» - «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим» (1849-1850).
Этот роман, в котором писатель дал новое для его времени понимание природы добра и зла, стал первым и единственным опытом Диккенса в жанре автобиографического и в то же время образцом социально-бытового, психологического и философского романа, в котором конфликт строится не вокруг житейских тайн, а «концентрируется вокруг раскрытия тайн психологических».
Он стал эталоном романа воспитания, в котором были уже заложены все новации «Портрета художника в юности» и «Улисса» Д. Джойса. Вот только в отличие от того же Джойса у Диккенса роман пронизывает неподдельная симпатия, искреннее уважение и любовь к простым людям, особенно к детям.
Именно после «Дэвида Копперфилда» и без того «Неподражаемый» Диккенс стал «так популярен, что мы, современные писатели, даже не можем себе представить, сколь велика была его слава. Теперь не существует такой славы» (Г.К. Честертон).
Великим поэтом стали называть его критики за легкость, с которой он владел словом и образом, сравнивая его по мастерству лишь с Шекспиром.
«Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим»
(1849-1850)
«Дэвид Копперфилд» был создан писателем в т.н. третий период его творчества - в 1850-х гг., когда он растерял все свои иллюзии и, продолжая верить лишь во всемогущество литературы при обличении пороков общества, стал гневным сатириком и пессимистом.
Роман выходил ежемесячными выпусками с мая 1849 по ноябрь 1850 г. под названием «Жизнь, приключения, испытания и наблюдения Дэвида Копперфилда-младшего из Грачевника в Бландерстоне, описанные им самим (и никогда, ни в каком случае не предназначавшиеся для печати)».
В своем произведении Диккенс одним из первых в мировой литературе показал, как личность и судьбу героя формирует не только и не столько последовательность событий, а время, в которое человек жил, его воспоминания об этом времени и переосмысление в связи с этим всей его жизни.
И хотя роман носит автобиографический характер, это - не автобиография писателя; собственные детство и юность послужили ему лишь поводом для написания произведения и дали основные сюжетные ходы и характеры персонажей. А их (персонажей) в романе такое множество, что в клубке-лабиринте сюжетных линий немудрено запутаться.
Пересказать книгу, не выхолостив буквально все - от ее стиля до характеров героев, в рамках очерка невозможно. Однако при всей кажущейся мозаичности роман очень прост, и именно эта простота лучше всего свидетельствует о его литературном совершенстве.
Роман, повествование в котором ведется от первого лица, что придает ему задушевность и доверительность, населен героями, многие из которых стали именами нарицательными.
О популярности имени главного героя, Дэвида Копперфилда, можно судить хотя бы по тому, что его имя взял себе в качестве псевдонима всемирно известный иллюзионист. Разве что герою Диккенса не надо было показывать человечеству фокусы, поскольку ему вполне хватало неиссякаемой веры в людей, в добро и справедливость.
Урия Хип стал символом ханжеского смирения и человеческого ничтожества; юный аристократ Стирфорт - самовлюбленного безответственного сноба. Когда хотят указать на античеловечность системы и методов воспитания, обычно называют имена Мэрдстона, жестокого и алчного отчима Дэвида, и Крикла, бывшего торговца хмелем, ставшего директором школы для мальчиков, который «ничего не знает, кроме искусства порки, и более невежествен, чем самый последний ученик в школе». Няня Пегготи и бабушка Дэвида Бетси Тротвуд стали символами доброты, хотя и несколько суетливой, делец Микобер - бездумного болтуна и неудачника.
Книга рассказывает историю молодого человека, преодолевшего множество преград и претерпевшего множество лишений, человека отчаянного и смелого, обаятельного и искреннего. Страницы, посвященные детству и юности Дэвида, и по сей день остаются непревзойденными в мировой литературе, хрестоматийной картиной внутреннего мира мальчика и юноши.
Филолог Е.Ю. Гениева обратила внимание на психологическую достоверность повествования, с которой «выдержана дистанция между автором, пишущим роман, и взрослеющим героем», когда «Диккенс заставляет нас смотреть на мир глазами маленького Дэвида».
Именно с этого романа у писателя началась эволюция центральной его темы - «больших надежд» и преодоления его героями самообмана и духовной пустоты, постижения ими на протяжении всей их жизни главного умения человека - умения различать добро и зло.
Если опустить параллельные линии сюжета и ответвления, канва жизни главного героя такова. Дэвид, родившийся через полгода после смерти своего отца, ребенком был окружен заботами и любовью матери и няни Пегготи. Но когда мать вышла замуж во второй раз за властного и жестокого мистера Мардстона, жизнь мальчика стала невыносимой. Кончилось тем, что его отдали в школу, руководимую изувером Криклом.
После смерти матери отчим не пожелал более платить за его обучение и сделал его рабом своей фирмы. В голоде и холоде, а также в однообразном мытье бутылок проходила жизнь подростка, пока он, отчаявшись, не нашел в Дувре бабушку, ставшую его опекуном.
Дэвид успешно окончил школу, затем бабушка оплатила его обучение на юриста. Юноша влюбился в Дору, которая стала его первой женой, но не сделала счастливым. После ее смерти Копперфилд женился во второй раз на Агнес, любившей его всю жизнь. Дэвид тем временем овладел стенографией, писал репортажи, а перейдя от журналистики к беллетристике, стал известным писателем, обладающим главным, чем должен владеть писатель, чем владел и сам Диккенс, - «инстинктом общечеловечности» (Ф.М. Достоевский).
Роман взял в плен не только читателей и критиков. Он оказал сильное влияние на многие литературные школы, стал учебником для самых разных писателей: Д. Конрада, Г. Джеймса, Ф. Кафки, У. Фолкнера, М. Пруста, Б. Шоу, И. Во и др. Под его обаяние попали Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, Н.С. Лесков, И.С. Тургенев и многие другие русские писатели. Огромный резонанс имела книга в России. «Жизнь Дэвида Копперфилда» - и ныне самый популярный роман Диккенса, переведенный на все языки мира. Самый известный перевод на русский язык принадлежит А.В. Кривцову и Е.Л. Ланну.
Роман экранизировался десятки раз. Немые и звуковые фильмы, телесериалы создавались кинематографистами Англии, США, Германии, Франции, Италии, Бразилии. Легендарным стал американский фильм 1935 г., снятый Д. Цукором - «Личная история, приключения, опыт и наблюдения молодого Дэвида Копперфилда».
Чарльз Диккенс
Давид Копперфильд
Глава I
Я ПОЯВЛЯЮСЬ НА СВЕТ
В самом начале своего жизнеописания я должен упомянуть о том, что родился я в пятницу, в полночь. Замечено было, что мой первый крик раздался, когда начали бить часы. Принимая во внимание день и час моего появления на свет, сиделка и несколько мудрых соседок, живо интересовавшихся моей особой еще за много месяцев до возможного личного знакомства со мной, объявили, что мне суждено быть несчастным в жизни. Они были убеждены, что такова неизбежно судьба всех злосчастных младенцев обоего пола, родившихся в пятницу, в полночь.
Мне нет надобности говорить здесь что-либо по этому поводу, ибо история моей жизни сама покажет лучше всего, оправдалось ли это предсказание или оно было ложным.
Родился я в Блондерстоне, в графстве Суффолк, после смерти моего отца, глаза которого закрылись для земного света за шесть месяцев до того, как мои открылись. И теперь даже, когда я думаю об этом, мне кажется странным, что отец так никогда и не видел меня. И еще более странны мои смутные воспоминания раннего детства, связанные с отцовским белым надгробным камнем на нашем деревенском кладбище: я всегда чувствовал какую-то невыразимую жалость к этому камню, лежащему одиноко во мраке ночи, в то время как в нашей маленькой гостиной было так светло и тепло от зажженных свечей и горящего камина. Порой мне казалось даже жестоким, что двери нашего дома накрепко запираются, как будто именно от этого камня.
Самой важной персоной в нашем роду была тетка моего отца, стало быть, моя двоюродная бабушка, о которой вскоре мне придется немало говорить здесь. Тетка, мисс Тротвуд, или мисс Бетси (как звала ее моя матушка в те редкие минуты, когда ей удавалось, преодолевая свой страх, упоминать об этой грозной особе), вышла замуж за человека моложе себя, красавца, не оправдавшего, однако, поговорки: «Красив тот, кто красиво поступает». Его сильно подозревали в том, что иногда он бил мисс Бетси, а однажды, в пылу спора по поводу денежных дел, он вдруг дошел до того, что едва не выбросил ее из окна второго этажа. Такое красноречивое доказательство несходства характеров побудило мисс Бетси откупиться от своего муженька и получить развод по взаимному соглашению. С добытым таким образом капиталом бывший супруг мисс Бетси отправился в Индию, и там, по нелепой семейной легенде, его однажды видели едущим на слоне в обществе павиана. Как бы то ни было, десять лет спустя из Индии дошли слухи о его смерти.
Какое впечатление произвели эти слухи на тетушку, осталось для всех тайной, ибо она немедленно после развода приняла снова свое девичье имя, купила себе домик где-то далеко, в деревушке на берегу моря, поселилась там одна со служанкой и с тех пор вела жизнь настоящей отшельницы.
Мне кажется, что отец мой был когда-то любимцем тетки, но он смертельно оскорбил ее своей женитьбой на «восковой кукле», как мисс Бетси называла мою матушку. Она никогда не видела моей матери, но знала, что ей нет и двадцати лет. Женившись, отец мой больше никогда с теткой не встречался. Он был вдвое старше матушки и здоровья далеко не крепкого. Умер отец год спустя после свадьбы и, как я уже упоминал, за шесть месяцев до моего рождения.
Таково было положение вещей в важную для меня, чреватую последствиями пятницу, после полудня. Матушка сидела у камина; ей нездоровилось, и настроение у нее было очень подавленное. Глядя сквозь слезы на огонь, она в глубоком унынии думала о себе и о крошечной неведомой сиротке, которую мир, видимо, собирался встретить не очень-то гостеприимно.
Итак, в ясный ветреный мартовский день матушка сидела у камина, со страхом и тоской думая о том, удастся ли ей выйти живой из предстоящего испытания, как вдруг, утирая слезы, она увидела в окно идущую через сад незнакомую леди.
Матушка еще раз взглянула на леди, и верное предчувствие сказало ей, что это мисс Бетси. Заходящее солнце из-за садовой ограды озаряло своими лучами незнакомку, направлявшуюся к дверям дома, и шла она с таким самоуверенным видом, с такой суровой решимостью во взоре, которых не могло быть ни у кого, кроме мисс Бетси. Приблизившись к дому, тетушка представила еще одно доказательство того, что это была именно она: мой отец часто говаривал, что тетка его редко поступает, как обыкновенные смертные. И на этот раз, вместо того чтобы позвонить, она подошла к окну и стала глядеть в него, прижав так сильно нос к стеклу, что по словам моей бедной матушки, он у нее моментально сплюснулся и совсем побелел.
Появление ее чрезвычайно напугало мою мать, и я всегда был убежден, что именно мисс Бетси я обязан тем, что родился в пятницу. Взволнованная матушка вскочила со своего кресла и забилась позади него в угол. Мисс Бетси, медленно и вопросительно вращая глазами, подобно турку на голландских часах, обводила ими комнату; наконец взор ее остановился на матушке, и она, нахмурившись, повелительным жестом приказала ей открыть дверь. Та повиновалась.
Вы, полагаю, миссис Копперфильд? - спросила мисс Бетси.
Да, - пролепетала матушка.
Мисс Тротвуд, - представилась гостья. - Надеюсь, вы слышали о ней?
Матушка ответила, что имела это удовольствие. Но у нее было неприятное сознание, что это «великое» удовольствие отнюдь не отражается на ее лице.
Так вот, теперь вы видите ее перед собою, - заявила мисс Бетси.
Матушка поклонилась и попросила ее войти. Они прошли в маленькую гостиную, откуда только что вышла матушка, ибо в парадной гостиной не был затоплен камин, вернее сказать, он не топился с самых похорон отца.
Когда обе они сели, а мисс Бетси все не начинала говорить, матушка, после тщетных усилий взять себя в руки, расплакалась.
Ну-ну-ну, - торопливо сказала мисс Бетси. - Оставьте это! Полноте! Полноте же!
Однако матушка не могла справиться с собой, и слезы продолжали литься, пока она не выплакалась.
Снимите свой чепчик, дитя мое, - вдруг проговорила мисс Бетси, - дайте-ка, я погляжу на вас.
Матушка была слишком перепугана, чтобы не покориться этому странному требованию, и тотчас же сняла чепчик, при этом она так нервничала, что ее густые, чудесные волосы совсем распустились.
Боже мой! - воскликнула мисс Бетси. - Да вы совсем ребенок!
Несомненно, матушка даже для своих лет была необычайно моложава. Бедняжка опустила голову, словно в этом была ее вина, и, рыдая, призналась, что, быть может, она слишком молода и для вдовы и для матери, если только, став матерью, она останется в живых.
Наступило снова молчание, во время которого матушке почудилось, что мисс Бетси коснулась ее волос, и прикосновение это было как будто ласково. Матушка с робкой надеждой взглянула на тетку мужа, но та, приподняв немного платье, поставила ноги на решетку камина, охватила руками колено и, нахмурившись, уставилась на пылающий огонь…
