В спорах о России: А. Н. Островский Москвина Татьяна Владимировна
Инонациональное и национальное в пьесе Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»
Те «отблески и отсветы различных правд», о которых писал Марков, размышляя над проблемой «морализма Островского», можно признать коренной, определяющей чертой его драматургии. Сталкиваются не только характеры, не только их интересы, но и разные правды о жизни. Сталкиваются они будто в «суде», «совестном суде» драматурга.
В юности Островский служил в заведении, учрежденном Екатериной Второй, именно в Совестном суде. Судили там не по закону - по душе, пытаясь примирить враждующие стороны. Дела были некрупные, семейные и по имуществу. Но если сама служба в сем архаическом учреждении доставила Островскому материал для творчества, то идею суда «по совести» можно признать существенно важной для всего строя его пьес.
Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский, два равноправных героя трагедии, в то же время и две различные правды. «Я не боюсь, я прав, - кричит в конце пьесы Дмитрий Шуйскому. - Пускай рассудят меня с тобой!»
Пьеса начинается с воцарения Самозванца, завершается воцарением Шуйского. Начинается с зыбкого, относительного, но все-таки несомненного успокоения нравственного чувства в народе (законный сын Иоанна на престоле), заканчивается страшным убийством его и Смутой, прямо ведущей к хаосу братоубийственной войны, к жестокому нравственному кризису нации. Островский знает, что нация кризис пережила, он уже сотворил «Минина», но в «Минине» искупается тот грех, о котором писал Островский в «Самозванце». Это история о том, как один собирался царить «щедротами и милостью» и был смолот в мясорубке истории, а другой развратил народ ложью и довел до преступления.
Островский не читал во время работы над пьесой труда Костомарова «Названый Дмитрий», но, изучив те же исторические источники, пришел к тем же выводам - Самозванец не был Отрепьевым.
«Чернец?» - спрашивает у Шуйского, только что вернувшегося от царя, Осипов. «Шуйский . Ну, нет, не чернецом он смотрит… Ошиблись мы с Борисом. Монастырской повадки в нем не видно. Речи быстры и дерзостны, и поступью проворен, войнолюбив и смел, очами зорок».
Дмитрий впервые появляется в речах Шуйского - небывалый царь, оскорбляющий «благолепие, чинность и порядок». «Не царская осанка», возмущается Шуйский, «не сановит», «он вскормленник прямой панов хвастливых!».
Дмитрий - совершенная новость для Московского государства. В воле земли принять или отвергнуть этого странного, нестрогого, веселого, вольного царя, преисполненного лучших замыслов.
Кто он? Сам не знает. А. Суворин, отзываясь о пьесе, заметил: «Самозванец Островского и не Отрепьев, и не иезуит, и не настоящий царевич, а Господь его знает кто». Так оно и есть. «… Кто же я? Ну, если я не Дмитрий, то сын любви иль прихоти царевой… Я чувствую, что не простая кровь течет во мне».
Самозванец - воплощение жизни «по свободной воле», которая столкнется с жизнью «по обычаю». Свободен от знания собственного происхождения, свободен в действиях (самодержец!), и еще одна свобода вместе с ним манящей возможностью пришла на Русь. Мечтают о ней, ожидая Дмитрия подле кремлевских соборов, бояре: «Голицын . Пора взыграть и солнышку над нами… Прошедшее каким-то сном тяжелым, мучительным, минувшим невозвратно, мне кажется… Дмитрий . Богом данный, видал иные царства и уставы, иную жизнь боярства и царей; оставит он татарские порядки; народу льготы, нам, боярам, вольность пожалует…» И Дмитрий действительно провозглашает: «Довольно мук, Басманов! Ныне милость, одна лишь милость царствует над вами».
Царь грамотный и образованный, поминающий Ромула, Цезаря и Александра Македонского. Назначающий суд в Думе с выборными «от всех чинов народа», чтоб разобрать дело об измене своего боярина (милость! вольность! гласность! как рифмуются времена!). Кроме беспечности и легкомыслия молодости, в человеческом лице Самозванца нет ни единой дурной черты. Его европеизм и его польское окружение Островский не считает основанием для художественного унижения.
Витиеватая, книжная, высокопарная речь. Чужой, иной, одинокий. Один против всех. «Благородства пропасть, а толку никакого», как скажут позже по другому поводу в пьесе «Лес». Самозванец - разновидность типа идеалиста у Островского. Начитавшись книжек (хороших), бредя новизной (справедливой), идеалист Островского - Жадов, Мелузов, Зыбкин - вступает в бой с некоторыми жизненными основаниями. И жестоко бьет идеалиста жизнь - стало быть, и всю сумму идей, лежащих в его основании.
Решив, что его царство будет царством правды, Самозванец на всем протяжении пьесы не может уверовать ни в какое коварство, обман, ложь. Латинской веры он не насаждает, а всего лишь разрешает посещать иноземцам русскую церковь во время службы. И не думает натравливать поляков на русских, стараясь по справедливости разобрать обоюдные неудовольствия.
Но этот славный царь, лихой воин и добрый человек, вовсе не знает и понять не может земли, доставшейся ему в управление. И речь его будто переводная с иностранного - риторика, логика… латынь… шляхетские вольности… музыка… мазурка…
И Русь. И вот ей, после Грозного и Годунова, предлагают плясать мазурку и радоваться жизни. Трагикомически выглядят попытки этого Дмитрия сделать русскую жизнь веселенькой, преодолеть ее мрачный колорит. Эксперимент внедрения прекраснодушного иноземца в эту почву оборачивается обоюдной трагедией.
Дмитрий - Европа, Дмитрий - правительство, Дмитрий - реформа. Европа - реформа - правительство. Можно и наоборот: правительство - реформа - Европа. Безразлично, ведь либеральные мечтания, разложены они или нет на мысли и доказательства, все равно представляют собой скорее ощущение этого заветного единства, страстное чувство, можно сказать, аккорд. Островский воспроизводит этот аккорд в его исторической аранжировке.
Да, всех Островский смутил своей пьесой и никому не угодил, ни одному лагерю, никакой твердыни убеждений. Дмитрий Самозванец хорош, но «хороша Маша, да не наша». Он обречен. Драматург знает это точно и в равной мере далек и от осуждения, и от восхваления такого закона жизни. Всю пьесу пронизывает конфликт Дмитрия и русской жизни - и по трагическому существу, и по комическим мелочам. Даже его милосердие некстати: Дмитрий велел простить Шуйского на плахе, под занесенным топором, на что тот оскорбился смертельно. «Казни меня, но не шути со мною! С врагом шутить и глупо, и опасно. Врагов губи!» Гибнет, окруженный пустотой, человек, решивший по своей воле овладеть судьбой нации. А достается ему в этой судьбе самый горестный удел.
Происходит национальная драма, драма столкновения коренного, органического, общего с индивидуальным, особенным, неорганическим. Не хладнокровные рассуждения, не обожание самобытно-«кровненького», не сладостный плен среди фантомов вольности, не жалость к романтически-доблестному герою - нет, мучительная скорбь полного и точного знания неминуемости этой драмы, этого столкновения, как кажется, владела Островским. Органическое и общее уничтожает чужое, индивидуальное и неорганическое. Русская жизнь уничтожает Дмитрия, виноватого без вины. Это настолько крепкая, прочная, самодовлеющая жизнь, что она не примет, по существу, ничего из того, что выработано не ею, не внутри ее самой. Ничего. Даже если это общечеловеческие идеалы.
Когда инонациональное появляется в национальной стихии в виде мод и уборов, словечек и рассказов или даже в образе идей и мнений - это источник комического в пьесах Островского. Но их встреча непосредственная, в лицах, оборачивается трагедией.
Национальная стихия представлена в хронике тремя ипостасями. Это бояре, князь Василий Иванович Шуйский и народ.
Бояре - тертые калачи, травленые волки, несущие на себе отпечаток всех уродств русской жизни за полвека. «Борисовы ученики, мы Грозным воспитаны, и нас не проведешь». Все свойства этой высокой, да не верховной власти известны - холопство и спесь, страх и привычка к насилию. Чистеньких не сыщешь. «Бельский . Царя Ивана рано позабыли; оплошек не было, за них он на кол сажал, бывало. Шуйский . Нет, Иван-то только приказывал, сажал-то ты с Малютой Скуратовым». Забыть царя Ивана никому невмочь - возможность вольности, принесенная Дмитрием, с ним и уйдет в небытие. Отход бояр от царя начинается тогда, когда Дмитрий вместо сажания на кол устроит Шуйскому гласный суд с выборными от всех чинов народа. Гласный суд, тоже не позабывший царя Ивана, выносит изменнику смертный приговор, как и полагалось исстари. Дмитрий отменяет его, раз вольность несовместима с милосердием. И бояре, видя столь незлобивого царя, перестают его воспринимать как владыку.
Кучка людей между царем и народом, не являясь ни властью, ни силой, существует в постоянном стремлении овладеть властью и силой, царем и народом. Под многолетним давлением страха добро и зло, правда и ложь смешались, слились в дружеском союзе. Эта среда формирует в своем роде гения - Василия Ивановича Шуйского.
Почувствовать себя хоть раз владыкой,
Почувствовать, что между мной и Богом
Ни власти нет, ни силы!
Умом, обманом, даже преступленьем
Добьюсь венца.
Есть в Василии Ивановиче какая-то тяжелая, дикая правда прочной, кровной связи с землей. Он из нее рос немало исторических лет - оно, может, и уродливо, да крепко, не собьешь, не сломаешь. Всем он тут известен, всем доступен, к нему первому толпится народ в начале пьесы, чтоб расспросить о новом царе.
Шуйский обладает цельной программой взаимоотношений между ложью, правдой и народом. Она так хороша, что грех ее не привести:
По выбору и ложь и правда служат
У нас в руках орудием для блага
Народного. Нужна народу правда -
И мы даем ее; мы правду прячем,
Когда обман народу во спасенье.
Мы лжем ему: и мрут и оживают
По нашей воле люди; по базарам
Молва пройдет о знаменьях чудесных;
Убогие, блаженные пророчат,
Застонет камень, дерево заплачет,
Из недр земли послышатся глаголы,
И наша ложь в народе будет правдой -
В хронографы за правду перейдет…
Куда больше и страшнее простого лукавства убеждение, вынесенное из «школы» Грозного и Годунова: не лжи и правде служат, а ложь и правда служат «по выбору», «для блага». Слова о блаженных и убогих, которые пророчат, и о лжи, что переходит в хронографы за правду, - явная перекличка с образами Пимена и Юродивого у Пушкина. Да, и юродивые, и летописцы - глас народа, мнение народа. Только народ можно обмануть.
Шуйский - авторитет, единоличный хранитель правды. «Я даром лгать не стану, я хоронил царевича; я знаю, кто жив, кто нет, один я правду знаю». Своеволие Шуйского, который так же, как Дмитрий, покушается на обладание национальной судьбой, подкреплено огромной силой: знанием правды и возможностью ею распоряжаться. Тогда как Самозванец не знает, кто он.
«Чем же и свет стоит? Правдой и совестью только и держится», - говорит в «Снегурочке» милый сердцу Островского царь Берендей. Все верно: где правда, там сила. Только вместо правды может оказаться ловкая игра, подмена.
Задача «Василья княж Иваныча» подготовить убийство царя и выдать это за святое и всенародное дело.
Убийство не может быть ни святым, ни всенародным, полагал А. Н. Островский. Странно было бы думать, что он полагал иначе. Скрытое или явное отвращение русских историков к мятежу 17 мая Островский впервые в литературе о Самозванце разворачивает в колоссальную картину национального преступления.
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Расшифрованная «Белая Гвардия». Тайны Булгакова автора Соколов Борис Вадимович Из книги Том 2. Советская литература автора Луначарский Анатолий ВасильевичПредисловие [К пьесе Т. Майской «Полустанки»]* Я посоветовал Петр[оградскому] сов[етскому] издат[ельству] опубликовать пьесу «Полустанки» по трем соображениям.Во-первых, это талантливая вещь. Ей даже можно поставить в вину излишний блеск диалога, излишнюю «нарядность» и
Из книги Галдящие «бенуа» автора Бурлюк Давид ДавидовичГалдящие «бенуа» и Новое Русское Национальное Искусство (Разговор г. Бурлюка, г. Бенуа и г. Репина об искусстве)Бурлюк (Прислушивается, во все время разговора к словам собеседников, учтив и внимателен). Музей русских уличных вывесок был бы во стократ интереснее
Из книги Русская критика автора Кокшенева КапитолинаНациональное сознание и проблема всечеловечности
Из книги История русского романа. Том 2 автора Филология Коллектив авторов --НАЦИОНАЛЬНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ И МИРОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ РУССКОГО РОМАНА 1Стремление осмыслить национальное своеобразие русского романа XIX века нередко приводило и приводит до сих пор многих буржуазных историков литературы к механическому противопоставлению русского романа
Из книги Дальний остров автора Франзен ДжонатанПодлинный, но ужасный О пьесе Франка Ведекинда «Пробуждение весны» Франк Ведекинд всю жизнь играл на гитаре. Родись он на сто лет позже, он почти наверняка стал бы рок-звездой; помешать этому могло бы лишь то мелкое обстоятельство, что он вырос в Швейцарии. То, что он
Из книги В спорах о России: А. Н. Островский автора Москвина Татьяна ВладимировнаДмитрий Самозванец как историческое лицо Рассматривая сочинения наиболее авторитетных в XIX веке историков - Н. Карамзина, С. Соловьева и Н. Костомарова (а надобно заметить, вряд ли кто в веке XX их превзошел по авторитетности, своеобразию, слогу и тщательности мысли) - с
Из книги Все сочинения по литературе за 10 класс автора Коллектив авторовДмитрий Самозванец в русской драматургии Ключевое событие Смутного времени - появление на арене истории мнимого сына Иоанна Грозного - творчески взволновало многих русских литераторов.И не только русских. Несколькими годами спустя после гибели Самозванца Лопе де
Из книги Избранное: Проза. Драматургия. Литературная критика и журналистика [сборник] автора Гриценко Александр Николаевич1. «Темное царство» и его жертвы (по пьесе А. Н. Островского «Гроза») «Гроза» вышла в свет в 1859 г. (накануне революционной ситуации в России, в «предгрозовую» эпоху). Ее историзм заключается в самом конфликте, непримиримых противоречиях, отраженных в пьесе. Она отвечает духу
Из книги Литература 8 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы автора Коллектив авторов2. Трагедия Катерины (по пьесе А. Н. Островского «Гроза») Катерина – главный персонаж драмы Островского «Гроза», жена Тихона, невестка Кабанихи. Основная идея произведения – конфликт этой девушки с «темным царством», царством самодуров, деспотов и невежд.Узнать, почему
Из книги Литература 9 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы автора Коллектив авторов3. «Трагедия совести» (по пьесе А. Н. Островского «Гроза») В «Грозе» Островский показывает жизнь русской купеческой семьи и положение в ней женщины. Характер Катерины сформировался в простой купеческой семье, где царила любовь и дочери предоставлялась полная свобода. Она
Из книги Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ автора Ситников Виталий Павлович4. «Маленький человек» в мире Островского (по пьесе А. Н. Островского «Бесприданница») Особенный герой в мире Островского, примыкающий к типу бедного чиновника, обладающего чувством собственного достоинства, – Карандышев Юлий Капитонович. При этом самолюбие в нем
Из книги автораМнения критиков о пьесе «Носитель» Пьеса А. Гриценко «Носитель» очень биографически конкретная, правдивая, ясная, особенно реалистично смотрится на фоне символистического «Полночного суицида» А. Светлицкого с длинными монологами и условными персонажами. Алиса
Из книги автораНациональное своеобразие средневековой русской литературы О начале развития русской литературы можно говорить только с X века, когда на Руси появилась письменность. Однако уже в XI и XII веках русская национальная литература не только поражает читателей своей зрелостью,
Из книги автораНациональное своеобразие русского романтизма Мне уже приходилось обращать ваше внимание на то, что любая национальная литература идет своим самостоятельным путем, хотя и подчиняется общим законам развития поэтического искусства.В свое время существовало мнение, что
Из книги автораПоиски правды и смысла жизни в пьесе М. Горького «На дне» I. Какую правду о человеке мечтал создать Горький? Ненависть к пошлости, скуке жизни и неприятие терпения и страдания.II. Спор о правде как спор о смысле жизни.1. Судьбы ночлежников – обвинение бесчеловечному
Мне было лет 14, когда я нашел в районной библиотеке и ни с того ни с сего постепенно прочитал 10-томное собрание сочинений Островского. И отчего-то его исторические хроники в стихах, которые «русский шекспир», как и положено, писал наряду с комедиями и драмами из жизни русского купечества, мне нравились больше, чем какая-нибудь «Бесприданница». Почему эти пьесы Островского почти не ставят — понятно, они мало того, что по объему огромные, еще и требуют массовки, и вообще плохо воспринимаются без приличной «исторической» подготовки. «Дмитрия Самозванца» в Малом тоже покромсали — но с умом, из масштабной многофигурной пьесы получилась почти камерная историко-психологическая драма.
Островский своего «Дмитрия Самозванца» явно писал в своего рода «диалоге» с пушкинским «Борисом Годуновым», а возможно и в заочной полемике с Алексем К.Толстым. Тем более, что «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» — тоже часть драматической трилогии, у Островского есть еще сравнительно скромное «Тушино» (о периоде Лжедмитрия II) и невероятных размеров «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» (о событиях 1613 года). То есть Островский создал драматическую картину событий, последовавших за теми, что разворачиваются в трилогии Толстого (правда, у Островского есть еще и написанная совместно с Гедеоновым пьеса о временах Ивана Грозного «Василиса Мелентьева» — но это отдельно). «Самозванец» создавался в 1860-е годы, так что в нем отражены еще и идеологические битвы «западников» и «славянофилов». Пьеса вообще чрезвычайно интересная. В ней продолжена заявленная еще Пушкиным тема самозванства и проблема нравственности (и, соответственно, безнравственности) власти, в частности, власти русской. У Островского два антагониста — Лжедмитрий I и князь Шуйский — стоят друг друга. Оба — умные политики и вовсе не звери, не враги народу и стране, каждый по-своему хочет как лучше. Одновременно оба — самозванцы, оба неразборчивы в средствах, оба подвержены страстям, только у Лжедмитрия это страсти обычные, человеческие, в том числе мужские (он жаждет жениться на Марине Мнишек, хочет понравиться опальной царевне Ксении Годуновой), а у Василия Шуйского пламенная страсть одна — шапка Мономаха. Собственно, суть происходящих в пьесе событий сводится к тому, что измышленная в начале Шуйским и его приспешниками интрига по захвату престола, где Самозванцу отводится роль если не пешки, то во всяком случае фигуры, предназначенной в жертву, в финале увенчается безоговорочным успехом. Но и Шуйский, в свою очередь, обречен последовать вслед за Годуновым и Лжедмитрием — об этом, переходя с белого стиха на рифмованный, говорит под занавес Голицын.
Режиссер от такой постановки вопроса не отказывается напрочь, но временам Борис Невзоров, играя Шуйского, с попущения постановщика как будто забывает, что князь Василий Иванович — шарлатан похлеще обоих Лжедмитриев и Бориса Годунова в придачу — он был «холопом Годунова» (сам так говорит), потом присягал Лжедмитрию I и стал его самым доверенным боярином, всех предал ради личной выгоды. Однако когда Шуйский выступает с «обращением к народу» и Невзоров вещает с авансцены, пуская слезу, с дрожью в голосе говорит о поругании веры православной проклятыми бусурманами и о вывозе иноземцами русской казны за рубеж, отнюдь не очевидно, что Шуйский в этот момент остается тем же демагогом, что был до и будет после, что его религиозно-патриотический пыл — пустой и фальшивый. Актером и режиссером он продается, а публикой покупается, за чистую монету. Как и финальные бессловесные раздумья Шуйского, «достигшего высшей власти». Борис Невзоров в спектакле вообще вызывает двоякие чувства. В демонстрации человеческой сущности Шуйского, когда тот пьянствует с приспешниками в ссылке или злорадно кривляется перед боярами он, безусловно, хорош и убедителен. Но как доходит до дел политических и вопросов истории — начинается путаница, как если бы артист не до конца понимал своего героя. Хотя конфликт монарха с собственной совестью не должен быть новым ни для самого Невзорова, когда-то давно, еще при Ланском, игравшем в Театре им. Станиславского в «Томасе Бекете» Ануя, ни для Малого с его хрестоматийным «Царем Федором Иоанновичем» и легендарным «Заговором Фиеско в Генуе» с Виталием Соломиным и Михаилом Царевым. Тем не менее театр в этом конфликте запутался. Да, вероятно, не только театр — с подобными вопросами сейчас вообще много непоняток на разных уровнях.
В этом смысле гораздо интереснее Глеб Подгородинский в роли Самозванца. Подгородинский переиграл столько главных ролей — но, кажется, такую зрелую работу выдал впервые. Он своего героя играет ярко, современно в хорошем смысле слова и настолько, насколько можно быть «современным» не выходя за рамки традиций «дома Островского». Отсюда в спектакле неожиданно возникает еще один конфликт — конфликт художественных поколений. Причем недавно пришедший в Малый Невзоров оказывается вместе с «ветеранами» театра, а на стороне Подгородинского выступают, как ни удивительно, режиссер и сценограф. Спектакль по меркам Малого — ну разве что не «авангардный». Условное оформление сцены, представленное обугленными обрывками графических чертежей боярских палат. Условные костюмы, особенно те, что сделаны под западный покрой. Безбородые бояре, один даже курит трубку. С боярами, кстати, вышло вообще интересно. Говорят, на генеральном прогоне Борис Клюев (Голицын) вышел с наклеенной бородой. Драгунов, надо отдать ему должное, проявил режиссерскую твердость, прогон остановил и заставил боярина от бороды избавиться. Если бы при этом в спектакле сложился полноценный актерский ансамбль — результат, вероятно, оказался бы достойным.Увы, действо держится на нескольких исполнителях главных ролей, остальные, включая и «мэтров», например, Владимира Носика (Мстиславский), выполняют чисто служебную функцию в соответствии с сюжетом и текстом пьесы.
А сильнейшим эпизодом оказывается не какая-то из исторически кульминационных сцен двух заглавных персонажей, не убийства и не предательства, но встреча Лжедмитрия с царицей Марфой. Татьяну Лебедеву, так кукольно-плоско играющую в «Бедности не порок» Пелагею Егоровну, здесь как будто подменяют. Дуэт Лебедевой и Подгородинского по-настоящему трогает. Он — сирота, присвоивший себе чужое имя и чужую судьбу. Она — бывшая царица, насильно постриженная в монахини, потерявшая сына. Он просит ее признать его своим сыном. Для Марфы это чрезвычайно сложная ситуация. Согласиться с Лжедмитрием — значит, с одной стороны, предать память зарезанного сына, умершего у нее на руках и похороненного, с другой — возможность запоздало отомстить его убийцам. Но убийца-Годунов сам давно в могиле, мести Марфа не хочет. А хочет вновь обрести сына — хотя бы и в Самозванце. Но и Лжедмитрий хочет того же, а не просто получить лишнее доказательства своих «законных» прав на трон. Подгородинский и Лебедева в этой сцене играют двух абсолютно одиноких людей, не связанных ни кровным родством, ни особой общностью интересов, но постепенно в силу личной неприкаянности каждого проникающихся к друг другу взаимным и в глубинной основе своей бескорыстным чувством. Больше всего Марфу смущает не воспоминание об окровавленном Дмитрии и не ненависть к мертвому Годунову, а то, что у ее новоиспеченного «сына» есть другая мать, настоящая, и она боится отнять сына у нее, как когда-то отняли Дмитрия у самой Марфы. Самозванец успокаивает Марфу тем, что родной матери у него нет. И последним аргументом в пользу признания Самозванца становится возможность спустя годы снова обрести сына, а вовсе не обещание Лжедмитрия вернуть ей царские почести. Весь этот сложный комок эмоций, страха, ненависти, любви, мстительности, прощения, честолюбия, смирения — сыгран без ложного пафоса, просто, тонко и пронзительно.
Но лирика лирикой, а пьеса и спектакль все же о другом. Лжедмитрий стремится максимально безболезненно, «не пролив русской крови», развернуть Россию лицом к Западу, дать больше прав и народу, и боярской думе, пожертвовав при этом привычным укладом местной жизни, монополией православной церкви на души верующих и, отчасти, царской казной, расплачиваясь ею со своими польскими покровителями. Шуйский разыгрывает православно-патриотическую карту, хотя использует ее только как средство достижения власти, о временной лояльности католицизму он говорит спокойно — мол, к старости можно и покаяться, а пока послужить; народным мнением управляет, как считает нужным; «соратникам» по боярской думе не доверяет и вовсе не намерен делиться с ними властью, добытой такими жертвами (ведь голова Шуйского уже и на плахе побывала, прежде чем Самозванец помиловал будущего предателя). Последствия четырехлетнего царствования Шуйского у Островского драматически разыграны в следующих пьесах цикла о «смутном времени», но понятны с самого начала, до рифмованной морали от Голицына. Над всеми боярскими разборками маячит тень Грозного, постоянно поминаемого героями из разных лагерей — ничем не ограниченная безжалостно кровавая диктатура как неизбежный результат любых послаблений, реформ и демократизаций; и вместе с тем — мысли о призвании польского королевича Владислава на царство, поскольку русским проще подчиниться внешней силе, чем мирно договориться между собой. Как и Годунов, Самозванец, а потом и Шуйский, обречены, а за ними — новое падение в хаос или новый тиран при безмолствующем народе. Кое-как спектакль, пройдя искушение демагогическими речами о поругании проклятыми иноземцами русских святынь и разграблении России, выруливает к этой, казалось бы, очевидной еще для Пушкина мысли.
По изд. А. Н. Островский. Собрание сочинений в 10 томах. Под общ. ред. Г. И. Владыкина, А. И. Ревякина, В. А. Филиппова. -- М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1960. -- Том 5. -- Комментарии Н. С. Гродской. OCR: Piter. А. Н. Островский ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ (1866) Драматическая хроника в двух частях I СЦЕНА ПЕРВАЯ ЛИЦА: Князь Василий Иванович Шуйский. Князь Дмитрий Иванович Шуйский. Тимофей Осипов, дьяк из приказа. Федор Конёв, купец московский. Иван, калачник. Афоня, юродивый. Московский, новгородские, псковские купцы; подьячие, попы безместные, странники, мелочные торговцы, разносчики и крестьяне.Сени в доме Василия Шуйского.
Купцы и подьячие сидят на лавках; простой народ -- на полу.
1-й купец московский
Привел господь! Царевич прирожденный На дедовских и отческих престолах И на своих на всех великих царствах Воссел опять и утвердился...
2-й купец московский
Чудо Великое свершилось! Божий промысл Изменников достойно покарал И сохранил лепорожденну отрасль От племени царей благочестивых.
Подьячий
Вот праздник-то! Такого не видала Москва давно. В нарядах береженых, С сияющим на лицах торжеством, Идет народ веселыми стопами В предшествии хоругвей и икон...
(Тихо.)
Антихриста встречать!
1-й крестьянин
2-й крестьянин
Пора-то вольная, в полях убрались, Посеяли, а сенокос не вдруг... Ну и сошлись...
3-й крестьянин
И все-то, братцы, рады И веселы! Веселие такое, Что об святой, в великий день Христов.
Греха-то что! Греха-то что!
Подьячий
Болтали, Что в Угличе царевича убили, И верили тогда; а вот он с нами! И, значит, Бог его соблюл для нас.
1-й крестьянин
Была молва, и прежде толковали, Что Дмитрий, Углицкий царевич, жив...
Купец новгородский
В Москве молва, а в городах подавно...
Подьячий
И чуда нет, и нечему дивиться, Что сохранил его Господь живого.
1-й купец московский
Никто тому и не дивится -- знают, Что Господу возможно все: он может И мертвого из гроба воскресить.
Крестьянин
Само собой!
Странник
Уж если Бог захочет, Так сделает.
Крестьянин
Ну, что и говорить!
1-й купец московский
(новгородскому)
И веришь ли, когда пришли к нам вести Про смерть царевича, рыданье слезно По всей Москве пошло; заговорили, Что легче нам опять царя Ивана Мучительство, чем вовсе сиротать Без царского потомства; хоть и жутко Бывало нам, а все-таки мы знали, Что он -- царева отрасль, не холопья... И вот опять потомство Мономаха На грозный стол родительский вступает!
Веселие духовное и радость Вселенская...
Ну, радость не велика Под клятвой жить! Святителя проклятье Лежит на нас и чадах. Мы давно ли Предстателя пред богом, патриарха, Во время службы, в полном облаченье, Свели с амвона, рубищем одели, По улицам позорно волокли?! И поднял он на нас свою десницу, И проклял всю Москву и в ней живущих, И, точно камнем. придавил нам души Проклятием... Дела и мысли наши, Утробы все проклятием покрыты; Молитвы наши к Богу не доходят...
Подьячий
Ты не болтал бы громко при народе, А то как раз в застенок попадешь.
Молчание.
1-й крестьянин
Ахти, грехи! Ох, Господи помилуй!
2-й крестьянин
Хоть пожевать чего бы, скуки ради.
3-й крестьянин
Вон у него за пазухой отдулось... Что у тебя: мошна али коврига?
1-й крестьянин
Моя мошна-то по людям пошла, Да и домой нейдет.
2-й крестьянин
Ты, видно, тоже Бессребреник?
1-й крестьянин
Наг золота не копит! Краюха есть в запасе, часом с квасом, А то и так. С утра пошел из дома, А брюхо -- враг -- вчерашнего не помнит.
2-й крестьянин
Тащи ее, ломай да нам давай! Поделимся!
Не о единем хлебе...
Да тише вы!
Подьячий
Вот дурья-то порода! В боярские хоромы затесался, Сидит, как гость; кадык-то свой распустит, И не уймешь; не мимо говорится: "Ты посади свинью..."
1-й крестьянин
Ты не гневися! Мы замолчим: робята, жуйте тише!
Молчание.
2-й крестьянин
Чем так сидеть, давай перебуваться.
Да что вы, в хлев зашли?!
Подьячий
Позвать холопей Да вытолкать вас в шею за ворота.
Входят калачник и юродивый.
Калачник
Судьям, дьякам и вам, отцы честные, Гостям-купцам и прочему народу -- До матери сырой земли поклон.
(Садится на пол.)
Убогонький, садись со мной рядком!
Юродивый
Антихриста боюсь!
А разве скоро, Афоня, ждать его?
Юродивый
Пришел нежданный!
1-й купец московский
Не надивлюсь! Боярин, князь Василий Иванович, людей торговых лучших Равняет с площадными торгашами; Идет к нему и умный и безумный, И скоморох и думный дворянин.
Калачник
Да ты зачем к боярину-то ходишь? Ума занять?.. А я своим торгую По мелочи. Эх, бороды большие, Вы рады бы простой народ заесть, Да воли нет!
Мелочной торговец
(калачнику)
Куда тебя носило? Ни по торгам, ни в лавках не видать...
Калачник
Я в Туле был.
Мелочной торговец
Зачем?
Калачник
Хотел в казаки...
Юродивый
Казак -- поляк!
Калачник
Полякам да казакам Житье пришло, Афоня; царь Димитрий Вперед бояр к руке их допущает. Бояр казаки чуть не бьют...
Юродивый
Боярин -- Татарин!
Калачник
Что за диво, что бояре -- Татаровья: царем татарин был!
1-й купец московский
Что было, то прошло! Теперь Димитрий Иванович, царевич благоверный От племени Владимира святого...
Юродивый
В могилке Дмитрий!
Подьячий
Мы тебе, блаженный, И руки свяжем, да и рот замажем...
Калачник
Он простенький, с него взыскать нельзя.
(дает серебряную копейку юродивому)
Блаженный, на копеечку! Молися О грешных нас!
Мелочной торговец
(калачнику)
Ты говорил, в казаки...
Калачник
Охотой шел; да не горазд, сказали...
Мелочной торговец
Чего ж не стало?
Калачник
Воровать не ловок! Чем воровать, так лучше торговать Я золотыми, угорскими стану. Цена теперь хорошая на них: Нужда пришла царю нести в подарок.
1-й купец московский
А калачами полно?
Калачник
Пользы мало. Вот накупи ты польских кунтушей, Так наживешь, товар не залежится!.. Идет молва, что князь Рубец-Масальский, Петр Федорыч Басманов и другие Хотят свои боярские кафтаны На кунтуши сменять...
Подьячий
Язык-то длинно Ты распустил, держал бы покороче.
Входят Осипов и дворецкий.
Так не бывал?
Дворецкий
Всё там еще покуда, В Коломенском стану, у государя.
А скоро быть, ты чаешь?
Дворецкий
Да пора бы; Ты погляди, его боярску милость Народу сколько ждет -- скопились.
ПС что?
Дворецкий
Наехали из Новгорода, Пскова Посадские царевича встречать, Московские торговцы площадные, Крестьянишки из ближних деревень, Попы без мест, дьячишки из приказов, Убогие и всякие сироты, И деловой и шлющийся народ. Не всякий видел очи государя Димитрия Иваныча, так лестно У нашего боярина проведать Про царское здоровье; не слыхать ли Про милости какие для народа... Не обессудь! Шум некакий в воротах, Так побежать... Все как-то не на месте Душонка-то холопская; все мнится, Что вот наедет... Обожди часок.
(Уходит.)
(у окна)
«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» - пьеса (собственно, «драматическая хроника в двух частях») Александра Островского . Написана в 1866 году .
История написания
Островский приступил к работе над «Дмитрием Самозванцем…» в начале февраля 1866 года . Как свидетельствует сам Островский, «Дмитрий Самозванец…» - «плод пятнадцатилетней опытности и долговременного изучения источников».
Завершив работу над хроникой для печати, Островский приступил к созданию сценического варианта пьесы. Разночтения между текстом для печати и для сцены весьма значительны.
Действующие лица
сцена первая
- Князь Василий Иванович Шуйский .
- Князь Дмитрий Иванович Шуйский .
- Тимофей Осипов, дьяк из приказа.
- Федор Конёв, купец московский.
- Иван, калачник.
- Афоня, юродивый.
- Московский, новгородские, псковские купцы; подьячие, попы безместные, странники, мелочные торговцы, разносчики и крестьяне.
сцена вторая
- Дмитрий Иванович , самозванец.
- Шуйский, князь Василий Иванович.
- Шуйский, князь Дмитрий Иванович.
- Куракин, князь Иван Семёнович.
- Рубец-Mасальский, князь Василий Михайлович,
- Ян Бучинский , секретарь Дмитрия.
- Яков Маржерет , капитан немецкой роты.
- Корела, донской атаман.
- Куцька, запорожский атаман.
- Савицкий, иезуит.
- Конёв.
- Калачник.
- Десятские, венгры, поляки, запорожцы, казаки, татары, немцы, польские латники, бояре, дворяне, купцы, стрельцы и всякий народ обоего пола.
Напишите отзыв о статье "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский"
Ссылки
Отрывок, характеризующий Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский
– Любит ли он тебя?– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.
В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Ключевые слова
ИСТОРИЧЕСКАЯ ХРОНИКА / РЕМАРКА / АВТОРСКАЯ ПОЗИЦИЯ / РЕЧЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА / ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА / ЛЕКСИКА И СИНТАКСИС / HISTORICAL CHRONICLE / STAGE DIRECTION / AUTHOR"S POSITION / SPEECH CHARACTERISTICS / LANGUAGE MEANS / LEXIS AND SYNTAXАннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы - Масленников Семён Владимирович
В статье рассматриваются структура, семантика и функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Ремарки в современном языкознании недостаточно изучены. Ремарки (сценические указания) особый тип композиционно-стилистических единиц, включённых в текст драматического произведения и наряду с монологами и репликами персонажей способствующих созданию его целостности. Ремарка обладает важными функционально-коммуникативными признаками, позволяющими определить достаточно жёсткие нормы в построении произведения. В исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» используется большое количество ремарок. Автор хроники часто создаёт ремарки к репликам тех персонажей, которые играют главную роль в сюжетной линии произведения. Количество ремарок возрастает к финалу драматического произведения и увеличивается в массовых сценах, так как ремарки передают динамику событий, показывают развитие действия. Концентрация ремарок к репликам конкретного персонажа свидетельствует о том, что для раскрытия внутреннего мира именно этого героя драмы требуется «голос» автора. Ремарки в хронике Островского подразделяются на несколько типов и служат раскрытию образов персонажей, характеризуют драматическое действие хроники. С помощью ремарок раскрывается авторская позиция , создаётся текстовая модальность.
Похожие темы научных работ по языкознанию и литературоведению, автор научной работы - Масленников Семён Владимирович
-
Драматические хроники А. Н. Островского о самозванцах в оценке русской критики 1860-1870-х годов
2017 / Ермолаева Нина Леонидовна -
Диалогические единства в исторических хрониках А. Н. Островского: структура - семантика - функционирование
-
Ономастическое пространство в исторических произведениях А. Н. Островского
2017 / Масленников Семён Владимирович -
А. Н. Островский: разрушение мизансцены (к проблеме авторской ремарки в драматических произведениях)
2009 / Зорин Артем Николаевич -
Образ русского царя в исторической хронике А. Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»
2014 / Новиков Антон Витальевич -
Первичный и вторичный текст: роль и функции ремарок в театре Сэмюэля Беккета
2010 / Дубровина Светлана Николаевна -
Образ героя в драматических хрониках А. Ф. Писемского («Поручик Гладков») и А. Н. Островского («Тушино»)
2016 / Ермолаева Нина Леонидовна -
«Минин» А. Н. Островского на перекрёстке мнений
2016 / Овчинина Ирина Алексеевна -
Жанровая природа драматического этюда («Неожиданный случай А. Н. Островского)
2012 / Чайкина Татьяна Васильевна -
Функции ремарок в драматургии Анемподиста Софронова
2018 / Семенова Валентина Григорьевна
Functions of stage directions in the historical chronicle by Alexander Ostrovsky “False Dmitriy and Vasili Shuysky”
In the article, the structure, semantics and functions of stage directions in the historical chronicle by Alexander Ostrovsky “False Dmitriy and Vasili Shuysky” are considered. Stage directions in modern linguistics are insufficiently studied. Stage directions (scenic instructions) are a special type of the composite and stylistic units included into the text of drama work and along with monologues and cues of the characters, promoting creation of integrity of the play. The stage direction possesses the important functional and communicative signs allowing to define rather rigid norms in construction. In the historical chronicle by Alexander Ostrovsky “False Dmitriy and Vasili Shuysky”, what is used is a large number of stage directions. The author of the chronicle often creates stage directions for cues of those characters who play a major role in the subject line of work. The number of stage directions increases by the final of the drama work and especially in crowd scenes as stage directions transfer dynamics of events, show action development. Concentration of stage directions for cues of the specific character testifies that disclosure of the inner world of this character of the drama requires the author’s “voice”. Stage directions in Alexander Ostrovsky’s chronicle are subdivided into some types and serve to disclosure of images of characters, characterise drama action of the chronicle. By means of stage directions, the author’s position reveals, the text modality is created.
Текст научной работы на тему «Функции ремарок в исторической хронике А. Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»»
Функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»
УДК 821.161Г19’
Масленников Семён Владимирович
Костромской государственный университет имени Н.А. Некрасова
ФУНКЦИИ РЕМАРОК В ИСТОРИЧЕСКОЙ ХРОНИКЕ А.Н. ОСТРОВСКОГО «ДМИТРИЙ САМОЗВАНЕЦ И ВАСИЛИЙ ШУЙСКИЙ»
В статье рассматриваются структура, семантика и функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Ремарки в современном языкознании недостаточно изучены. Ремарки (сценические указания) - особый тип композиционно-стилистических единиц, включённых в текст драматического произведения и наряду с монологами и репликами персонажей способствующих созданию его целостности. Ремарка обладает важными функционально-коммуникативными признаками, позволяющими определить достаточно жёсткие нормы в построении произведения. В исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» используется большое количество ремарок. Автор хроники часто создаёт ремарки к репликам тех персонажей, которые играют главную роль в сюжетной линии произведения. Количество ремарок возрастает к финалу драматического произведения и увеличивается в массовых сценах, так как ремарки передают динамику событий, показывают развитие действия. Концентрация ремарок к репликам конкретного персонажа свидетельствует о том, что для раскрытия внутреннего мира именно этого героя драмы требуется «голос» автора. Ремарки в хронике Островского подразделяются на несколько типов и служат раскрытию образов персонажей, характеризуют драматическое действие хроники. С помощью ремарок раскрывается авторская позиция, создаётся текстовая модальность.
Ключевые слова: историческая хроника, ремарка, авторская позиция, речевая характеристика, языковые средства, лексика и синтаксис.
Ремарки в современной лингвистике изучены недостаточно. Назовём имена учёных, которые занимались изучением функций ремарок в драматических произведениях. Анализом семантических возможностей ремарок в лингвистическом аспекте посвящены диссертационные исследования К.К. Асановой, В.А. Безрукова, А.В. Хижняк, В.П. Ходуса, а также научные статьи, посвящённые некоторым аспектам бытования ремарки в художественном контексте (Е.К. Абрамовой, К.Ф. Баранова, М.Б. Борисовой, Н.С. Ганцовской, О.В. Гладышевой, П.С. Жуйковой, И.П. Зайцевой, Л.В. Ильичевой, И.Н. Левиной, Е.А. Покровской, Т.В. Седовой, Г.А. Устименко, М.Ю. Хватовой, Л.А. Шуваловой и других).
Среди литературоведческих работ разного характера, касающихся этой темы, выделяются исследования С.Д Балухатого, Т.Г. Ивлиевой, С.Н. Кузнецова, Н.К. Пиксанова, А.П. Скафтымова, В.В. Сперантова
С.В. Шервинского. Анализ формальных функций ремарок предложен в монографии немецкой исследовательницы Г.Х. Дамс, преимущественно на сценическом опыте основаны эссе С.В. Кржижановского «Театральная ремарка» и Б.В. Голубовского «Читайте ремарку!», есть ряд публикаций и наблюдений над частными ремарочными конструкциями в пьесах отдельных драматургов.
В нашем исследовании мы ориентируемся на определение и классификацию ремарок, которые приводятся в книге Н.А. Николиной «Филологический анализ текста» . Автор приводит систему ремарок и прослеживает их эволюцию, начиная от XVIII века и заканчивая XIX веком. Ремарки (сценические указания), по Н.А. Николиной, - особый тип композиционно-стилистических единиц, включённых в текст драматического произведения и наряду с монологами и репликами персонажей способству-
ющих созданию его целостности. Основная функция ремарок - выражение интенций автора. Одновременно это средство передачи авторского голоса служит способом непосредственного воздействия на режиссёра, актёров и читателя драмы .
Основные типы ремарок сложились в русской драматургии XVIII - начала XIX вв. (под влиянием западноевропейской драматургии). В этот же период определились и их ведущие функциональнокоммуникативные признаки, позволяющие определить достаточно жёсткие нормы в построении ремарок. Перечислим эти нормы, характерные для драматических произведений XVIII-XIX вв.
1. Ремарки непосредственно выражают позицию «всеведущего» автора и коммуникативные намерения драматурга. Авторское сознание при этом максимально объективировано. В ремарках не употребляются формы 1-го и 2-го лица.
2. Время ремарки совпадает со временем сценической реализации явления (сцены) драмы (или его чтения). Несмотря на то, что ремарка может по длительности соотноситься с действием целой картины или акта, доминирующим для неё временем является настоящее, так называемое настоящее сценическое.
3. Локальное значение ремарки обусловлено характером сценического пространства и, как правило, им ограничено.
4. Ремарка представляет собой констатирующий текст. В ней, соответственно, не используются ни вопросительные, ни побудительные предложения. Ремарки избегают оценочных средств, средств выражения неопределённости и тропов, они нейтральны в стилистическом отношении.
5. Для ремарок характерна стандартизирован-ность построения и высокая степень повторяемости в них определённых речевых средств .
© Масленников С.В., 2015
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «S> № 6, 2015
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Ремарки в драме достаточно разнообразны по функции. Они моделируют художественное время и пространство произведения, указывают на:
Место или время действия: 19 июня 1605 года (здесь и далее приводятся примеры из пьесы А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»);
Действия героев или их интенции: даёт серебряную копейку юродивому;
Особенности поведения или психологического состояния персонажей в момент действия (интроспективные ремарки): в раздумье останавливаясь перед Осиновым;
Невербальную коммуникацию: пожимая плечами;
Адресата реплики: Дмитрий (Басманову);
Реплики в сторону, связанные с саморефлексией персонажа, принятием им решения и т. п.: Повар (сам с собою) .
Отметим, что в пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» содержится большое количество ремарок (160 единиц), которые представлены глаголами и глагольными формами, выражающими семантику процессуальности. Большую часть всех ремарок составляют ремарки-глаголы (46 единиц) и ремарки-деепричастия (32 единицы). Следовательно, мы видим, что в хронике больше динамики, чем статики.
Автор хроники часто использует ремарки лишь к репликам тех персонажей, которые играют главную роль в сюжетной линии произведения. Например, ремарки чаще всего встречаются рядом с высказываниями Василия Шуйского, Дмитрия Самозванца, Калачника, Басманова. И читатель ощущает внимание автора к изображённым персонажам. Интересно, что количество ремарок возрастает к концу произведения и увеличивается в массовых сценах. Это можно объяснить тем, что ремарки придают произведению динамику, показывают развитие действия. Рассмотрим наиболее интересные ремарки, которые анализируются нами с учётом их взаимодействия с репликами персонажей.
Куракин (тихо Голицыну)
А Бельский все Ивана вспоминает;
Кому что мило, тот про то и грезит...
Масальский
(тихо Басманову)
А Шуйский все роднёй своей кичится.
Дмитрий Шуйский (тихо Василию Шуйскому)
Голицыным все воли
Недостаёт .
В данном эпизоде ремарки похожи по структуре: они содержат указание на адресата в сочетании
с наречием тихо. В этом отрывке бояре говорят о приходе к власти Дмитрия Самозванца, они боятся чем-то прогневить его, и поэтому разговаривают шепотом. Благодаря ремарке тихо в сцене создается особая, заговорщическая атмосфера.
Маржерет
Vive l’empereur!
(Солдатам.)
Ruft: «Hoch! vivat der Kaiser!»
Vivat! hoch! hoch!
Калачник
Заохали, собаки.
В народе смех .
Ремарка в народе смех показывает читателю ироничную реакцию народа на речь немцев, которая для русского человека похожа на лай собаки. Островский сумел изобразить речь немцев в виде звукоподражания. Слово собака имеет отрицательную коннотацию. Тем самым мы видим негативное отношение народа к иноземным интервентам.
Бельский
(берёт бердыш у немца)
Нельзя терпеть! Освободи нам руки,
И мы его на части разнесем!
Басманов
(берёт бердыш у другого)
Изменник тот, кто может равнодушно
В глазах царя такие речи слушать! <...>
Басманов
(занося бердыш)
Не изрыгай своих ругательств скверных,
А то убью!
Бельский
(занося бердыш)
Молчи! Ни слова больше! .
Эта сцена нам интересна тем, что повторяется ремарка берёт бердыш, которая объясняет действия героев. Бердыш - это широкий длинный топор с лезвием в виде полумесяца на длинном древке. Можно предположить, что бердыш в данной сцене является символом наказания и суда. Действие этой сцены происходит в палатах Дмитрия Самозванца, где он пытается осудить Осипова за организацию народного бунта. Басманов с Бельским, верные слуги Самозванца, с помощью бердышей пытаются запугать персонажа и хотят добиться признательных показаний. Следовательно, ремарка в данном контексте приобретает символичный смысл и добавляет сцене дополнительную эмоциональность.
Да вон бегут! Родную
К себе тащат.
Поляки с девушкой у ворот дома, где стоит Вишневецкий
Калачник
Денной разбой, робята!
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова jij- № 6, 2015
Функции ремарок в исторической хронике А.Н. Островского «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»
На выручку! Работай чем попало.
Разбивают разножки, на которых ставят лотки, и обломками дерутся с поляками. Отбивают девушку.
Из ворот выходят люди Вишневецкого с ружьями.
Калачник
С пищалями?! Скликай народ, робята!
Вались, народ! Обидели поляки! .
В последней сцене происходит восстание народа и свержение Дмитрия Самозванца. Здесь преобладают массовые сцены, встречаются почти все ключевые персонажи и, чтобы точнее передать динамику, показать актёрам последовательность действий, Островский вводит большое количество ремарок, которые представляют собой целые предложения.
Таким образом, количество ремарок, сопровождающих монологи и реплики персонажей, связано с образами персонажей, на которых Островский хотел обратить внимание читателя и зрителя. Например, много ремарок в монологах Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского, в то время как реплики других персонажей оформляются минимальным количеством ремарок. Ремарки, вводящие реплики Самозванца и Василия Шуйского или указывающие на их действия, разнообразны по лексическому наполнению, называют различных адресатов речи или отмечают факт самоадресации, подчёркивают быструю смену эмоций героев. Концентрация ремарок, вводящих или сопровождающих речь определённых героев, свидетельствует о том, что для раскрытия внутреннего мира именно этого персонажа драмы требуется «голос» автора. Как показало наше исследование, ремарки в хронике А.Н. Островского подразделяются на не-
сколько типов, которые выполняют в произведении различные функции. Прежде всего, они служат раскрытию образов персонажей, характеризуют драматическое действие хроники. С помощью ремарок выражается авторская позиция, создаётся текстовая модальность.
Библиографический список
2. Николина Н.А. Филологический анализ текста: учеб. пособие. - М.: Издательский центр «Академия», 2003. - 256 с.
3. Островский А.Н. Полное собрание сочинений: в 12 т. - М.: Искусство, 1973.
4. Островский А.Н. Энциклопедия / гл. ред. [и сост.] И.А. Овчинина. - Кострома: Костромаиз-дат; Шуя: Изд-во ФГБОУ ВПО «ТТТГПУ», 2012. -660 с.
5. Пиксанов Н.К. Комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума» // Грибоедов А.С. Горе от ума. - М.: Наука, 1987. - 478 с.
6. Скафтымов А.П. К вопросу о принципах построения пьес А.П. Чехова // Чехов А.П. Три сестры: пьесы. - СПб.: Азбука-Классика, 2008. -544 с.
7. Ушаков Д.Н. Толковый словарь современного русского языка. - М.: Альта-Принт, 2008. - 512 с.
8. Фокина М.А. Филологический анализ текста: учеб. пособие. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2013. - 140 с.
9. Ходус В.П. Ремарка в драматургическом тексте А.П. Чехова: стереотипичность и новые модели // Изменяющийся языковой мир: тезисы докладов междунар. науч. конф. - Пермь, 2001. - С. 34-36.
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «S> № 6, 2015
