М.А. Булгаков "Белая гвардия" Обзор и анализ романа (гл. 1, ч. 1)

Внимание и признание широкого круга читателей М. А. Булгаков начал завоевывать в начале семидесятых годов двадцатого века. Книги его читали тайком, хотя официального запрета на них не было.

Судьба писателя была трудной, но исключительно счастливой. Роман «Белая гвардия» - одно из значительнейших произведений писателя. Он начал публиковаться в 1925 году в журнале «Россия».

Следует обратить внимание на эпиграф к первой части «Белой гвардии». Автор приводит здесь цитату из «Капитанской дочки» А. С. Пушкина, книги, которая неоднократно упоминается в этой главе. Сразу вспоминаются кровавые времена пугачевщины, описанные в "Капитанской дочке". Проводя параллели и соотнося слова, вынесенные в эпиграф, со временем действия в «Белой гвардии», мы понимаем, что речь пойдет совсем о других Пугачевых, современных, образованных и с совершенно другими целями. Но, несмотря на это, Булгаков подчеркивает этими же несколькими строками свою связь с классикой, а именно – с историзмом А. С. Пушкина. У автора в романе есть четкое разделение политических сил, главных действующих героев романа, четкое разведение их целей. И уже по названию романа, если знать, к какому времени относится действие, становится ясно, что будут и другие, им противоположные силы.

Есть точное указание на время происходящего – 1918 год, послереволюционный, который был «велик и страшен». Дается описание двух планет – Венеры и Марса. Венеру Булгаков нарекает «пастушеской», Марс – «красным, дрожащим». Тем самым он подчеркивает не только противостояние, но и сосуществование двух сил – рабочей, спокойной и мирной, и революционной.

А далее автор знакомит нас с семьей Турбиных. Их дом, уклад жизни – все в духе того времени, когда они были воспитаны, счастливого времени. Мать похоронили тогда, когда, казалось бы, должна была начаться жизнь беззаботная, семейная - дочь Елена повенчалась с капитаном Сергеем Ивановичем Тальбергом, из долгих походов вернулся старший сын Алексей Васильевич Турбин.

Географические и местные названия точны, что указывает на возможную реальность истории, делает ее более жизненной, а оттого – более эмоционально воспринимаемой читателем. Немногим позднее мы узнаем, что есть еще Анюта, выросшая в доме Турбиной, и Николка – младший сын в семье. Он не понимает, зачем надо было отнимать мать сейчас, когда вся семья в сборе. Также он тогда еще не понимал, что все, что ни происходит, - к лучшему. И верно – то, что творится дальше, матери их было бы не пережить.

Потом – совсем недолгое путешествие в прошлое, за много лет до смерти. Дети еще совсем малы. Уютная старинная обстановка в доме – изразцовая печка, часы, непременный запах хвои в конце декабря и цветные свечи на зеленых ветвях ели… Много внимания уделяется описанию часов, которые «жили» в доме Турбиных дольно давно. Они били каждые на свой лад, и казалось, что если они перестанут бить, то в жилище станет совсем скучно. Одни из часов, купленные некогда отцом, пережили его самого, под их бой выросли все дети. Часы бессмертны, к счастью.

Много внимания уделяется вещам. Используется прием характеристики героев через обстановку, их окружающую. Не говорит Булгаков о том, как, когда и в каком духе воспитаны Турбины. Он лишь описывает их дом, и все становится ясно. Писатель легко вводит читателя в то время, когда происходит действие романа, «окружая» его вещами, «обитающими» в доме героев. Все описания реалистичны и детальны. Название Города не сообщается, но уже в самом начале ясно, что речь пойдет о Киеве.

Мать умерла и завещала Елене лишь одно – жить дружно. Но как можно жить дружно, просто жить, в такие времена? Елена, Алексей и Николка еще совсем молоды, а с севера уже дуют холодные ветра, земля погромыхивает под ногами. Этот страшный восемнадцатый год идет к концу, и не известно никому, что готовит следующий, хотя все прекрасно знают, что хорошего – ничего…

У первой части есть еще один эпиграф: «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими…». Он взят из Откровения Иоанна Богослова, а проще – «Апокалипсиса». Прочитав в начале повествования эти строки, невольно вспоминаешь их позже. В конце первой главыы отец Александр зачитывает вслух Алексею, ищущему у него утешения после смерти матери, слова «Третий ангел вылили чашу свою в реки и источники вод; и сделалась кровь». Такая кольцевая, замкнутая композиция начала романа неслучайна – автор возвращает читателя к осмыслению строк, процитированных в ее начале. Так, как бы сообщив двумя эпиграфами основную тему, пронизывающую все произведение, автор признает великую силу этой книги – «Апокалипсиса».

Манера повествования Булгакова глубоко символична. Весь роман, даже такая небольшая его часть – первая глава, пронизана образами-символами, образами-загадками: «Давно уже начало мести с севера, и метет, и не перестает, и чем дальше, тем хуже». Понятно без всяких объяснений, что говорится о грядущем неотступно будущем, будущем не лучшем, будущем страшном: «Упадут стены, улетит встревоженный сокол с белой рукавицы, потухнет огонь в бронзовой лампе, а Капитанскую дочку сожгут в печи». Напоминает пророчество все из того же «Апокалипсиса», но более приближенного к жизни наших героев, написанного как будто специально для их семьи. Также слышна явная тревога Булгакова за судьбу пушкинского наследия, не только дорогого самому писателю, но и незаменимого для мировой литературы.

Во время разговора с отцом Александром Алексей смотрит в окно: «Ветви в церковном дворе закрыли и домишко священника. Казалось, что сейчас же за стеной тесного кабинетика, забитого книгами, начинается весенний, таинственный спутанный лес». И опять же – предсказание грядущего, спутанного, темного и непонятного, как этот лес за окнами. Ясно, что придется пройти через множество лишений, реки крови и смерть, прежде чем понять и увидеть, что же ждет за темными лесами, тогда, когда перестанет дуть холодный северный ветер, перестанет крутить буран и погромыхивать земля.

"Белая гвардия" - первый роман Булгакова. В нем много автобиографического, но это уже исторический роман. Это книга о русской истории, ее философии, о судьбах классической русской культуры в новую эпоху. Именно поэтому "Белая гвардия" так близка Булгакову, ее он любил более других своих вещей.

В архиве Булгакова сохранилась девятнадцатая глава, относящаяся к финальной части романа "Белая гвардия". Глава отличается по содержанию и стилю от финала романа Булгакова, опубликованного целиком в Париже в издательстве "Конкорд", в двух томах: т.1 - 1927, т.2 - 1929, то есть основного текста произведения, известного читателю. Впервые роман "Белая гвардия" полностью был опубликован в 1966 г. в однотомнике Булгакова "Избранная проза". Глава, о которой идет речь, была написана до пьесы "Дни Турбиных" и генетически связана с замыслом писателя написать трилогию, первая часть которой охватывает события конца 1918-го и начала 1919 года в Киеве (в основном - это период петлюровщины), вторая часть - события на Дону (деникинщина) и третья - пребывание Мышлаевского в частях Красной Армии.

Первоначально роман "Белая гвардия" носил название "Полночный крест", и недаром через весь текст произведения в окончательном варианте, варьируясь, проходит образ то сияющего электрическим светом двухметрового креста в руках громадного Владимира на Владимирской горке, то черного, потухшего, грозящего бедой великому Городу.

Девятнадцатая глава "Белой гвардии" как раз содержит мотивы, подготовляющие переход к написанию второй части трилогии, охватывающие события на Дону.

Совсем не случайно, что в девятнадцатой главе одной из заметных фигур была фигура Мышлаевского. Он раскрывался во многих аспектах - в отношениях с Николкой (он подшучивал над его влюбленностью в Ирину Най-Турс), в отношениях с Анютой, Еленой, Лариосиком. Напряженно развивалась ситуация Мышлаевский - Анюта. Мышлаевский воспользовался неопытностью Анюты, соблазнил ее, она оказалась беременной. Это стало известно после того, как Лариосик, вообразивший, что он безумно влюбился в Анюту, сделал ей предложение через Елену. Анюта во всем призналась Елене. Елена резко осуждала Мышлаевского: "Знаешь, Виктор, ты все-таки свинья, - сказала Елена, качая головой". Психологическая тревога Мышлаевского, вызванная его особым отношением к событиям, развивающимся в Городе, обострялась беременностью Анюты. Два ряда переживаний развивались параллельно и усиливали общую для героев тревогу за будущее.

По стилю девятнадцатая глава носит черновой характер. Все в ней свидетельствует о том, что работа автора над романом была в разгаре. При этом мысли его были заняты не завершением романа, а новыми сюжетными узлами, "ходами", которые позволили бы ему перейти к созданию второй части трилогии, показывающей события на Дону.

После усиленной работы над пьесой "Дни Турбиных", когда Булгаков утвердился в своих возможностях драматурга (перед взором автора замаячил замысел "Бега"), писатель решает придать первой части трилогии

"Белая гвардия" внутренне завершенный вид. Для этого был и важный повод - возникла возможность издания романа в Париже на русском языке отдельным выпуском (в двух книгах). Он пишет заново две главы (19 и 20), использует в них текстуальный материал и пьесы "Дни Турбиных", и черновой материал девятнадцатой главы (сцену с получением Еленой письма из Варшавы об измене Тальберга; появление на приеме у Алексея Турбина больного Русакова, ударившегося в богословие; сообщение Шервинского о наступлении красных и бегстве петлюровцев). Булгаков создает новую двадцатую главу, начинает ее с картины зверства петлюровцев и их панического бегства под артобстрелом красных. (Автор здесь использует текст из рассказа "В ночь на 3-е число", придавая ему эпическую выразительность) Он создает яркие картины снов героев. С помощью снов автор перемежает фантастику и реальность и в емкой форме дает представление о конце петлюровщины и тревожных потрясениях Турбиных. Сон Елены овеян предчувствием трагической судьбы Николки. В ее сне намечен мотив будущего рассказа "Красная корона".

В новых финальных главах романа Булгаков отказывается от намеченных в черновой девятнадцатой главе сцен, в которых завязывались новые узлы личных взаимосвязей героев: Мышлаевский - Анюта, Николка - Ирина Най-Турс, Лариосик - Анюта. Об отношении Николки к Ирине Най-Турс мы узнаем лишь из косвенного намека (разговора Алексея Турбина с Николкой при внезапной встрече на Малой Провальной: оба возвращаются со свидания). Мышлаевский как персонаж действует в одном эпизоде. Он присутствует при рассказе Шервинского о наступлении красных. Булгаков отказывается от сквозной линии Мышлаевского, намеченной в девятнадцатой главе. По-видимому, он посчитал, что решительный и смелый характер Мышлаевского с достаточной полнотой раскрыт в предшествующих главах. Показано и его честное и открытое отношение к предательству гетмана, а также его восхищение смелыми и решительными действиями большевиков в сцене с импровизированным митингом, которую мы уже анализировали.

При характеристике Алексея Турбина Булгаков отказывается от замысла "окунуть" его в какие-то сложные непонятные отношения с Юлией Рейсе (с намеками на ее участие в каких-то таинственных, кроме интимных, связях с Шполянским, которые она тщательно скрывает). Он отбрасывает сцены объяснения Алексея Турбина с Юлией Рейсе - с психологическим надрывом, с налетом декаденствующих метаний и мучений. Булгаков снимает возникшие противоречия при раскрытии свойств характера Турбина. В сцене объяснения с Юлией герой ведет себя по-рыцарски благородно, дарит ей браслет покойной матери, сдержанно, но уверенно говорит ей о своем чувстве: "Вы мне милы..." Юлия отвечает взаимностью, проявляет заботу об Алексее Турбине: "Пора. Обозы идут на улице. Смотрите, чтоб вас не тронули". Два страдающих сердца нашли друг друга.

Все внимание в финальных эпизодах сосредоточивается на внутренних раздумьях Турбина над своей судьбой. Ужасы, которые он пережил во время петлюровщины, кажутся ему кошмарным сном. Он мечтает об одном - мирной жизни.

В финальных сценах романа сюжетные события получают емкую выразительность, все повествование устремляется к единой цели - поэме о бронепоезде "Пролетарий" и миниатюре о счастливом сне Петьки Щеглова. Мы видим, что Булгаков стягивает все сюжетные мотивы романа "Белая гвардия" в один узел. Картина получается завершенной, стиль обретает единство.

Булгаков решается в "Белой гвардии" ограничить себя историческими рамками - изображением гетмановщины, петлюровщины, ее разгрома и показом победы Красной Армии, вернее сказать, ее вступлением в Киев в ночь на 3 февраля 1919 года и на этом фоне раскрыть тревоги, нравственные потрясения и судьбу Турбиных, судьбу честных интеллигентов. Избранный с самого начала принцип опосредованного раскрытия событий - через обостренное восприятие героев - помогает автору в сгущенном виде представить исторические события, раскрыть их внутреннюю логику.

И здесь мы встречаемся с парадоксальными явлениями типизации. Общая картина, нарисованная в романе "Белая гвардия", оказывается настолько емкой, законченной и завершенной (в раскрытии исторической логики событий и судьбы героев), что у читателя складывается впечатление - все совершилось, гражданская война в Киеве закончилась поражением петлюровцев и победой Красной Армии в ночь на 3 февраля 1919 года.

Не следует гадать, почему Булгаков не осуществил свой замысел написать трилогию о гражданской войне. Может быть, и потому, что знал: Л.Н. Толстой (с которым он был близко знаком) в 1927-1928 годах усиленно работал над романом "Восемнадцатый год", широко охватывающем события гражданской войны на юге. А исключительные возможности драматургических форм обобщения и волшебная сила театрального искусства завладела чувствами Булгакова во время работы над пьесой "Дни Турбиных", принесшей ему славу и душевные терзания. В 1927-1928 годах Булгаков пишет пьесу "Бег", используя прием снов (который он наметил в романе "Белая гвардия") и, убеждаясь на практике, каким могучим средством обобщения обладает драматургическое искусство. В "Беге" Булгаков с эпической силой показывает исторический и нравственный крах белого движения, насыщая пьесу дыханием больших идей. Фактически, "Бег" с точки зрения творческих замыслов автора есть произведение, тесно связанное с романом "Белая гвардия" и завершающее замысел автора создать большое полотно (трилогию) о событиях гражданской войны на юге страны. Таким образом, работа Булгакова над романом "Белая гвардия" явилась целым этапом в творчестве писателя, открывала большие перспективы в его художественных открытиях.

“БЕЛАЯ ГВАРДИЯ”, роман. Впервые опубликован (не полностью): Россия, М.,1924, № 4; 1925, № 5. Полностью: Булгаков М. Дни Турбиных (Белая гвардия). Париж: Concorde, т. 1 – 1927, т. 2 – 1929. 2-й том в 1929 г. как “Конец белой гвардии” вышел также в Риге в “Книге для всех”. Б. г. – во многом автобиографический роман, основанный на личных впечатлениях писателя о Киеве (в романе – Городе) конца 1918 – начала 1919 г. Семья Турбиных – это в значительной степени семья Булгаковых. Турбины – девичья фамилия бабушки Булгакова со стороны матери, Анфисы Ивановны, в замужестве – Покровской. Б. г. была начата в 1922 г., после смерти матери писателя, В.М.Булгаковой, 1 февраля 1922 г. (в романе смерть матери Алексея, Николки и Елены Турбиных отнесена к маю 1918 г. – времени ее брака с давним другом, врачом Иваном Павловичем Воскресенским (около 1879-1966), которого недолюбливал Булгаков). Рукописи романа не сохранилось. Как говорил Булгаков своему другу П. С. Попову в середине 20-х годов, Б. г. была задумана и написана в 1922-1924 гг. По свидетельству перепечатывавшей роман машинистки И. С. Раабен, первоначально Б. г. мыслилась как трилогия, причем в третьей части, действие которой охватывало весь 1919 г., Мышлаевский оказывался в Красной Армии. Характерно, что отрывок из ранней редакции Б. г. “В ночь на 3-е число” в декабре 1922 г. был опубликован в берлинской газете “Накануне” с подзаголовком “Из романа “Алый мах”. В качестве возможных названий романов предполагавшейся трилогии в воспоминаниях современников фигурировали “Полночный крест” и “Белый крест”. В фельетоне “Самогонное озеро” (1923) Булгаков так отозвался о Б. г., над которой тогда работал: “А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, от которого небу станет жарко...” Однако во второй половине 20-х годов в беседе с П.С.Поповым назвал Б. г. романом “неудавшимся”, хотя “к замыслу относился очень серьезно”. В автобиографии, написанной в октябре 1924 г., Булгаков зафиксировал: “Год писал роман “Белая гвардия”. Роман этот я люблю больше всех других моих вещей”. Но писателя все больше одолевали сомнения. 5 января 1925 г. он отметил в дневнике: “Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и “Белая гвардия” не сильная вещь”.

Прототипами героев Б. г. стали киевские друзья и знакомые Булгакова. Так, поручик Виктор Викторович Мышлаевский списан с друга детства Николая Николаевича Сынгаевского. Первая жена Булгакова Т.Н.Лаппа следующим образом описала Сынгаевского в своих воспоминаниях:

“Он был очень красивый... Высокий, худой... голова у него была небольшая... маловата для его фигуры. Все мечтал о балете, хотел в балетную школу поступить. Перед приходом петлюровцев он пошел в юнкеры”. Позднее, то ли после занятия Киева войсками А. И. Деникина (1872-1947), то ли прихода туда поляков в 1920 г., семья Сынгаевских эмигрировала в Польшу. Портрет персонажа во многом повторяет портрет прототипа: “...И оказалась над громадными плечами голова поручика Виктора Викторовича Мышлаевского. Голова эта была очень красива, странной и печальной и привлекательной красотой давней настоящей породы и вырождения. Красота в разных по цвету, смелых глазах, в длинных ресницах. Нос с горбинкой, губы гордые, лоб был чист, без особых примет. Но вот один уголок рта приспущен печально, и подбородок косовато срезан так, словно у скульптора, лепившего дворянское лицо, родилась дикая фантазия откусить пласт глины и оставить мужественному лицу маленький и неправильный женский подбородок”. Тут черты Сынгаевского сознательно соединены с приметами сатаны – разными глазами, мефистофелевским носом с горбинкой, косо срезанными ртом и подбородком. Позднее эти же приметы обнаружатся у Воланда в романе “Мастер и Маргарита”.

Прототипом поручика Шервинского послужил еще один друг юности Булгакова Юрий Леонидович Гладыревский, певец-любитель (это качество перешло и к персонажу), служивший в войсках гетмана Павла Петровича Скоропадского (1873-1945), но не адъютантом. Потом он эмигрировал. Интересно, что в Б. г. и пьесе “Дни Турбиных” Шервинского зовут Леонид Юрьевич, а в более раннем рассказе “В ночь на 3-е число” соответствующий ему персонаж именуется Юрий Леонидович. В этом же рассказе Елена Тальберг (Турбина) названа Варварой Афанасьевной, как и сестра Булгакова, послужившая прототипом Елены. Капитан Тальберг, ее муж, был во многом списан с мужа Варвары Афанасьевны Булгаковой, Леонида Сергеевича Карума (1888-1968), немца по происхождению, кадрового офицера, служившего вначале Скоропадскому, а потом большевикам, у которых он преподавал в стрелковой школе. Любопытно, что в варианте финала Б. г., в журнале “Россия”, доведенном до корректуры, но так и не опубликованном из-за закрытия этого печатного органа, Шервинский приобретал черты не только оперного демона, но и Л.С.Карума: “ – Честь имею, – сказал он, щелкнув каблуками, – командир стрелковой школы – товарищ Шервинский.

Он вынул из кармана огромную сусальную звезду и нацепил ее на грудь с левой стороны. Туманы сна ползли вокруг него, его лицо из клуба входило ярко-кукольным.

– Это ложь, – вскричала во сне Елена. – Вас стоит повесить.

– Не угодно ли, – ответил кошмар. – Рискните, мадам.

Он свистнул нахально и раздвоился. Левый рукав покрылся ромбом, и в ромбе запылала вторая звезда – золотая. От нее брызгали лучи, а с правой стороны на плече родился бледный уланский погон...

– Кондотьер! Кондотьер! – кричала Елена.

– Простите, – ответил двуцветный кошмар, – всего по два, всего у меня по два, но шея-то у меня одна и та не казенная, а моя собственная. Жить будем.

– А смерть придет, помирать будем... – пропел Николка и вышел.

В руках у него была гитара, но вся шея в крови, а на лбу желтый венчик с иконками. Елена мгновенно поняла, что он умрет, и горько зарыдала и проснулась с криком в ночи”.

Вероятно, значимы для Булгакова инфернальные черты у таких героев, как Мышлаевский, Шервинский и Тальберг. Последний неслучайно похож на крысу (гетманская серо-голубая кокарда, щетки “черных подстриженных усов”, редко расставленные, но крупные и белые зубы”, “желтенькие искорки” в глазах, – в “Днях Турбиных” он прямо сравнивается с этим малоприятным животным). Крыс, как известно, традиционно связывают с нечистой силой. Всем троим, очевидно, в последующих частях трилогии (а до закрытия журнала “Россия” в мае 1926 г. Булгаков, скорее всего, думал продолжить Б. г.) предстояло служить в Красной Армии своего рода наемниками (кондотьерами), таким образом спасая свои шеи от петли. Глава же Красной Армии председатель Реввоенсовета Л.Д.Троцкий в романе прямо уподоблен сатане. Булгаков предсказал в финале романа два варианта судьбы участников белого движения – либо служба красным с целью самосохранения, либо гибель, которая суждена Николке Турбину, как и брату рассказчика в “Красной короне” (1922), носящему то же имя.

В результате публикации Б. г. сильно испортились отношения Булгакова с сестрой Варей и Л.С.Карумом, а также со знакомым поэтом Сергеем Васильевичем Шервинским (1892-1991), чьей фамилией был награжден не самый привлекательный персонаж романа (хотя в пьесе “Дни Турбиных” он уже гораздо симпатичнее).

В Б. г. Булгаков стремится показать народ и интеллигенцию в пламени гражданской войны на Украине. Главный герой, Алексей Турбин, хоть и явно автобиографичен, но, в отличие от писателя, не земский врач, только формально числившийся на военной службе, а настоящий военный медик, много повидавший и переживший за три года мировой войны. Он в гораздо большей степени, чем Булгаков, является одним из тех тысяч и тысяч офицеров, которым приходится делать свой выбор после революции, служить вольно или подневольно в рядах враждующих армий. В Б. г. противопоставлены две группы офицеров – те, кто “ненавидели большевиков ненавистью горячей и прямой, той, которая может двинуть в драку”, и “вернувшиеся с войны в насиженные гнезда с той мыслью, как и Алексей Турбин, – отдыхать и отдыхать и устраивать заново не военную, а обыкновенную человеческую жизнь”. Зная результаты гражданской войны, Булгаков на стороне вторых. Лейтмотивом Б. г. становится идея сохранения Дома, родного очага, несмотря на все потрясения войны и революции, а домом Турбиных выступает реальный дом Булгаковых на Андреевском спуске, 13.

Булгаков социологически точно показывает массовые движения эпохи. Он демонстрирует вековую ненависть крестьян к помещикам и офицерам и только что возникшую, но не менее глубокую ненависть к немцам-оккупантам. Все это и питало восстание, поднятое против немецкого ставленника гетмана П. П. Скоропадского лидером украинского национального движения С. В. Петлюрой. Для Булгакова Петлюра – “просто миф, порожденный на Украине в тумане страшного восемнадцатого года”, а стояла за этим мифом “лютая ненависть. Было четыреста тысяч немцев, а вокруг них четырежды сорок раз четыреста тысяч мужиков с сердцами, горящими неутоленной злобой. О, много, много скопилось в этих сердцах. И удары лейтенантских стеков по лицам, шрапнельный беглый огонь по непокорным деревням, и спины, исполосованные шомполами гетманских сердюков, и расписки на клочках бумаги почерком майоров и лейтенантов германской армии.

“Выдать русской свинье за купленную у нее свинью 25 марок”.

Добродушный, презрительный хохоток над теми, кто приезжал с такой распискою в штаб германцев в Город.

И реквизированные лошади, и отобранный хлеб, и помещики с толстыми лицами, вернувшиеся в свои поместья при гетмане, – дрожь ненависти при слове “офицерня”... Были десятки тысяч людей, вернувшихся с войны и умеющих стрелять...

– А выучили сами же офицеры по приказанию начальства!”

В финале Б. г. “только труп и свидетельствовал, что Пэттура не миф, что он действительно был...” Труп замученного петлюровцами еврея у Цепного моста, трупы сотен, тысяч других жертв – это действительность гражданской войны. А на вопрос “Заплатит ли кто-нибудь за кровь?” Булгаков дает уверенный ответ: “Нет. Никто”. В тексте романа, который Булгаков отдал в журнал «Россия», слов о цене крови еще не было. Но позднее, в связи с работой над пьесой “Бег” и зарождением замысла романа “Мастер и Маргарита”, вопрос о цене крови стал одним из основных, и соответствующие слова появились во втором томе парижского издания романа.

В Б. г. Булгаков использует мотив “оборачиваемости” большевиков и петлюровцев. Отметим, что в действительности многие деятели украинского национального движения и части петлюровской армии нередко в ходе гражданской войны или уже после ее окончания переходили на сторону большевиков либо, по крайней мере, признавали Советскую власть. Так, один из руководителей Центральной Рады и Директории известный писатель Владимир Кириллович Винниченко (1880-1951) в 1920 г. короткое время входил в состав Компартии Украины и украинского Совнаркома (правда, впоследствии он эмигрировал). Уже после окончания гражданской войны вернулся в СССР бывший председатель Центральной Рады известный историк Михаил Сергеевич Грушевский (1866-1934). Перешел к большевикам и один из ближайших соратников Петлюры Юрий Тютюнник, выпустивший в 1924 г. в Харькове на украинском языке мемуары “С поляками против Украины”, а позднее работавший в украинской кинематографии. Прототип одного из персонажей Б. г., ворвавшегося в город петлюровского полковника Болботуна, полковник П. Болбочан, ранее командовавший 5-м Запорожским полком в армии Скоропадского, в ноябре 1918 г. встал на сторону Директории и участвовал во взятии Киева, а спустя полгода перешел к большевикам и был расстрелян по приказу Петлюры. Между украинскими социалистами, к которым принадлежали и Петлюра, и Винниченко, и Тютюнник, и большевиками еще и в 20-е годы не было непроходимой пропасти. Булгаков же в Б. г. старался дать понять читателям, что насилие исходило от большевиков никак не в меньшей степени, чем от их противников. Большевистский миф, по цензурным условиям, он вынужден разоблачать иносказательно, намеками на полное сходство красных с петлюровцами (последних ругать не запрещалось). Это проявилось, в частности, в следующем эпизоде: “По дорогам пошло привидение – некий старец Дегтяренко, полный душистым самогоном и словами страшными, каркающими, но складывающимися в его темных устах во что-то до чрезвычайности напоминающее декларацию прав человека и гражданина. Затем этот же Дегтяренко-пророк лежал и выл, и пороли его шомполами люди с красными бантами на груди. И самый хитрый мозг сошел бы с ума над этой закавыкой: ежели красные банты, то ни в коем случае не допустимы шомпола, а ежели шомпола – то невозможны красные банты...” Этот эпизод был купирован в советских изданиях Б. г. 60-х 80-х годов, ибо не укладывался в пропагандистский стереотип, согласно которому красный цвет и насилие над человеком, да еще проповедующим гражданские права, несовместимы. Для Булгакова и большевики, и петлюровцы на деле равнозначны и выполняют одну и ту же функцию, поскольку “нужно было вот этот самый мужицкий гнев подманить по одной какой-нибудь дороге, ибо так уж колдовски устроено на белом свете, что, сколько бы он ни бежал, он всегда фатально оказывается на одном и том же перекрестке.

Это очень просто. Была бы кутерьма, а люди найдутся”.

Возможно он был знаком с цитатой из “Правды”, приведенной в книге С.П.Мельгунова “Красный террор в России” (1923): “Чрезвычайка запирала крестьян массами в холодный амбар, раздевала догола и избивала шомполами”.

Показательно, что в варианте заключительной части Б. г., так и не напечатанном в журнале “Россия”, Алексей Турбин, сбежавший от петлюровцев, ожидает прихода красных и видит сон, в котором его преследуют чекисты: “И ужаснее всего то, что среди чекистов один в сером, в папахе. И это тот самый, которого Турбин ранил в декабре на Мало-Провальной улице. Турбин в диком ужасе. Турбин ничего не понимает. Да ведь тот был петлюровец, а эти чекисты-большевики?! Ведь они же враги? Враги, черт их возьми! Неужели же теперь они соединились? О, если так, Турбин пропал!

– Берите его, товарищи! – рычит кто-то. Бросаются на Турбина.

– Хватай его! Хватай! – орет недостреленный окровавленный оборотень, – тримай його! Тримай!

Все мешается. В кольце событий, сменяющих друг друга, одно ясно – Турбин всегда при пиковом интересе, Турбин всегда и всем враг. Турбин холодеет.

Просыпается. Пот. Нету! Какое счастье. Нет ни этого недостреленного, ни чекистов, никого нет”.

По Булгакову все власти, сменяющие друг друга в гражданской войне, оказываются враждебны интеллигенции. В Б. г. он показал это на примере петлюровцев, в фельетонах “Грядущие перспективы” (1919) и “В кафэ” (1920) – на примере красных, и, наконец, в пьесе “Бег” (1928) – на примере белых.

В Б. г. выявлены и причины неудачи белого движения. Крестьянство ему враждебно, а городская “кофейная публика”, заклейменная еще в фельетоне “В кафэ”, защищать идеалы белых не желает: “Все валютчики знали о мобилизации за три дня до приказа. Здорово? И у каждого грыжа, у всех верхушка правого легкого, а у кого нет верхушки – просто пропал, словно сквозь землю провалился. Ну, а это, братцы, признак грозный. Если уж в кофейнях шепчутся перед мобилизацией и ни один не идет – дело швах!”

Алексей Турбин в Б. г. – монархист, хотя монархизм его испаряется от сознания бессилия предотвратить гибель невинных людей. Т.Н.Лаппа свидетельствовала, что эпизод исполнения братьями Турбиными и их друзьями запрещенного царского гимна – не выдумка. Булгаков с товарищами действительно пели “Боже, царя храни”, только не при гетмане, а при петлюровцах. Это вызвало недовольство домовладельца, Василия Павловича Листовничего (1876-1919, по другим данным – не ранее 1920) – прототипа инженера Василия Ивановича Лисовича, Василисы, в Б. г. Однако в период создания романа Булгаков уже не был монархистом. В дневнике писателя 15 апреля 1924 г. следующим образом прокомментированы слухи о том, “будто по Москве ходит манифест Николая Николаевича” (Младшего) (1856-1929), дяди Николая II (1868-1918) и главы дома Романовых: “Черт бы взял всех Романовых! Их не хватало”.

В Б. г. есть отчетливые параллели со статьей С.Н.Булгакова “На пиру богов” (1918). Русский философ писал, что “некто в сером”, кто похитрее Вильгельма, теперь воюет с Россией и ищет ее связать и парализовать”. В романе “некто в сером” – это и Троцкий, и Петлюра, уподобленные дьяволу, причем настойчиво подчеркивается серый цвет у большевистских, немецких и петлюровских войск. Красные – это “серые разрозненные полки, которые пришли откуда-то из лесов, с равнины, ведущей к Москве”, немцы “пришли в Город серыми шеренгами”, а украинские солдаты не имеют сапог, зато имеют “широкие шаровары, выглядывающие из-под солдатских серых шинелей”. Рассуждения же Мышлаевского о “мужичках-богоносцах” Достоевского, порезавших офицеров под Киевом, восходит к следующему месту в статье “На пиру богов”: “Недавно еще мечтательно поклонялись народу-богоносцу, освободителю. А когда народ перестал бояться барина, да тряхнул вовсю, вспомнил свои пугачевские были – ведь память народная не так коротка, как барская, – тут и началось разочарование...” Мышлаевский в Б. г. последними словами ругает “мужичков-богоносцев” Достоевского, которые сразу становятся смирными после угрозы расстрела. Однако он и другие офицеры в романе только угрожают, но угроз своих в действие не приводят (барская память действительно короткая), в отличие от мужиков, которые при первой возможности возвращаются к пугачевским традициям и господ режут. При описании похода Мышлаевского под Красный Трактир и гибели офицеров автор Б. г. воспользовался воспоминаниями Романа Гуля (1896-1986) “Киевская эпопея (ноябрь – декабрь 1918 г.)”, опубликованными во втором томе берлинского “Архива русской революции” в 1922 г. Оттуда же образ “звенящего шпорами, картавящего гвардейца адъютанта”, материализовавшийся в Шервинском, плакат “Героем можешь ты не быть, но добровольцем быть обязан!”, бестолковщина штабов, с которой сам Булгаков не успел столкнуться, и некоторые другие детали.

Как вспоминала Т.Н.Лаппа, булгаковская служба у Скоропадского свелась к следующему: “Пришел Сынгаевский и другие Мишины товарищи и вот разговаривали, что надо не пустить петлюровцев и защищать город, что немцы должны помочь... а немцы все драпали. И ребята сговаривались на следующий день пойти. Остались даже у нас ночевать... А утром Михаил поехал. Там медпункт был... И должен был быть бой, но его, кажется, не было. Михаил приехал на извозчике и сказал, что все кончено и что будут петлюровцы”. Эпизод с бегством от петлюровцев и ранением Алексея Турбина 14 декабря 1918 г. – писательский вымысел, сам Булгаков ранен не был. Гораздо более драматическим было бегство мобилизованного Булгакова от петлюровцев в ночь со 2-го на 3-е февраля 1919 г., запечатленное в Б. г. в бегстве Алексея Турбина, а в рассказе “В ночь на 3-е число” – в бегстве доктора Бакалейникова. Т. Н. Лаппа запомнила возвращение мужа в эту драматическую ночь: “Почему-то он сильно бежал, дрожал весь, и состояние было ужасное – нервное такое. Его уложили в постель, и он после этого пролежал целую неделю, больной был. Он потом рассказал, что как-то немножко поотстал, потом еще немножко, за столб, за другой и бросился в переулок бежать.

Так бежал, так сердце колотилось, думал, инфаркт будет. Эту сцену, как убивают человека у моста, он видел, вспоминал”. В романе болезнь Алексея Турбина перенесена по времени на период пребывания в Городе петлюровцев, а сцену убийства еврея у Цепного моста он наблюдает, как это и было с писателем, в ночь на 3-е февраля. Приход петлюровцев в Город начинается убийством еврея Фельдмана (как можно судить по киевским газетам того времени, человек с такой фамилией действительно был убит в день вступления украинских войск в Киев) и завершается убийством безымянного еврея, которое Булгакову довелось видеть воочию. Сама жизнь подсказала трагическую композицию Б. г. Писатель в романе утвердил человеческую жизнь как абсолютную ценность, возвышающуюся над всякой национальной и классовой идеологией.

Финал Б. г. заставляет вспомнить “звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас” И. Канта и навеянные им рассуждения князя Андрея Болконского в романе “Война и мир” (1863-1869) Льва Николаевича Толстого (1828-1910). В предназначавшемся к опубликованию в журнале “Россия” тексте заключительные строки романа звучали так: “Над Днепром с грешной, и окровавленной, и снежной земли поднимался в черную и мрачную высь полночный крест Владимира. Издали казалось, что поперечная перекладина исчезла – слилась с вертикалью, и от этого крест превратился в угрожающий острый меч.

Но он не страшен. Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Звезды будут так же неизменны, так же трепетны и прекрасны. Нет ни одного человека на земле, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим мира, не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?”

В издании Б. г. 1929 г. “мир” в финале исчез, и стало не столь очевидным, что Булгаков здесь полемизирует со знаменитыми словами Евангелия от Матфея: “Не мир я принес вам, но меч”. Автор Б. г. явно предпочитает мечу мир. Позднее в романе “Мастер и Маргарита” парафраз евангельского изречения был вложен в уста первосвященника Иосифа Каифы, убеждающего Понтия Пилата, что Иешуа Га-Ноцри принес иудейскому народу не мир и покой, а смущение, которое подведет его под римские мечи. И здесь же Булгаков утверждает покой и мир как одну из высших этических ценностей. А в финале Б. г. автор солидарен с Кантом и Львом Толстым: только обращение к надмирному абсолюту, который символизирует звездное небо, может заставить людей следовать категорическому моральному императиву и навсегда отказаться от насилия. Однако, наученный опытом революции и гражданской войны, автор Б. г. вынужден констатировать, что люди не желают взглянуть на звезды над ними и следовать кантовскому императиву. В отличие от Толстого, он не столь большой фаталист в истории. Народные массы в Б. г. играют важную роль в развитии исторического процесса, однако направляются не какой-то высшей силой, как утверждается в “Войне и мире”, а своими собственными внутренними устремлениями, в полном соответствии с мыслью С.Н.Булгакова, высказанной в статье “На пиру богов”: “А теперь вдруг оказывается, что для этого народа ничего нет святого, кроме брюха. Да он и прав по-своему, голод – не тетка”. Народная стихия, поддержавшая Петлюру, оказывается в Б. г. мощной силой, сокрушающей слабую, по-своему тоже стихийную, плохо организованную армию Скоропадского. Именно в недостатке организации обвиняет гетмана Алексей Турбин. Однако эта же народная сила оказывается бессильна перед силой хорошо организованной – большевиками. Организованностью большевиков невольно восхищается Мышлаевский и другие представители белой гвардии. А вот осуждение “наполеонов”, несущих людям страданье и смерть, автор Б. г. с автором “Войны и мира” вполне разделяет, только Петлюра и Троцкий для него не миф, как Наполеон Бонапарт (1769-1821) для Толстого, а реально существующие и по-своему выдающиеся личности, которые вследствие главенствующей роли должны нести и более высокую ответственность за преступления своих подчиненных (впрочем, грядущие преступления ЧК еще только смутно угадываются в снах Алексея Турбина, да и то лишь в неопубликованном варианте романа).

Отметим, что кроме Троцкого, еще один близкий к большевикам персонаж Б. г. имеет демонические черты. Если председатель Реввоенсовета сравнивается с ангелом бездны Аполлионом Откровения Иоанна Богослова и иудейским падшим ангелом Аваддоном (оба слова в переводе с древнегреческого и древнееврейского означают губитель), то Михаил Семенович Шполянский, получающий инструкции из Москвы, уподобляется лермонтовскому демону. Прототипом Шполянского послужил известный писатель и литературовед Виктор Борисович Шкловский (1893-1984). В 1918 г. он находился в Киеве, служил в броневом дивизионе гетмана и, как и Шполянский в Б. г., “засахаривал” броневики, описав все это подробно в мемуарной книге “Сентиментальное путешествие”, вышедшей в Берлине в 1923 г. Правда, Шкловский был тогда не большевиком, а членом боевой левоэсеровской группы, готовившей восстание против Скоропадского. Булгаков приблизил Шполянского к большевикам, памятуя также, что до середины 1918 г. большевики и левые эсеры являлись союзниками, а потом многие из последних вступили в коммунистическую партию.

Из-за того, что в СССР Б. г. не была закончена публикацией, а зарубежные издания конца 20-х годов были малодоступны на родине писателя, первый булгаков-ский роман не удостоился особого внимания прессы. Правда, известный критик А.К.Воронский (1884-1937) в конце 1925 г. успел назвать Б. г. вместе с “Роковыми яйцами” произведениями “выдающегося литературного качества”, за что в начале 1926 г. получил резкую отповедь главы Российской Ассоциации Пролетарских Писателей (РАПП) Л. Л. Авербаха (1903-1939) в рапповском органе – журнале “На литературном посту”. В дальнейшем постановка по мотивам Б. г. пьесы “Дни Турбиных” во МХАТе осенью 1926 г. переключила внимание критики на это произведение, и о самом романе забыли. Булгакова мучили сомнения насчет литературных достоинств Б. г. В дневниковой записи в ночь на 28 декабря 1924 г. он зафиксировал их: “Роман мне кажется то слабым, то очень сильным. Разобраться в своих ощущениях я уже больше не могу”. Вместе с тем существовала и высокая оценка Б. г. авторитетным современником. Поэт Максимилиан Волошин (Кириенко-Волошин) (1877-1932) пригласил Булгакова к себе в Коктебель и 5 июля 1926 г. подарил ему акварель с примечательной надписью: “Дорогому Михаилу Афанасьевичу, первому, кто запечатлел душу российской усобицы, с глубокой любовью...” Тот же Волошин в письме издателю альманаха “Недра” Н.С.Ангарскому (Клестову) (1873-1941) в марте 1925 г. утверждал, что “как дебют начинающего писателя “Белую гвардию” можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого”. Булгаков при переделке текста романа в конце 20-х годов убрал некоторые цензурно острые моменты и несколько облагородил ряд действующих лиц, в частности, Мышлаевского и Шервинского, явно с учетом развития этих образов в “Днях Турбиных”. В целом же в пьесе характеры героев оказались психологически более глубокими, не такими рыхлыми, как в романе, и действующие лица теперь не дублировали друг друга.

В письме правительству 28 марта 1930 г. Булгаков называл одной из главных черт своего творчества в Б. г. “упорное изображение русской интеллигенции, как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях “Войны и мира”. Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией”. В этом же письме он подчеркнул “свои великие усилия СТАТЬ БЕССТРАСТНО НАД КРАСНЫМИ И БЕЛЫМИ”. Отметим, что Булгакову действительно удалось беспристрастно взглянуть на все воюющие стороны гражданской войны с позиции, близкой к философии ненасилия (непротивления злу насилием), развитой Л. Н. Толстым в основном уже после создания “Войны и мира” (в романе эту философию выражает только Платон Каратаев). Однако булгаковская позиция здесь не вполне тождественная толстовской. Алексей Турбин в Б. г. понимает неизбежность и необходимость насилия, однако сам на насилие оказывается неспособен. В окончании Б. г., которое так и не было опубликовано в журнале “Россия”, он, наблюдая бесчинства петлюровцев, обращается к небу: “ – Господи, если ты существуешь, сделай так, чтобы большевики сию минуту появились в Слободке. Сию минуту. Я монархист по своим убеждениям. Но в данный момент тут требуются большевики... Ах, мерзавцы! Ну и мерзавцы! Господи, дай так, чтобы большевики сейчас же, вон оттуда, из черной тьмы за Слободкой, обрушились на мост.

Турбин сладострастно зашипел, представив себе матросов в черных бушлатах. Они влетают, как ураган, а больничные халаты бегут врассыпную. Остается пан куренный и эта гнусная обезьяна в алой шапке – полковник Мащенко. Оба они, конечно, падают на колени.

– Змилуйтесь, добродию, – вопят они.

Но тут доктор Турбин выступает вперед и говорит:

– Нет, товарищи, нет. Я – монар... Нет, это лишнее... А так: я против смертной казни. Да, против. Карла Маркса я, признаться, не читал и даже не совсем понимаю, причем он здесь, в этой кутерьме, но этих двух надо убить как бешеных собак. Это – негодяи. Гнусные погромщики и грабители.

– А-а... так... – зловеще отвечают матросы.

– Д-да, т-товарищи. Я сам застрелю их. В руках у доктора матросский револьвер. Он целится. В голову. Одному. В голову. Другому”.

Булгаковский интеллигент убить способен только в воображении, и в жизни предпочитает передоверить эту неприятную обязанность матросам. И даже протестующий крик Турбина: “За что же вы его бьете?!” заглушается шумом толпы на мосту, что, кстати, спасает доктора от расправы. В условиях всеобщего насилия в Б. г. интеллигенция лишена возможности возвысить свой голос против убийств, как лишена возможности сделать это и позднее, в условиях установившегося к моменту создания романа коммунистического режима.

Прототип Тальберга Л.С.Карум оставил обширные воспоминания “Моя жизнь. Рассказ без вранья”, где многие эпизоды своей биографии, отразившиеся в Б. г., изложил в собственной интерпретации. Мемуарист свидетельствует, что он очень рассердил Булгакова и других близких своей жены, явившись на свадьбу в мае 1917 г. (как и свадьба Тальберга с Еленой, она была за полтора года до описываемых в романе событий) в мундире, при всех орденах, но с красной повязкой на рукаве. В Б. г. братья Турбины осуждают Тальберга за то, что он в марте 1917 года “был первый, – поймите, первый, – кто пришел в военное училище с широченной красной повязкой на рукаве. Это было в самых первых числах, когда все еще офицеры в Городе при известиях из Петербурга становились кирпичными и уходили куда-то, в темные коридоры, чтобы ничего не слышать. Тальберг как член революционного военного комитета, а не кто иной, арестовал знаменитого генерала Петрова”. Карум действительно был членом исполнительного комитета Киевской городской Думы и участвовал в аресте генерал-адъютанта Н.И.Иванова (1851 – 1919), в начале первой мировой войны командовавшего Юго-Западным фронтом, а в феврале 1917 г. предпринявшего по приказу императора неудачный поход на Петроград для подавления революции. Карум отконвоировал генерала в столицу. Муж сестры Булгакова, как и Тальберг, окончил в Петербурге юридический факультет университета и Военно-юридическую академию. При Скоропадском он, подобно герою Б. г., служил в юридическом отделе военного министерства. В декабре 1917 г. Карум покинул Киев и вместе с братом Булгакова Иваном, которого мать, опасаясь петлюровской мобилизации, отправила с зятем, прибыл в Одессу, а оттуда в Новороссийск. Прототип Тальберга поступил в белую Астраханскую армию, ранее поддерживавшуюся немцами, стал здесь председателем суда и был произведен в полковники. Возможно, это обстоятельство подсказало Булгакову повысить Тальберга до полковника в пьесе “Дни Турбиных”. Бывший начальник штаба Киевского военного округа генерал Н.Э.Бредов, знавший Карума еще по его деятельности в исполнительном комитете киевской Думы, при переходе Астраханской армии в состав Вооруженных сил Юга России генерала А. И. Деникина настоял на его увольнении. Только благодаря влиятельным знакомым Каруму удалось получить должность преподавателя права в Феодосии, куда он и уехал в сентябре 1919 г., забрав с собой из Киева жену. К зятю в Феодосию отправился и брат Булгакова Николай, раненный в октябрьских 1919 г. боях в Киеве. Возможно, это обстоятельство побудило писателя связать будущую судьбу Николки в Б. г. с Перекопом. После прихода красных Карум, не пожелавший эвакуироваться с Русской армией генерала П.Н.Врангеля (1878-1928) в ноябре 1920 г., остался преподавать в стрелковой школе, которая в 1921 г. была переведена в Киев. В отличие от Елены Турбиной в Б. г. и особенно в “Днях Турбиных”, сестра Булгакова Варя мужу не изменяла. Когда в 1931 г. Карум был арестован и позднее сослан в Новосибирск, жена последовала за ним. Сохранилась ее записка, переданная супругу после ареста: “Любимый мой, помни, что вся моя жизнь и любовь для тебя. Твоя Варюша”. Сохранилась любопытнейшая рукопись Л. С. Карума “Горе от таланта” (1967), посвященная анализу булгаковского творчества. Здесь прототип следующим образом характеризовал Тальберга: “Наконец, десятым и последним из белогвардейцев – это генерального штаба капитан Тальберг. Он собственно даже не в белой гвардии, он служит у гетмана. Когда начинается “заваруха”, он садится на поезд и уезжает, не желая принимать участия в борьбе, исход которой для него вполне ясен, но за это навлекает на себя ненависть Турбиных, Мышлаевского и Шервииского. – Почему он не взял с собой жену? Почему он “крысиной походкой” ушел от опасности в неизвестность? Он – “человек без малейшего понятия о чести”. Для белой гвардии Тальберг – личность эпизодическая”. Автор “Горя от таланта” стремится как бы оправдать Тальберга: отказался от участия в безнадежной борьбе, жену не взял с собой, потому что ехал в неизвестность. Самого же писателя Карум характеризовал почти теми же словами, что и враждебная автору Б. г. марксистская критика 20-х годов: “Да, талант Булгакова был именно не столько глубок, сколько блестящ, и талант был большой... И все же произведения Булгакова не народны. В них нет ничего, что затрагивало народ в целом.

Вообще у него народа нет. Есть толпа загадочная и жестокая. В произведениях Булгакова есть известные слои царского офицерства или служащие, или актерская и писательская среда. Но жизнь народа, его радости и горести по Булгакову узнать нельзя. Его талант не был проникнут интересом к народу, марксистско-ленинским миросозерцанием, строгой политической направленностью. После вспышки интереса к нему, в особенности к роману “Мастер и Маргарита”, внимание может потухнуть”. В письме правительству 28 марта 1930 г. Булгаков процитировал сходный с карумовским отзыв критика Р.В.Пикеля, появившийся в “Известиях” 15 сентября 1929 г.: “Талант его столь же очевиден, как и социальная реакционность его творчества”.

В «Романе без вранья” Карум следующим образом охарактеризовал свою реакцию на появление Б. г.: «В романе описывается 1918 год в Киеве. Мы журнал «Смену вех” (так Леонид Сергеевич по памяти ошибочно называет журнал «Россия». – Б.С.) не выписывали, поэтому Варенька и Костя (К.П.Булгаков. – Б.С.) купили его в магазине. – “Ну, и не любит же тебя Михаил”, – сказал мне Костя.

Я знал, что Михаил меня не любит, но не знал действительных размеров этой нелюбви, переросшей в подлость. Наконец, я прочел этот злосчастный номер журнала и пришел от него в ужас. Там, среди других, был описан человек, по наружности и некоторым фактам похожий на меня, так что не только родные, но и знакомые узнали в нем меня, по морали этот человек стоял очень низко. Он (Тальберг) при наступлении петлюровцев на Киев бежит в Берлин, бросает семью, армию, в которой служит, поступает как какой-то мерзавец.

В романе описана семья Булгакова. Он описывает случай моей командировки в Лубны во время власти гетмана при петлюровском восстании. Но затем начинается вранье. Героиней романа сделана Варенька. Других сестер нет вовсе. Матери тоже нет. Затем описаны в романе все его собутыльники. Во-первых, Сынгаевский (под фамилией Мышлаевский), это был студент, призванный в армию, красивый и стройный, но больше ничем не отличающийся. Обыкновенный собутыльник. В Киеве он на военной службе не был, затем познакомился с балериной Нежинской, которая танцевала с Мордкиным, и при перемене, одной из перемен власти в Киеве, уехал на ее счет в Париж, где удачно выступал в качестве ее партнера в танцах и мужа, хотя был на 20 лет моложе ее.

Собутыльники были описаны довольно точно, но только с благородной стороны, из-за чего впоследствии было у Булгакова много хлопот.

Во-вторых, описан был Юрий Гладыревский, мой двоюродный племянник, офицер военного времени лейб-гвардии стрелкового полка (под фамилией Шервинский). Он во время гетмана служил в городской милиции, в романе же он выведен в качестве адъютанта гетмана. Это был малоинтеллигентный юноша 19-ти лет, умевший только пить и подпевать Михаилу Булгакову. И голос у него был небольшой, ни для какой сцены не пригодный. Он уехал с родителями во время гражданской войны в Болгарию, и более сведений я о нем не имею.

В-третьих, описан Коля Судзиловский, его тоже можно узнать по внешней обрисовке, бывший в то же время киевским студентом, немного наивный, немного заносчивый и глуповатый юноша, тоже 20-ти лет. Он выведен под именем Лариосика».

Судьба прототипов-“собутыльников” была следующей. Юрий (Георгий) Леонидович Гладыревский (1898-1968) родился 26 января/7 февраля 1898 г. в Либаве (Лиепае) в дворянской семье. В Первую мировую войну он дослужился до чина подпоручика Лейб-гвардии 3-го Стрелкового Его Величества полка. В последние недели гетманщины он состоял в штабе белогвардейских добровольческих формирований князя Долгорукова (в Б. г. – Белорукова). После прихода в Киев в начале февраля 1919 г. красных Ю.Л.Гладыревский работал в белом подполье и, возможно, при этом служил для маскировки в Красной Армии. Отсюда Шервинский – красный командир в том варианте финала Б. г., который должен был появиться в журнале “Россия». Позднее, очевидно, Булгаков узнал о подлинной судьбе Ю.Л.Гладыревского и убрал из финального образа Шервинского красноармейские атрибуты. После вступления в город 31 августа 1919 г. Добровольческой армии Юрий Леонидович был произведен сразу в капитаны своего родного лейб-гвардейского полка. Во время октябрьских боев в Киеве он был легко ранен. Позднее, в 1920 г., участвовал в боях в Крыму и в Северной Таврии, был еще раз ранен и вместе с Русской армией П.Н. Врангеля эвакуировался в Галлиполи. В эмиграции зарабатывал на жизнь пением и игрой на фортепиано. Умер он 20 марта 1968 г. во французском городе Канны.

Николай Николаевич Сынгаевский, друг детства Булгакова, в отличие от поручика Виктора Мышлаевского, был человеком штатским и в армии никогда не служил, исключая короткий период в последние недели гетманщины. Тогда, по свидетельству Т.Н.Лаппа, он поступил в юнкерское училище и, как и Булгаков, собирался принять участие в боях с входившими в Киев петлюровцами. Сынгаевский жил на Малой Подвальной улице (в романе – Мало-Провальная) и в 1920 г. вместе с родителями эмигрировал в Польшу, а позднее оказался во Франции. Еще в Киеве он окончил балетную школу и в эмиграции работал танцовщиком.

Николай Васильевич Судзиловский, по воспоминаниям его дяди Карума, “был очень шумливый и восторженный человек». Он родился 7/19 августа 1896 г. в деревне Павловка Чаусского уезда Могилевской губернии в имении своего отца, статского советника и уездного предводителя дворянства. В 1916 г. он учился на юридическом факультете Московского университета. В конце года Судзиловский поступил в 1-ю Петергофскую школу прапорщиков, откуда был исключен за неуспеваемость в феврале 1917 г. и направлен вольноопределяющимся в 180-й запасной пехотный полк. Оттуда он был направлен во Владимирское военное училище в Петрограде, но уже в мае 1917 г. исключен оттуда. Чтобы получить отсрочку от военной службы, Судзиловский женился, а в 1918 г. вместе с женой переехал в Житомир, где находились тогда его родители. Летом 1918 г. прототип Лариосика безуспешно пытался поступить в Киевский университет. В квартире Булгаковых на Андреевском спуске Судзиловский появился 14 декабря 1918 г. – в день падения Скоропадского. К тому времени жена его уже бросила. В 1919 г. Николай Васильевич вступил в ряды Добровольческой армии, и его дальнейшая судьба неизвестна.

Л.С.Карум в своих мемуарах пытался доказать, что он гораздо лучше Тальберга и не лишен понятия о чести, но невольно лишь подтвердил булгаковскую правоту. Чего стоит эпизод с попыткой поцеловать руку арестованному и препровождаемому в Петроград генералу Н.И.Иванову, дабы “выразить старому генералу всю мою симпатию к нему и показать, что не все из окружающих являются его врагами” (этот жест Карум явно делал на тот случай, если власть переменится и Иванов вновь будет командовать). Или сцена в Одессе: “Встретил на улице какого-то знакомого по академии офицера... Он, узнав, что я пять дней должен болтаться один в Одессе, уговорил меня зайти к полковнику Всеволжскому, очень интересному якобы человеку, у которого собирается ежедневно офицерское общество, в будущем долженствующее составить офицерскую дружину или даже возглавить отряд, который пойдет на бой с большевиками.

Мне делать было нечего. Я согласился.

Всеволжский занимал большую квартиру... В комнате человек 20 офицеров... Все молчат, говорит Всеволжский.

Говорит он много и хорошо о предстоящих задачах офицеров в восстановлении России. Уговаривает меня остаться в Одессе и не ехать на Дон.

– Но я здесь займу какую-либо должность и буду получать содержание? – спрашиваю я.

– Нет, – улыбается гвардейский полковник. – Ничего я Вам не могу гарантировать.

– Ну, тогда мне надо ехать, – говорю я. Больше я к нему не заходил”. Из цитированного отрывка ясно, что Карум, как и восходящий к нему герой Б. г., был озабочен только карьерой, пайком и денежным содержанием, а не какими-то идейными соображениями и потому с такой легкостью менял армии в годы революции и гражданской войны.

Фамилия Тальберг, которой наградил Булгаков несимпатичного персонажа Б. г., была весьма одиозной на Украине. Юрист Николай Дмитриевич Тальберг при Скоропадском занимал пост вице-директора полиции – Державной Варты и был ненавидим как петлюровцами, так и большевиками. Накануне вступления в город армии Украинской Народной Республики ему удалось бежать. Возможно он, как и герой Б. г., сумел уехать в Германию.

Тальбергу в Б. г. противопоставлены братья Турбины, готовые вступить в безнадежную борьбу с петлюровцами и только после краха сопротивления осознающие обреченность белого дела. Причем, если старший, списанный с самого автора Б. г., отходит от борьбы, то младший явно готов ее продолжать и, вероятно, погибнет на Перекопе. Николка имел прототипами младших братьев Булгакова – главным образом Николая, но частично и Ивана. Оба они участвовали в белом движении, были ранены, сражались до конца. Иван, интернированный в Польше вместе с войсками генерала Н.Э.Бредова (1883 – после 1944), позднее добровольно вернулся в Крым к генералу Врангелю и оттуда уже отправился в эмиграцию. Николай же, скорее всего, по ранению эвакуированный в Крым, служил вместе с Л.С.Карумом в Феодосии. Однако негативного отношения к мужу сестры у него не было. В письме матери из Загреба 16 января 1922 г. Н.А.Булгаков упоминает встречи “у Варюши с Леней” с двоюродным братом Константином Петровичем Булгаковым (1892- после 1950) во время службы в Добровольческой армии (в середине 20-х К.П.Булгаков эмигрировал и стал инженером-нефтяником в Мексике). Очевидно, встреча Н.А.Булгакова с Л.С.Карумом произошла в Феодосии, где он жил вместе с Варей.

Образом молочницы Явдохи автор Б. г. продолжает традицию изображения здорового начала в народной жизни, противопостовляя ее стяжателю Василисе, тайно вожделеющему молодую красавицу. Здесь заметно влияние известного рассказа “Явдоха” (1914) сатирической писательницы Надежды Тэффи (Лохвицкой) (1872-1952). Позднее, в предисловии к сборнику “Неживой зверь” (1916), она следующим образом изложила содержание рассказа: “Осенью 1914 года напечатала я рассказ “Явдоха”. В рассказе, очень и грустном и горьком, говорилось об одинокой деревенской старухе, безграмотной и бестолковой, и такой беспросветно темной, что, когда получила она известие о смерти сына, она даже не поняла, в чем дело, и все думала – пришлет он ей денег или нет. И вот одна сердитая газета посвятила этому рассказу два фельетона, в которых негодовала на меня за то, что я якобы смеюсь над человеческим горем.

– Что в этом смешного находит госпожа Тэффи! – возмущалась газета и, цитируя самые грустные места рассказа, повторяла:

– И это, по ее мнению, смешно?

– И это тоже смешно?

Газета, вероятно, была бы очень удивлена, если бы я сказала ей, что не смеялась ни одной минуты. Но как могла я сказать?”

Возможно, Булгакова привлекло в данном предисловии сходство с Б. г., где он, в отличие от фельетонов и сатирических повестей, ни минуты не смеялся и рассказывал о вещах трагических. Свою Явдоху Булгаков сделал цветущей молодухой, которую вожделеет скаредный Василиса, причем в его воображении она предстает “голой, как ведьма на горе”.

Единственный героический персонаж Б. г. – полковник Най-Турс, судя по всему, имел весьма конкретного и неожиданного прототипа. Своему другу П. С. Попову Булгаков говорил во второй половине 20-х годов, что “Най-Турс – образ отдаленный, отвлеченный. Идеал русского офицерства. Каким бы должен быть в моем представлении русский офицер». Из этого признания обычно делают вывод, что настоящих прототипов у Най-Турса не было, поскольку среди участников белого движения будто бы не могло быть настоящих героев. Между тем прототип, возможно, существовал, но называть вслух его имя в 20-е годы и позднее было небезопасно.

Вот биография одного из видных кавалерийских командиров Вооруженных Сил Юга России, имеющая явные параллели с биографией романного Най-Турса. Она написана парижским историком-эмигрантом Николаем Николаевичем Рутычем (Рутченко) (1916 г. рождения) и помещена в составленный им “Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России” (1997): “Шинкаренко Николай Всеволодович (лит. псевдоним – Николай Белогорский) (1890-1968). Генерал-майор… В 1912-1913 гг. участвовал добровольцем в болгарской армии в войне против Турции… Был награжден орденом “За храбрость” – за проявленное отличие при осаде Адрианополя. На фронт Первой мировой войны вышел в составе 12-го Уланского Белгородского полка, командуя эскадроном… Георгиевский кавалер и подполковник в конце войны. В Добровольческую армию прибыл одним из первых в ноябре 1917 г. В феврале 1918 г. был тяжело ранен (в ногу. – Б.С.), заменяя пулеметчика в бронепоезде в бою у Новочеркасска”.

Главный герой - Алексей Турбин - верный долгу, пытается присоединиться к своей части (не зная, что она распущена), вступает в бой с петлюровцами, получает ранение и волей случая обретает любовь в лице женщины, спасающей его от преследования врагов.

Социальный катаклизм обнажает характеры - кто-то бежит, кто-то предпочитает смерть в бою. Народ в целом принимает новую власть (Петлюру) и после её прихода демонстрирует враждебность к офицерам.

Персонажи

• Алексей Васильевич Турбин - врач, 28 лет.
• Елена Турбина-Тальберг - сестра Алексея, 24 года.
• Николка - унтер-офицер Первой пехотной дружины, брат Алексея и Елены, 17 лет.
• Виктор Викторович Мышлаевский - поручик, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии.
• Леонид Юрьевич Шервинский - бывший лейб-гвардии уланского полка поручик, адъютант в штабе генерала Белорукова, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии, давний поклонник Елены.
• Федор Николаевич Степанов («Карась») - подпоручик артиллерист, друг семьи Турбиных, товарищ Алексея по Александровской гимназии.
• Сергей Иванович Тальберг - капитан Генерального штаба гетмана Скоропадского, муж Елены, конформист.
• отец Александр - священник церкви Николы Доброго.
• Василий Иванович Лисович («Василиса») - хозяин дома, в котором Турбины снимали второй этаж.
• Ларион Ларионович Суржанский («Лариосик») - племянник Тальберга из Житомира.

История написания

Булгаков начал писать роман «Белая гвардия» после смерти своей матери (1 февраля 1922 года) и писал до 1924 года.

Перепечатывавшая роман машинистка И. С. Раабен утверждала, что это произведение задумывалось Булгаковым как трилогия. Вторая часть романа должна была охватывать события 1919 года, а третья - 1920 года, в том числе и войну с поляками. В третьей части, Мышлаевский перешёл на сторону большевиков и служил в Красной Армии.

У романа могли быть и другие названия, - так, Булгаков выбирал между «Полночный крест» и «Белый крест». Один из отрывков ранней редакции романа в декабре 1922 года был опубликован в берлинской газете «Накануне» под названием «В ночь на 3-е число» с подзаголовком «Из романа „Алый мах“». Рабочим названием первой части романа во время написания было «Желтый прапор».

В 1923 году Булгаков писал о своей работе: «А роман я допишу, и, смею уверить, это будет такой роман, от которого небу станет жарко…» В своей автобиографии 1924 года Булгаков написал: «Год писал роман „Белая гвардия“. Роман этот я люблю больше всех других моих вещей».

Принято считать, что Булгаков работал над романом «Белая гвардия» в 1923-1924 гг., однако это, вероятно, не совсем точно. Во всяком случае, точно известно, что в 1922 году Булгаковым были написаны некоторые рассказы, которые затем в измененном виде вошли в роман. В марте 1923 года в седьмом номере журнала «Россия» появилось сообщение: «Михаил Булгаков заканчивает роман „Белая гвардия“, охватывающий эпоху борьбы с белыми на юге (1919-1920)».

Т. Н. Лаппа рассказывала М. О. Чудаковой: «…Писал ночами „Белую гвардию“ и любил, чтоб я сидела около, шила. У него холодели руки, ноги, он говорил мне: „Скорей, скорей горячей воды“; я грела воду на керосинке, он опускал руки в таз с горячей водой…»

Весной 1923 года Булгаков писал в письме своей сестре Надежде: «…срочно дописываю 1-ю часть романа; называется она „Желтый прапор“». Роман начинается со вступления в Киев петлюровских войск. Вторая и последующие части, видимо, должны были повествовать о приходе в Город большевиков, затем об их отступлении под ударами деникинцев и, наконец, о боевых действиях на Кавказе. Таков был первоначальный замысел писателя. Но после раздумий о возможностях публикации подобного романа в Советской России Булгаков принял решение сместить время действия на более ранний период и исключить события, связанные с большевиками.

1. Введение. М. А. Булгаков был одним из тех немногих писателей, которые в годы всесильной советской цензуры продолжали отстаивать свои права на авторскую независимость.

Несмотря на яростную травлю и запрет публиковаться Булгаков никогда не шел на поводу у власти и создавал острые независимые произведения. Одним из них является роман "Белая гвардия".

2. История создания . Булгаков был непосредственным свидетелем всех ужасов Гражданской войны . Огромное впечатление на него произвели события 1918-1919 гг. в Киеве, когда власть несколько раз переходила к разным политическим силам.

В 1922 г. писатель задумал написать роман, главными героями которого были бы наиболее близкие ему люди - белые офицеры и интеллигенция. Булгаков работал над "Белой гвардией" в течение 1923-1924 гг.

Отдельные главы он читал в дружеских компаниях. Слушатели отмечали несомненные достоинства романа, но сходились во мнении, что напечатать его в Советской России будет нереально. Первые две части "Белой гвардии" все же были изданы в 1925 г. в двух номерах журнала "Россия".

3. Смысл названия . Название "Белая гвардия" несет в себе отчасти трагический, отчасти иронический смысл. Семья Турбиных представляет собой убежденных монархистов. Они твердо уверены в том, что спасти Россию может только монархия. При этом Турбины видят, что никаких надежд на реставрацию уже не остается. Отречение царя стало бесповоротным шагом в истории России.

Проблема заключается не только в силе противников, но и в том, что настоящих, преданных идее монархии людей практически нет. "Белая гвардия" - это мертвый символ, мираж, мечта, которой никогда не суждено осуществиться.

Ирония Булгакова ярче всего проявляется в сцене ночной попойки в доме Турбиных с восторженными разговорами о возрождении монархии. Только в этом и остается сила "белой гвардии". Отрезвление и похмелье в точности напоминают состояние дворянской интеллигенции спустя год после революции.

4. Жанр Роман

5. Тема . Основная тема романа - ужас и беспомощность обывателей перед лицом огромных политических и социальных потрясений.

6. Проблематика. Главная проблема романа - ощущение бесполезности и ненужности в среде белых офицеров и дворянской интеллигенции. Продолжать борьбу некому, да и не имеет никакого смысла. Таких людей, как Турбины, не осталось. В среде белого движения царят предательство и обман. Еще одна проблема заключается в резком разделении страны на множество политических противников.

Выбор приходится делать не только между монархистами и большевиками. Гетман, Петлюра, бандиты всех мастей - вот лишь наиболее значительные силы, которые рвут на части Украину и, в частности, Киев. Простые обыватели, не желающие примкнуть к какому-либо лагерю, становятся беззащитными жертвами очередных хозяев города. Немаловажная проблема - огромное количество жертв братоубийственной войны. Человеческая жизнь обесценилась настолько, что убийство стало обыденной вещью.

7. Герои . Турбин Алексей, Турбин Николай, Елена Васильевна Тальберг, Владимир Робертович Тальберг, Мышлаевский, Шервинский, Василий Лисович, Лариосик.

8. Сюжет и композиция . Действие романа происходит в конце 1918 - начале 1919 гг. В центре повествования находится семья Турбиных - Елена Васильевна с двумя братьями. Алексей Турбин недавно вернулся с фронта, где работал военным врачом. Он мечтал о простой и спокойной жизни, о частной врачебной практике. Мечтам не суждено сбыться. Киев становится ареной яростной борьбы, которая в чем-то даже страшнее ситуации на передовой.

Николай Турбин еще очень молод. Романтически настроенный юноша с болью переносит власть Гетмана. Он искренне и горячо верит в монархическую идею, мечтает с оружием в руках встать на ее защиту. Действительность грубо разрушает все его идеалистические представления. Первое боевое столкновение, предательство высшего командования, гибель Най-Турса поражают Николая. Он понимает, что до сих пор питал бесплотные иллюзии, но не может в это поверить.

Елена Васильевна - образец стойкости русской женщины, которая всеми силами будет оберегать и заботиться о своих близких. Друзья Турбиных восхищаются ею и, благодаря поддержке Елены, находят в себе силы жить дальше. В этом плане резкий контраст составляет муж Елены - штабной капитан Тальберг.

Тальберг - главный отрицательный персонаж романа. Это человек, у которого вообще нет никаких убеждений. Он с легкостью подстраивается под любую власть ради своей карьеры. Бегство Тальберга перед наступлением Петлюры обусловлено только его резкими высказываниями против последнего. К тому же Тальберг узнал, что на Дону формируется новая крупная политическая сила, сулящая власть и влияние.

В образе капитана Булгаков показал худшие качества белого офицерства, которые привели к поражению белого движения. Карьеризм и отсутствие чувства родины глубоко противны братьям Турбиным. Тальберг предает не только защитников города, но и свою жену. Елена Васильевна любит своего мужа, но даже она поражена его поступком и в конце концов вынуждена признать, что он - мерзавец.

Василиса (Василий Лисович) олицетворяет собой худший тип обывателя. Он не вызывает жалости, так как сам готов предавать и доносить, если бы хватило духа. Главная забота Василисы - получше спрятать накопленные богатства. Перед любовью к деньгам в нем даже отступает страх смерти. Бандитский обыск в квартире - лучшее наказание для Василисы, тем более свою жалкую жизнь он все-таки сохранил.

Немного странным выглядит включение Булгаковым в роман оригинального персонажа - Лариосика. Это неуклюжий молодой человек, который каким-то чудом остался жив, пробравшись в Киев. Критики полагают, что автор специально ввел Лариосика, чтобы смягчить трагичность романа.

Как известно, советская критика подвергла роман беспощадной травле, объявив писателя защитником белого офицерства и "обывательщины". Однако роман нисколько не защищает белое движение. Напротив, Булгаков рисует картину невероятного упадка и разложения в этой среде. Главные сторонники монархии Турбины, по сути, уже не хотят ни с кем воевать. Они готовы стать обывателями, замкнувшись от окружающего враждебного мира в своей теплой и уютной квартире. Сообщаемые их друзьями новости повергают в уныние. Белого движения уже не существует.

Самым честным и благородным приказом, как это ни парадоксально, становится приказ юнкерам побросать оружие, сорвать погоны и разойтись по домам. Булгаков сам подвергает "белую гвардию" острой критике. При этом главной для него становится трагедия семьи Турбиных, которые вряд ли найдут свое место в новой жизни.

9. Чему учит автор. Булгаков воздерживается от каких-либо авторских оценок в романе. Отношение к происходящему у читателя возникает только через диалоги главных героев. Конечно же, это жалость к семье Турбиных, боль за кровавые события, потрясающие Киев. "Белая гвардия" - протест писателя против любых политических переворотов, которые всегда несут с собой смерть и унижения для простых людей.