Другие книги схожей тематики:

Жил в нашем доме человек. Большой или маленький, трудно сказать. Из пеленок он давным-давно вырос, а до школы еще не дорос. Читать...

У опушки леса пасся бычок. Маленький, месяц от роду, но довольно плотный и бойкий. Читать...

В Одессе я хотел разыскать своего старого фронтового товарища, который теперь служил моряком дальнего плавания. Я знал, что теплоход, на котором он плавает, только что вернулся из заграничного рейса. Читать...

Было это поздней осенью в последний год войны. Шли бои на польской земле. Читать...

Летом путешествовали мы по Украине. Как-то вечером остановились на берегу Сулы, решили переночевать. Время было позднее, темень непроглядная. Читать...

В старом уральском городе построили новое здание театра. С нетерпением ждали горожане его открытия. Наконец этот день настал. Читать...

На киностудии снимали новый фильм. В фильме должна была быть такая сцена. В избу, где спит уставший с дороги человек, залезает медведь. Читать...

Жил я в детстве в деревне на Ярославщине. Всем был доволен: и рекой, и лесом, и полной свободой. Читать...

По дороге в деревню Озерки мы нагнали бричку. Но, к нашему удивлению, седока в ней не оказалось. Читать...

В годы войны был у меня товарищ. Мы шутя называли его звероводом. Это потому, что по профессии он зоотехник, работал раньше в зверосовхозе. Читать...

Многие годы совхозное стадо паслось на большом лугу речушки Каменки. Места здесь были тихие, раздольные, с невысокими, но сочными травами. Читать...

Рави и Шаши - маленькие. Как все дети, они часто шалят, а иногда и плачут. И едят они тоже как маленькие дети: рисовую кашу с молоком и сахаром им кладут прямо в рот. Читать...

Маленькая Светлана жила в большом городе. Она не только умела правильно говорить все слова и считать до десяти, но и знала свой домашний адрес. Читать...

Была когда-то Светлана маленькой, а стала - большая. Ходила она раньше в детский сад, а потом в школу пошла. И не в первый класс она теперь ходит, не во второй, а уже в третий. Читать...

Быстро растут у нас города, и Москва растёт не по дням, а по часам. Светлана росла так же быстро, как её город. Читать...

За окном шел дождь. Занудный, мелкий, переходящий в ливень и вновь мелкий. Ели и сосны не шумят под дождем, как березы и осины, и все равно их слышно. Читать...

Она много читала о море - много хороших книг. Но она никогда не думала о нем, о море. Наверно, потому, что когда читаешь о чем-то очень далеком, это далекое всегда кажется несбыточным. Читать...

И все-таки удивительно это - лес! Ели, сосны, ольха, дубы, осины и, конечно, березы. Как эти, что стоят отдельной семейкой на опушке: всякие - молодые и старые, прямые и кургузые, красивые и вовсе вроде бы не симпатичные на взгляд. Читать...

Рассказы Сергея Баруздина разные. Большинство из них посвящены взаимоотношениям людей и животных. Писатель ярко и красочно описывает, как люди проявляют свои лучшие качества в общении с природой. Через свои рассказы он доносит до нас, что животные нуждаются в нашей заботе и любви. Убедитесь в этом сами, прочитав «Снежок, Равви и Шаши», «Лось в театре», «Необычный почтальон» да и другие рассказы.

Очень интересно и с любовью Сергей Баруздин описывает мир маленького человечка на примере мальчика Алешки из «Алешка из нашего двора» и «Когда люди радуются». Просто и понятно рассказано в них о добре, об ответственности и взрослении. Детские рассказы Сергея Баруздина несут в себе большой заряд позитива. Прочитайте их и убедитесь в этом сами.

ЕЕ ЗОВУТ ЕЛКОЙ

А я знаю. Ты и есть Александры Федоровны внук.

Откуда знаешь?

Похож. Ой, до чего ж похож! Правда! А чего ты раньше никогда не приезжал сюда?

Всего что угодно мог ожидать Ленька, но только не этого. Говорили, что он похож на отца. Это верно, пожалуй. Ну, на мать. Может быть. Частично. Но чтобы он, мальчишка, был похож на бабушку! Это невероятно. Ленька даже покраснел.

А чего, я спрашиваю, не приезжал раньше? - не унималась она.

Почему он не приезжал сюда раньше? Как ей сказать! Может, это и нехорошо, что он никогда не бывал здесь, у бабушки. Но как-то все было просто, и он не приезжал. В пионерские лагеря ездил. На смену и на две. А в прошлом году и на три. А раньше?.. Раньше Ленька в детском саду был. Смешно, наверно? Наверно… С детским садом и ездил за город… Только этого он почти не помнил…

Бабушка каждый год у нас гостила. Потому и не приезжал, - пробормотал Ленька. А про себя подумал: «Ну и девчонка!..»

Это было в предпредвоенном тридцать девятом, когда Ленька впервые попал в Сережки. Они встретились в магазине сельпо, куда Ленька ходил за солью.

Ее звали Елкой. Иногда ласково - Елочкой. Но так Ленька не решался.

В Москве он был парень как парень, а тут перед ней пасовал. Когда два года назад на спор с крыши трехэтажного дома спрыгнул - не боялся. Ногу сломал, пяточную кость, - терпел. Прежде в школе (во втором классе, кажется, учился) на перилах катался, упал в пролет лестницы, все зубы вышиб - молчал, не хныкал. А совсем давно, до школы еще, залез в колючую проволоку. Отцу пришлось разрезать ее ножницами, чтобы вынуть Леньку, а он и глазом не повел. Сжал зубы, а потом даже хвалился. Учителей в школе или старших ребят Ленька никогда не боялся. А тут…

Елка, Елочка, Елка-палка. Смешно, наверно? Наверно…

А почему тебя так зовут - Елка? - спросил как-то он.

Вообще-то неожиданных имен в те годы было немало. Индустрия, например, Электрификация, Вил, Рабкрин, Сталина, Коллективизация…

У Леньки в классе даже один Проля был, а полностью - Пролетарская Революция. Когда вырастет, Пролетарская Революция Петрович будет!

Но Елки он никогда не встречал.

А Сережки - разве не смешно? - выпалила она. - Почему наша деревня Сережками называется? Вот и не знаешь!

Ленька опешил: он не знал.

И откуда ему было знать! Он и название-то «Сережки» вроде не слышал. Знал, что бабушка живет где-то в деревне, что рядом есть речка. Нара называется. А Сережки…

Вот, например, все испанские города и провинции, где шла борьба республиканцев с франкистами - Мадрид, Толедо, Валенсия, Гвадалахара, Астурия, Каталония, - он знал. Всех героев-пограничников, начиная с Карацупы, знал. И всех стахановцев и летчиков, совершивших дальние беспосадочные перелеты на Дальний Восток и в Америку, не говоря уже о челюскинцах и папанинцах. Не только по фамилии, но и по имени-отчеству. Футболистов «Торпедо», «Спартака» - тоже. Даже там разных иностранных представителей в Лиге Наций. Все высоты у озера Хасан: Безымянная, Черная, Богомольная, Заозерная, Пулеметная Горка, Междорожная…

А что Сережки! Про Сережки в газетах не писали. И бабушке в Сережки ему писем писать не приходилось.

Летом бабушка, верно, иногда гостила у них в Москве, а порой и зимой, к рождеству, а точнее - к Новому году, приезжала!

Думаешь, из-за березкиных сережек? - продолжала Елка. - Вот и нет, хотя и много у нас берез вокруг. Просто помещик у нас тут жил один, в нашей школе, только до революции это было. Так, говорят, чудаковатый… Всех детей своих Сережками называл. А у него одни мальчишки и нарождались. Шесть детей, и все мальчишки! Вот и повелось - Сережки!.. Так папа мне объяснял. И мама. Вот!

Интересно! - не выдержал Ленька, в самом деле пораженный неожиданным открытием.

Но подумал о другом. «Папа», «мама». Это смешно! Елке тринадцать лет, не маленькая уже, а говорит, как маленькая. Ленька никогда бы так не мог сказать: «мама», «папа». Ну, уж лучше: «мам», «пап»… Или «мать», «отец», когда говоришь о родителях с ребятами.

И все же почему она, приземистая, коренастая, не похожая ни на елку, ни на палку (уж скорей Ленька был в ее глазах палкой), зовется Елкой, не понял.

Ленька был почти на голову выше Елки. Но оказалось, что это ничего не значит. Он робел перед ней, краснел, как перед старшей. Куда делась московская самоуверенность? Наверно, потому, что она болтала без умолку? И спорила? И знала больше него? А ведь была одноклассница и, уж если говорить о возрасте, на два месяца моложе Леньки.

А, Елка? - Она улыбнулась, и ее длинные выгоревшие ресницы зашевелились, как мохнатые гусеницы. - Мама когда-то так назвала. Она русская у меня… Так и повелось - Елка! Все привыкли…

Почему русская? - не понял Ленька. - А какая же еще?

Папа у меня эстонец. Только обрусевший, - пояснила Елка. - Хочешь, Анкой зови или Аней. Так тоже можно. Только на самом деле меня Эндой зовут, через «э» оборотное. Это по-русски значит «своя»… Вот!

Леньке казалось, что она обыкновенная деревенская девчонка. Ходит босиком. Лицо с веснушками. Выгоревшие волосы и куцые косы. Даже глаза круглые, большие и, сразу видно, не голубые, не серые, не карие, а выгоревшие, бледные. И полинявшее платьице выше колен, не такое, какие носили городские девчонки. И вдруг… папа - эстонец. Энда - «своя».

Значит, ты иностранка? - Ленька вовсе удивился.

Живых иностранцев ему видеть не случалось. Если не считать испанцев, да и то детей, которые приходили к ним в школу на пионерский сбор. Их было много в ту пору в Москве. Но испанцы почти не понимали по-русски, а Ленька, как и все ребята, понимал из их слов лишь одно: «Но пасаран! - Они не пройдут!» Это про фашистов, конечно…

Какая же я иностранка, когда я языка эстонского не знаю и в Эстонии не была! - сказала Елка. - Знаю «тере», и все! «Здравствуйте», значит. Вот…

Елка, Елочка, Анка, Энда, «своя»… Всех этих премудростей Ленька сразу уразуметь не мог. В тринадцать лет да рядом с такой девчонкой - сложно.

Я буду лучше звать тебя просто Елкой, - пробормотал он. - Ладно?

А мне-то что! - весело сказала она. - Как удобнее, так и зови. - И тут же добавила: - В кино пойдешь со мной? «Семеро смелых». В клубе вечером крутят…

Конечно. Почему не пойду!

C. А. Баруздин

Что за люди человеки?

Мать собралась топить печь.

А ну-ка, Человеки, быстро за дровами! - сказал отец.- И лучинки не забудьте прихватить. Для растопки.

Знаем! Сами стругали! - сказали Человеки. Сорвались Человеки с места, побежали в сарай.

Когда у вас четыре руки и четыре ноги, любое дело быстро делается.

Минуты не прошло, как Человеки в избу вернулись, две охапки дров принесли и лучину.

Вот и хорошо, - сказала мать. - Скоро, Человеки, ужинать будем.

Пока то да сё, сели Человеки радио слушать. А ведь у них не только четыре руки и четыре ноги. Ещё четыре уха.

И ещё два курносых носа, четыре серых глаза, два рта, а на двух круглых, как подсолнухи в поле, мордахах много-много веснушек. Только веснушек никто у них не считал...

В общем, всё у Человеков было поровну и лет - всего четырнадцать: по семь - на брата!

Всё, да не всё!

Фамилия у Человеков одна - Прохоровы. Её никак поровну не разделишь.

Вани - Сани

Человеки! - звал их отец.

И мать звала их:

Но всё-таки дома как-то разбирались, кто из них кто. Кто - Ваня, а кто - Саня.

Зато в деревне никто не разбирался.

Как жизнь, Ваня? - спросят.

Жизнь ничего! Только я не Ваня, а Саня, - отвечает Саня.

Здравствуй, Саня! Как дела идут? - поинтересуются.

Дела идут! Но я Ваня, а не Саня, - скажет Ваня.

Надоело людям путаться, впросак попадать.

Стали говорить проще:

Как жизнь, ребятки?

Что нового, подрастающее поколение?

А самые находчивые - конюх дядя Митя и комбайнер дядя Коля - другое придумали:

Здравия желаю, Вани-Сани!

Товарищам Ваням-Саням нижайший поклон!

Вертолётный урок

В школе шёл урок. Первоклассники слушали учительницу. И Человеки слушали.

Вдруг за окном что-то затрещало, загудело. Задребезжали стёкла.

Первым в окно Ваня посмотрел. Он ближе всех к окну сидел.

Ой, смотрите! - закричал Ваня.

Тут, конечно, все первоклассники к нему обернулись. Ваня перепугался: ну, достанется ему теперь на орехи - урок сорвал.

Что там случилось? - спросила учительница.

Да ничего особенного, - тихо сказал Ваня. - Это я не нарочно закричал. Просто там вертолёт большущий летит и тащит что-то...

Учительница подошла к окну:

И, правда, вертолёт. Всем интересно?

Всем, всем! - закричали ребята.

А хотите посмотреть, как вертолёт работает? - спросила учительница.

Хотим, хотим!

Тогда потихоньку выходите из класса, одевайтесь и ждите меня на улице.

А урок как же? - поинтересовался вконец перепуганный Ваня.

Будет вам и урок! - пообещала учительница.

Через десять минут пришли они всем классом на берег реки.

Видят: над рекой вертолёт висит-трещит, а под ним - на крюках ферма моста 1 .

Сейчас вертолёт будет ставить ферму на место, - объяснила учительница.

Стал спускаться вертолёт всё ниже и ниже. А здесь уже рабочие ждут и краны. Приняли они ферму и на бетонные блоки установили.

Опять улетел вертолёт, с новой фермой вернулся. И её поставили на место.

На глазах у ребят мост через реку перекинулся.

Теперь сварщики закрепят мост, - сказала учительница, - и, пожалуйста, можете на тот берег идти. Быстро, удобно! Правда?

Правда, правда! - согласились ребята.

Пока ребята в школу возвращались, учительница всё им про вертолёты рассказала: и как они пожары лесные тушат, и как больным помогают, и как почту развозят, и как границы наши стерегут от врагов.

Теперь собирайте свои портфели, - сказала учительница, когда ребята в класс вошли, - и по домам! До завтра!

А как же урок? - спросили Человеки.

Урок окончился, - объяснила учительница. - А то, что мы с вами настоящую работу посмотрели, - это тоже урок.

А у нас ещё такие уроки будут? Вертолётные? - спросили Человеки.

Обязательно будут, - пообещала учительница. - И вертолётные, и всякие другие, и все - обязательно интересные.

1 Ферма моста - цельная деталь верхней части моста.

«Баруздин как личность, как человек, избравший впоследствии для себя тот вид служения обществу, который называется писательским трудом, начинался в войну, и почти все, а может быть, даже все дальнейшее в его писательском пути определялось этой точкой отсчета, уходило своими корнями туда, в кровь и пот войны, в ее дороги, лишения, утраты, поражения и победы.»

К.Симонов, «Точка отсчета», 1977г.

Жил в довоенной Москве мальчик Сережа Баруздин. Учился в школе. Рисовал. Сочинял стихи.

В Москве была литературная студия Дворца пионеров, куда направили талантливого мальчика. С 1937 г. его стихи печатались в «Пионерке». Сергей был деткором. Его стихи отличались от стихов других детей младшего кружка, в котором занимался Сергей, они были полны серьезности. Еще в детстве Баруздин считал: «Стихи это стихи и писать их надо не так, как говоришь или думаешь» .

Великая Отечественная война началась внезапно для него. Вместо того, чтобы учиться, четырнадцатилетний подросток должен был идти на роботу. Сергей размышлял: «Кем я могу быть? У меня были мечты. [… ] Но это были мечты о том, что должно быть не скоро. Когда я вырасту. Когда окончу школу, в которой мне еще трубить и трубить. Когда закончу институт. И уж конечно, в этих мечтах не было сегодняшнего – войны.»

Он устроился на работу в типографию газеты «Московский большевик» на должник катошника (подкатывал рулоны бумаги к ротационной машине). И даже в этой работе он чувствовал большую ответственность.

Баруздина зачислили в состав добровольной дружины, и во время воздушной тревоги он должен был находиться на посту – на крыше своего дома. « Я испытывал чувство, близкое к восторгу. Один на огромной крыше, да еще когда вокруг такое светопредставление! Это куда лучше, чем дежурить внизу у ворот или в подъезде дома. Правда, там можно было поболтать, там много дежурных, а я – один. И все равно мне лучше! Я вроде бы хозяин всей крыши, всего дома и вижу сейчас то, чего никто не видит.» - говорил он.

В типографии записывали добровольцев в народное ополчение, но его туда не взяли, потому что ему было лишь 15 лет. Но зато его взяли добровольцем на строительство оборонительных сооружений на Чистых прудах.

16 октября 1941 года отец взял Сергея на фронт в особый батальон, который был сформирован из оставшихся в Москве работников наркоматов. Взял сам и отстаивал перед каким-то высшим начальством, когда пытались возражать. Даже прибавил Сергею год.

Как и все мальчишки, Сергей был больше привязан к отцу, чем к матери. Он реже видел отца и до войны, и особенно – в войну, но они всегда находили друг с другом общий язык и в больших делах и в малых. Особенно Сергей гордился тем, что отец порой доверял ему такие тайны, которые не доверял даже матери.

Самое-самое первое стихотворение Сергей написал об отце:

Жил-был папа,

Очень добрый,

Только поздно приходил

И носил домой работу.

Этим маму он сердил.

Думал я:

Принес машину,

А он работу притащил,

Положил ее на полку,

А работу не раскрыл.

Каждый день

Приходит папа

Только ночевать домой.

От такой большой работы

Папа наш бывает злой.

Иногда бывает так:

Папа наш

Берет работу

И над ней всю ночь сидит.

Утром папа

Чай глотает

И на службу с ней бежит.

18октября 1941 года отец Сергея погиб от осколка немецкой мины. Похоронили его на пятые сутки на Немецком кладбище. Среди сотен похороненных там людей с немецкими фамилиями лежал теперь человек с фамилией русской.

На этом смерти не закончились. С каждым днем их становилось все больше. Сергей видел, как умирают знакомые и не знакомые ему люди. В этом и проявлялся ужас войны.

Каких все-таки разных людей собрала война. Раньше Сергей никогда не присматривался так к людям. Они были разными, и он принимал их всегда такими, какие они есть. Но именно на войне Сергей подумал, что разные люди – это разные человеческие качества внутри каждого человека. Нет людей целиком хороших или целиком плохих. В каждом человеке есть и хорошее, и плохое, и всякое. И уже от самого человека, если он – человек и умеет управлять собой, зависит, какие качества в нем берут верх…

В 1945 г. Баруздин участвовал во взятии Берлина, и именно там он особенно остро почувствовал тоску по родине. Он говорил: «Наверное, никому из нас не нужно сейчас произносить вслух эти слова. Ни мне, ни всем другим, кто пришел за тысячу верст от родных мест в Берлин. Эти слова у нас в самом сердце, а вернее, - это даже не слова. Это чувство родины» .

За время Великой Отечественной войны С.Баруздин был на фронтах: под Ленинградом, в Прибалтике, на Втором Белорусском, на Дальнем Востоке(в Мукдене, Харбине, Порт-Артуре).

«Из всех моих наград медаль «За оборону Москвы»- одна из самых моих дорогих, признавался Сергей Алексеевич. – И еще медали «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги». Они – моя биография и география военных лет».

В 1958г. Баруздин окончил Литературный институт им.Горького.

Сергей создал военные книги: роман «Повторение пройденного», « Повесть о женщинах», повесть «Само собой» и оставшийся, увы, незавершенным роман «Полдень».

Всем памятны умные, добрые, веселые баруздинские произведения для детства и юношества: «Рави и Шаши», «Как куры научились плавать», «Лось в театре» и многие другие. Более двухсот детских и взрослых книг стихов и прозы общим тиражом свыше 90 миллионов экземпляров на 69 языках!

С 1966г. Сергей Алексеевич в озглавил всесоюзный журнал «Дружба народов». Благодаря энергии, воле, мужеству главного редактора журнал всегда нес читателям со своих страниц слова высокой художественной правды.

4 марта 1991 года Сергея Алексеевича Баруздина не стало. Книги писателя переиздаются, читаются и ныне.