46.Художественное своеобразие романа Толстого «Анна Каренина» (особенности жанра, композиции, языка) . Повествование в новом социально-психологическом романе Толстого определялось двумя основными сюжетными линиями, которые практически не пересекались, если не считать единственной случайной встречи двух главных героев. Некоторые из современников упрекали автора в том, что его новый роман распадается на два самостоятельных произведения. На подобные замечания Толстой отвечал, что, напротив, гордится «архитектурой - своды сведены так, что нельзя заметить того места, где замок. И об этом я более всего старался. Связь постройки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а на внутренней связи». Эта внутренняя связь придала роману безукоризненную композиционную стройность и определила его главный смысл, вырисовывающийся «в том бесконечном лабиринте сцеплений, в котором и состоит сущность искусства», как ее в то время понимал Толстой. В романе «Анна Каренина» важнейшей составной частью содержания является изображение реалий жизни 70-х годов XIX в. В литературоведении давно утвердилось мнение о том, что всякий хороший социальный роман со временем приобретает значение исторического, что в полной мере подтверждается примером этого произведения, которое недаром сравнвают с «Евгением Онегиным» как «энциклопедией русской жизни» по широте и точности отражения картины мира. В романе нашли свое место описания всех важнейших событий той эпохи - от вопросов жизни и труда народа, пореформенных отношений помещиков и крестьян до военных событий. Герои Толстого обеспокоены и другими повседневными проблемами своего времени: земство, дворянские выборы, постановка образования, в том числе высшего женского, общественные дискуссии о дарвинизме, натурализме, живописи и так далее. Комментаторы романа «Анна Каренина» отмечали, что новые части произведения с изображением актуальных событий современности появлялись в печати, когда в журналах и газетах еще не успевало завершиться их общественное обсуждение. Поистине, чтобы перечислить все, что нашло отражение в романе, пришлось бы переписать его заново. Главным среди всех актуальных вопросов времени остается для Толстого вопрос о том, «как уложится» русская жизнь после реформы 1861 г. Этот вопрос касался не только общественной, но и семейной жизни людей. Будучи чутким художником, Толстой не мог не видеть, что в сложившихся условиях именно семья оказалась самой уязвимой как наиболее ваэкная« сложная и хрупкая форма жизни, нарушение которой приводит к нарушению незыблемых основ бытия и всеобщему беспорядку. Поэтому писатель выделял в качестве главной и любимой мысли этого романа «мысль семейную». Финалом же романа становится не трагическая смерть Анны под колесами поезда, а размышления Левина, запоминающегося читателю смотрящим с террасы своего дома на Млечный Путь.Особенность композиции романа в том, что в центре него – две истории, которые развиваются параллельно: история семейной жизни Анны Карениной, и судьба дворянина Левина, который живет в селе и стремиться усовершенствовать хозяйство. Это главные герои романа. Их пути пересекаются под конец произведения, но это не влияет на развитие событий романа. Существует внутренняя связь между образами Анны и Левина. Эпизоды, связанные с этими образами, объединены между собой контрастом, или по закону соответствия, так или иначе, дополняют друг друга. Эта связь помогает автору продемонстрировать ненатуральность, фальшивость человеческой жизни.

2.1. Сюжет и композиция романа . Драматически-напряженный стиль пушкинских пове­стей с присущей им стремительностью завязки, быстрым развитием сюжета, характеристикой героев непосредст­венно в действии особенно привлек Толстого в дни, когда он начал работу над «живым, горячим» романом о совре­менности. И все же объяснить своеобразное по стилю начало романа одним внешним пушкинским влиянием нельзя. Стремительная завязка «Анны Карениной», ее напряжен­ное сюжетное развитие,- все это художественные сред­ства, неразрывно связанные с содержанием произведения. Средства эти помогли писателю передать драматизм су­деб героев. Не только самое начало романа, но весь его стиль связан с живым и энергическим творческим принципом, четко сформулированным Толстым - «введение в дей­ствие сразу». Всех без исключения героев своего широкого много­планового произведения Толстой вводит без предвари­тельных описаний и характеристик, в обстановке острых жизненных ситуаций. Анну - в момент ее встречи с Вронским, Стиву Облонского и Долли в ситуации, когда обоим кажется, что их семья рушится, Константина Ле­вина - в тот день, когда он пытается сделать предло­жение Кити. В «Анне Карениной» - романе, действие которого осо­бенно напряженно, писатель, вводя в повествование одного из героев (Анну, Левина, Каренина, Облонского), концентрирует свое внимание именно на нем, посвящает подряд несколько глав, многие страницы преимуществен­ной характеристике этого героя. Так, Облонскому посвя­щены I-IV, Левину - V-VII, Анне - XVIII-XXIII, Каренину - XXXI-XXXIII главы первой части рома­на. Причем каждая страница этих глав отличается изу­мительной емкостью характеристики героев. Едва только Константин Левин успел переступить порог московского Присутствия, как писатель уже по­казал его в восприятии привратника, чиновника При­сутствия, Облонского,- потратив на все это лишь не­сколько фраз. Всего на нескольких первых страницах романа Толстой сумел показать взаимоотношения Стивы Облонского с женой, детьми, слугами, просительницей, часовщиком. Уже на этих первых страницах характер Стивы живо и многогранно раскрыт в множестве типи­ческих и в то же время неповторимо индивидуальных черт. Следуя в романе пушкинским традициям, Толстой замечательно развивал, обогащал эти традиции. Великий художник-психолог нашел множество новых своеобразных средств и приемов, позволяющих совместить подробный анализ переживаний героя с пушкинским целеустремлен­ным развитием повествования. Как известно, «внутренние монологи», «психологи­ческий комментарий» - специфически толстовские ху­дожественные приемы, посредством которых писатель с особенной глубиной раскрывал внутренний мир героев. Эти тонко-психологические приемы насыщены в «Анне Карениной» таким напряженным драматическим содержа­нием, что обычно не только не замедляют темпа повест­вования, а усиливают его развитие. Примером этой свя­зи между тончайшим анализом чувств героев и остро­драматическим развитием сюжета, могут служить все «внутренние монологи» Анны Карениной. Охваченная внезапной страстью, Анна пытается бежать от своей любви. Неожиданно, раньше намеченного срока, она уезжает из Москвы домой в Петербург. «Ну что же? Неужели между мной и этим офицером-мальчиком существуют и могут существовать какие-нибудь другие отношения, кроме тех, что бывают с каждым знакомым?» Она презрительно усмехнулась и опять взя­лась за книгу, но уже решительно не могла понимать того, что читала. Она провела разрезным ножом по стеклу, потом приложила его гладкую и холодную поверхность к щеке и чуть вслух не засмеялась от радости, вдруг беспричинно овладевшей ею. Она чувствовала, что нервы ее, как струны, натягиваются все туже и туже на какие-то завинчивающиеся колышки. Она чувствовала, что глаза раскрываются больше и больше, что пальцы на руках и ногах нервно движутся, что внутри что-то давит ды­ханье и что все образы и звуки в этом колеблющемся полумраке с необычайною яркостью поражают ее» . Внезапное чувство Анны развивается стремительно, на наших глазах, и читатель со все возрастающим волне­нием ждет, чем разрешится борьба в ее душе. Внутренний монолог Анны в поезде психологически подготовил ее встречу с мужем, во время которой ей впер­вые бросились в глаза «хрящи ушей» Каренина. Приведем еще пример. Алексей Александрович, ко­торый удостоверился в неверности жены, мучительно размышляет над тем, что предпринять, как найти выход из создавшегося положения. И здесь детальный психоло­гический анализ и мастерство живого сюжетного развития неразрывно связаны между собой. Читатель пристально следит за течением мыслей Каренина не только потому, что Толстым тонко анализируется психология чиновника-бюрократа, но и потому, что от решения, к которому он придет, зависит дальнейшая судьба Анны. Точно так же, вводя в диалоги между героями романа «психологический комментарий», раскрывающий тайный смысл слов, мимолетных взглядов и жестов героев, пи­сатель, как правило, не только не замедлял повество­вания, но сообщал развитию конфликта особенную на­пряженность. В главе XXV седьмой части романа между Анной и Вронским вновь заходит тяжелый раз­говор о разводе. Именно благодаря психологическому комментарию, внесенному Толстым в диалог между Анной и Вронским, стало особенно наглядно, как стремительно, с каждой минутой назревает разрыв между героями. В оконча­тельной редакции этой сцены (19, 327) психологический комментарий еще более выразителен и драматичен. В «Анне Карениной», ввиду большей драматической напряженности всего произве­дения, связь эта стала особенно тесной и непосредственной. Стремясь к большему лаконизму повествования, Тол­стой нередко от передачи мыслей и чувств героев в их непосредственном течении переходит к авторскому, более сгущенному и краткому их изображению. Вот, например, как рисует Толстой состояние Кити в момент ее объясне­ния с Левиным. «Она тяжело дышала, не глядя на него. Она испыты­вала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произ­ведет на нее такое сильное впечатление. Но это продол­жалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла на Левина свои светлые, правдивые глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила: - Этого не может быть... простите меня» . Так на всем протяжении романа «Анна Каренина» психологический анализ, всестороннее исследование ди­алектики души Толстой постоянно совмещает с живостью сюжетного развития. Прибегая к терминологии самого писателя, можно сказать, что в «Анне Карениной» острый «интерес подробностей чувств» постоянно сочетается с захватывающим «интересом развития событий». В то же время нельзя но отметить, что сюжетная линия, связан­ная с жизнью и исканиями Левина, развивается менее стремительно: главы, драматически напряженные, не­редко сменяются спокойными, с неторопливым, медли­тельным развитием повествования (сцены косьбы, охоты эпизоды счастливой семейной жизни Левина в деревне). А. С. Пушкин, рисуя многогранные характеры своих героев, использовал иногда прием «перекрестных харак­теристик» (например, в «Евгении Онегине»). В творчестве Л. Толстого эта пушкинская традиция получила широкое развитие. Известно, что, показывая своих героев в оценке и восприятии различных персо­нажей, Толстой достигал особой правды, глубины и мно­гогранности изображения. В «Анне Карениной» прием «перекрестных характеристик» постоянно помогал ху­дожнику, кроме того, создавать ситуации, полные остро­го драматизма. Вначале Толстой описывал, например, поведение Анны и Вронского на московском балу в ос­новном от своего лица. В окончательной редакции мы увидели героев сквозь призму восприятия влюбленного Вронского, похолодевшей от ужаса Кити. Изображение напряженной атмосферы скачек также связано с использованием Толстым этого приема. Опас­ную скачку Вронского художник рисует не только от своего лица, но и сквозь призму восприятия взволно­ванной, «компрометирующей» себя Анны. За поведением Анны на скачках, в свою очередь, на­пряженно следит внешне спокойный Каренин. «Он опять вглядывался в это лицо, стараясь не читать того, что так ясно было на нем написано, и против воли своей с ужасом читал на нем то, чего он не хотел знать» . Внимание Анны сосредоточено на Вронском, тем не менее, она невольно задерживает внимание на каждом слове, жесте своего мужа. Измученная лицемерием Ка­ренина, Анна улавливает черты лакейства и карьеризма в его поведении. Присоединив к авторской характеристике Каренина оценку его Анной, Толстой усилил как дра­матизм, так и обличительное звучание эпизода. Таким образом, в «Анне Карениной» своеобразно толстовские, тонко психологические приемы проникно­вения в характеры (внутренний монолог, прием взаим­ных оценок) служат вместе с тем средством напряжен­ного «живого и горячего» развития действия. Подвижные «текучие» портреты героев Толстого во многом противоположны пушкинским. Однако за этой противоположностью и здесь обнаруживаются некото­рые общие черты. В свое время Пушкин, оттачивая свой реалистически-достоверный, живой стиль повествова­ния, иронизировал над пространными и статичными опи­саниями современных ему беллетристов. Портреты своих героев Пушкин, как правило, рисо­вал в действии, в связи с развитием конфликта, раскры­вая чувства героев посредством изображения их поз, жестов, мимики. Все приведенные характеристики поведения и внеш­ности персонажей лишены статичности, описательности, не замедляют действия, а способствуют развитию конф­ликта, непосредственно связаны с ним. Подобные живые, динамичные портреты занимают в прозе Пушкина го­раздо большее место и играют большую роль, чем не­сколько обобщенно-описательных характеристик . Толстой был гениальным новатором в создании порт­ретных характеристик. Портреты и его произведениях, в отличие от скупых и лаконичных пушкинских, текучи, отражают сложнейшую «диалектику» чувств героев. В то же время именно в творчестве Толстого получили высшее развитие пушкинские принципы - драматизм и дина­мичность в обрисовке облика персонажей, пушкинская традиция - рисовать героев в живых сценах, без по­мощи прямых характеристик и статичных описаний. Толстой, так же как в свое время Пушкин, резко осу­дил «ставшую невозможной манеру описаний, логично расположенных: сначала описания действующих лиц, даже их биографии, потом описание местности и среды, а потом уже начинается действие. И странное дело,- все эти описания, иногда на десятках страниц, меньше знакомят читателя с лицами, чем небрежно брошенная художественная черта во время уже начатого действия между вовсе неописанными лицами» . Искусство текучего динамичного портрета позволило Толстому особенно тесно связать характеристики героев с действием, с драматическим развитием конфликта. В «Анне Карениной» такая связь особенно органична. И в этом отношении Толстому-портретисту Пушкин более близок, чем такие художники, как Тургенев, Гон­чаров, Герцен, в произведениях которых прямые харак­теристики персонажей не всегда слиты с действием. Глубоки и многообразны связи стиля Толстого со стилем Пушкина. История создания «Анны Каре­ниной» свидетельствует о том, что не только в годы своей литературной юности, но и в период наивысшего твор­ческого расцвета Толстой плодотворно черпал из источ­ника национальных литературных традиции, развивал и обогащал эти традиции. Мы пытались показать, как в 70-е годы, в переломный период творчества Толстого, опыт Пушкина содействовал эволюции художественного метода писателя. Толстой опирался на традиции Пуш­кина-прозаика, идя по пути создания своего нового сти­ля, для которого характерно, в частности, сочетание глубокого психологизма с драматически-целеустремлен­ным развитием действия. Знаменательно, что в 1897 г., говоря о народной ли­тературе будущего, Толстой утверждал «все те же три пушкинские принципа: «ясность, простоту и краткость», как важнейшие принципы, на которых должна быть основана эта литература.

2.3. Своеобразие жанра . Своеобразие жанра «Анны Карениной» состоит в том, что в романе этом объединены черты, свойственные нескольким видам романного творчества. Он заключает в себе прежде всего особенности, характеризующие семейный роман. История не­скольких семей, семейные отношения и конфликты выдвинуты здесь на первый план. Не случайно Толстой подчеркивал, что при создании «Анны Карениной» им владела мысль семейная, в то время как, работая над «Войной и миром», он хотел во­плотить мысль народную. Но вместе с тем «Анна Каренина» - это не только семейный роман, но и роман социальный, психо­логический, произведение, в котором история семейных отно­шений тесно соединяется с изображением сложных обществен­ных процессов, а обрисовка судеб героев неотделима от глубокого раскрытия их внутреннего мира. Показывая движе­ние времени, характеризуя становление нового социального порядка, образ жизни и психологию различных слоев общества, Толстой придавал своему роману черты эпопеи. Воплощение семейной мысли, социально-психологическое повествование, черты эпопеи - это не отдельные «слои» в ро­мане, а те начала, которые предстают в своем органическом синтезе. И так же как социальное постоянно проникает в обрисовку личных, семейных отношений, так изображение индивидуальных стремлений героев, их психологии во многом обусловливает эпопейные черты романа. Сила созданных в нем характеров определена яркостью воплощения в них своего, личного и одновременно выразительностью раскрытия тех социальных связей и отношений, в которых они существуют. Блистательное мастерство Толстого в «Анне Карениной» вызвало восторженную оценку выдающихся современников писателя. «Граф Лев Толстой, - писал В. Стасов, - поднялся до такой высокой ноты, какой еще никогда но брала русская литература. Даже у самих Пушкина и Гоголя любовь и страсть не были выражены с такой глубиною и поразительною прав­дой, как теперь у Толстого». В. Стасов отмечал, что писатель умеет «чудною скульпторскою рукою вылепить такие типы и сцены, которых до него никто не знал в целой нашей литературе... «Анна Каренина» останется светлой, громадной звездой навеки веков!». Не менее высоко оценивал «Каренину» и Достоевский, рассматривавший роман со своих идейных и творческих позиций. Он писал: «Анна Каренина» есть совершенство как художественное произведе­ние... и такое, с которым ничто подобное из европейских ли­тератур в настоящую эпоху не может сравниться». Роман был создан как бы па рубеже двух эпох в жизни и творчестве Толстого. Еще до завершения «Анны Карениной» писателя увлекают новые социальные и религиозные искания. Известное отражение они получили в нравственной философии Константина Левина. Однако вся сложность проблем, занимав­ших писателя в новую эпоху, вся сложность его идейного и жизненного пути широко отражены в публицистических и ху­дожественных произведениях писателя восьмидесятых - девя­тисотых годов.

2.1. Сюжет и композиция романа

Толстой назвал «Анну Каренину» «романом широким и свободным» , воспользовавшись термином Пуш-кина «свободный роман». Это ясное указание на жанровые истоки произведения.

«Широкий и свободный роман» Толстого отличен от «свободного романа» Пушкина. В «Анне Карениной» нет, например, лирических, философских или публицистиче-ских авторских отступлений. Но между романом Пушкина и романом Толстого есть несомненная преемственная связь, которая проявляется и в жанре, и в сюжете, и в композиции.

В романе Толстого, так же как в романе Пушкина, первостепенное значение принадлежит не фабульной за-вершенности положений, а «творческой концепции», ко-торая определяет отбор материала и в просторной раме современного романа представляет cвободу для развития сюжетных линий. «Я никак не могу и не умею положить вымышленным мною лицам известные границы -- как то женитьба или смерть, после которых интерес повествова-ния бы уничтожился. Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к дру-гим лицам, и брак представлялся большею частью завяз-кой, а не развязкой интереса»,-- писал Толстой .

«Широкий и свободный роман» подчиняется логике жизни; одной из его внутренних художественных целей является преодоление литературных условностей. В 1877 г. в статье «О значении современного романа» Ф. Буслаев пи-сал о том, что современность не может удовлетвориться «не-сбыточными сказками, какие еще недавно выдавались за романы с загадочными завязками и похождениями невероятных героев в фантастической, небывалой обста-новке». Толстой сочувственно отметил эту статью как интересный опыт осмысления путей развития реалисти-ческой литературы XIX в. .

«Теперь интересует в романе окружающая нас дей-ствительность, текущая жизнь в семье и обществе, как она есть, в ее деятельном брожении неустановившихся элементов старого и нового, отмирающего и нарождаю-щегося, элементов, взбудораженных великими переворо-тами и реформами нашего века»,-- писал Ф. Буслаев.

Сюжетная линия Анны развертывается «в законе» (в семье) и «вне закона» (вне семьи). Сюжетная линия Левина движется от положения «в законе» (в семье) к сознанию незаконности всего общественного развития («мы вне закона»). Анна мечтала избавиться от того, что «мучительно беспокоило» ее. Она избрала путь до-бровольной жертвы. И Левин мечтал «прекратить зависи-мость от зла», и его мучила мысль о самоубийстве. Но то, что представлялось Анне «правдой», было для Левина «мучительной неправдой». Он не мог остановиться на том, что зло владеет обществом. Ему необходимо было найти «высшую правду», тот «несомненный смысл добра», ко-торый должен изменить жизнь и дать ей новые нравствен-ные законы: «вместо бедности общее богатство, доволь-ство, вместо вражды -- согласие и связь интересов». Кру-ги событий в обоих случаях имеют общий центр.

При всей обо-собленности содержания эти сюжеты представляют кон-центрические круги, имеющие общий центр. Роман Тол-стого -- стержневое произведение, обладающее художест-венным единством. «В области знания существует центр, и от него бесчисленное количество радиусов,-- говорил Толстой.-- Вся задача в том, чтобы определить длину этих радиусов и расстояние их друг от друга». Это высказывание, если его применить к сюжету «Анны Ка-рениной», объясняет принцип концентричности располо-жения больших и малых кругов событии в романе.

Толстой сделал «круг» Левина значительно более ши-роким, чем «круг» Анны. История Левина начинается гораздо раньше, чем история Анны и заканчивается уже после гибели героини, именем которой назван роман. Книга завершается не гибелью Анны (часть седьмая), а моральными исканиями Левина и его попытками создать положительную программу обновления частной и обще-ственной жизни (часть восьмая).

Концентричность сюжетных кругов вообще характерна для романа «Анна Каренина». Сквозь круг отношений Анны и Вронского «просвечивает» пародийный роман баронессы Шильтон и Петрицкого. История Ивана Пар-менова и его жены становится для Левина воплощением патриархального мира и счастья.

Но жизнь Вронского складывалась не по правилам. Первой это заметила его мать, недовольная тем, что сы-ном овладела какая-то «вертеровская страсть». Вронский и сам чувствует, что многие жизненные условия не были предусмотрены правилами»: «Только в самое последнее время, по поводу своих отношений к Анне, Вронский начинал чувствовать, что свод его правил не вполне опре-делял все условия, и в будущем представлялись трудно-сти и сомнения, в которых Вронский уже не находил руководящей нити» .

Чем серьезнее становится чувство Вронского, тем дальше он уходит от «несомненных правил», которым подчиняется свет. Незаконная любовь поставила его вне закона. Волею обстоятельств Вронский должен был отречься от своего круга. Но он не в силах преодолеть «светского чело-века» в своей душе. Всеми силами он стремится вернуться «в лоно свое». Вронский тянется к закону света, но это, по мысли Толстого, жестокий и фальшивый закон, кото-рый не может принести счастья. В финале романа Вронский уезжает добровольцем в действующую армию. Он признается, что годен только на то, чтобы «врубиться в каре, смять или лечь» (19, 361). Духовный кризис окончился ката-строфой. Если Левин отрицает самую мысль, выражаю-щуюся в «мщении и убийстве», то Вронский -- целиком во власти суровых и жестоких чувств: «Я, как человек,-- сказал Вронский.-- тем хорош, что жизнь для меня ни-чего не стоит»; «Да, я как орудие могу годиться на что-нибудь, но как человек я -- развалина».

Одна из магистральных линий романа связана с Ка-рениным. Это «государственный человек»

Толстой указывает на возможность просветления души Каренина в критические моменты жизни, как это было в дни болезни Анны, когда он вдруг избавился от «сме-шения понятий» и постиг «закон добра». Но это просвет-ление длилось недолго. Каренин ни в чем но может найти точки опоры. «Положение мое тем ужасно, что я не на-хожу нигде, в самом себе не нахожу точки опоры».

Сложную задачу представлял для Толстого характер Облонского. В нем нашли свое выражение многие корен-ные черты русской жизни второй половины XIX в. С барской широтой расположился Облонский в романе. Один его обед растянулся на две главы. Гедонизм Облон-ского, его равнодушие ко всему, кроме того, что может принести ему удовольствие, является характерной чертой психологии целого сословия, клонящегося к упадку. «Надо одно из двух: или признавать, что настоящее устрой-ство общества справедливо, и тогда отстаивать свои пра-ва; или признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и делаю, и пользоваться ими с удовольствием» (19, 163). Облонский достаточно умен, чтобы видеть социальные противоречия своего времени; он даже считает, что устройство общества несправедливо.

Жизнь Облонского протекает в границах «закона», и он вполне доволен своей жизнью, хотя давно признал про себя, что пользуется «несправедливыми преимущест-вами». Его «здравый смысл» представляет собой предрас-судок целого сословия и является оселком, на котором оттачивается мысль Левина.

Своеобразие «широкого и свободного романа» заклю-чается в том, что фабула теряет здесь свое организующее влияние на материал. Сцена на станции железной дороги завершает трагическую историю жизни Анны (гл. XXXI, часть седьмая).

В романе Толстого искали фабулу и не находили ее. Одни утверждали, что роман уже окончен, другие уве-ряли, что его можно продолжать до бесконечности. В «Ан-не Карениной» сюжет и фабула не совпадают. Фабульные положения, даже будучи исчерпанными, не мешают даль-нейшему развитию сюжета, который имеет свою собствен-ную художественную завершенность и движется от воз-никновения к разрешению конфликта.

Толстой только в начале седьмой части «познакомил» двух основных героев романа -- Анну и Левина. Но это знакомство, чрезвычайно важное в сюжетном отношении, не изменило фабульного течения событий. Писатель пы-тался вообще отбросить понятие фабулы: «Связь построй-ки сделана не на фабуле и не на отношениях (знакомстве) лиц, а па внутренней связи» .

Толстой писал не просто роман, а «роман жизни». Жанр «широкого и свободного романа» снимает ограни-чения замкнутого развития сюжета в рамках закончен-ной фабулы. Жизнь не вмещается в схему. Сюжетные круги в романе располагаются таким образом, что внимание сосредоточивается на моральном и социальном стержне произведения.

Сюжетом «Анны Карениной» является «история души человеческой», которая вступает в роковой поединок с предрассудками и законами своей эпохи; одни не выдер-живают этой борьбы и гибнут (Анна), другие «под угро-зой отчаяния» приходят к сознанию «народной правды» и путей обновления общества (Левин).

Принцип концентрического расположения сюжетных кругов -- характерная для Толстого форма выявления внутреннего единства «широкого и свободного романа». Незримый «замок» -- общий взгляд автора на жизнь, естественно и свободно трансформирующийся в мысли и чувства героев, «сводит своды» с безукоризненной точ-ностью.

Своеобразие «широкого и свободного романа» прояв-ляется не только в том, как строится сюжет, но и в том, какую архитектуру, какую композицию избирает писа-тель.

Необычность композиции романа «Анна Каренина» многим казалась особенно странной. Отсутствие логически завершенной фабулы делало и композицию романа не-привычной. В 1878 г. проф. С. А. Рачинский писал Тол-стому: «Последняя часть произвела впечатление охла-ждающее не потому, чтобы она была слабее других (на-против, она исполнена глубины и тонкости), но по ко-ренному недостатку в построении всего романа. В нем нет архитектуры. В нем развиваются рядом, и развива-ются великолепно, две темы, ничем не связанные. Как обрадовался я знакомству Левина с Анною Карениной.-- Согласитесь, что это один из лучших эпизодов романа. Тут представлялся случай связать все нити рассказа и обеспечить за ними целостный финал. Но вы не захо-тели -- бог с вами. «Анна Каренина» -- все-таки остается лучшим из современных романов, а вы -- первым из современных писателей».

Ответное письмо Толстого проф. С. А. Рачинскому чрезвычайно интересно, так как содержит определение характерных особенностей художественной формы романа «Анна Каренина». Толстой настаивал на том, что судить о романе можно, лишь исходя из его «внутреннего со-держания». Он считал, что мнение критика о романе «неверно»: «Я горжусь, напротив, архитектурой,-- пи-сал Толстой.-- Своды сведены так, что нельзя заметить, где замок. И об этом я более всего старался» (62, 377).

В строгом смысле слова в «Анне Карениной» нет эк-спозиции. По поводу пушкинского отрывка «Гости съежались на дачу» Толстой говорил: «Вот как надо начи-нать. Пушкин наш учитель. Это сразу вводит чита-теля в интерес самого действия. Другой бы стал описывать гостей, комнаты, а Пушкин прямо приступает к делу».

В романе «Анна Каренина» с самого начала внимание направлено на события, в которых и проясняются ха-рактеры героев.

Афоризм -- «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-свое-му» -- это философское вступление к роману. Второе (событийное) вступление заключено в одну единственную фразу: «Все смешалось в доме Облонских». И, наконец, следующая фраза дает завязку действия и определяет конфликт. Случайность, открывшая неверность Облон-ского, влечет за собой цепь необходимых следствий, составляющих фабульную линию семейной драмы.

Главы романа расположены циклами, между которыми существует тесная связь как в тематическом, так и в сю-жетном отношениях. Каждая часть романа имеет свой «узел идеи». Опорными пунктами композиции являются сюжетно-тематические центры, последовательно сменяю-щие друг друга.

В первой части романа циклы образуются в связи с конфликтами в жизни Облонских (гл. I--V), Левина (гл. VI--IX), Щербацких (гл. XII--XVI). Развитие действия определено событиями, вызванными приездом Анны Карениной в Москву (гл. XVII--XXIII), решением Левина уехать в деревню (гл. XXIV--XXVII) и возвра-щением Анны в Петербург, куда за ней последовал Врон-ский (гл. ХХУШ-ХХХ1У).

Эти циклы, следуя один за другим, постепенно рас-ширяют сферу действия романа, обнаруживая закономер-ности развития конфликтов. Толстой выдерживает со-размерность циклов по объему. В первой части каждый цикл занимает пять-шесть глав, имеющих свои «границы содержания». Это создает ритмичность смены эпизодов и сцен.

Первая часть представляет собой один из замечатель-нейших примеров «крутой романической завязки». Ло-гика событий, нигде не нарушающая правды жизни, при-водит к резким и неизбежным переменам в судьбах героев. Если до приезда Анны Карениной Долли была несчастна, а Кити счастлива, то после появления Анны в Москве «все смешалось»: стало возможным примирение Облон-ских -- счастье Долли, и неотвратимо приблизился раз-рыв Вронского с Кити -- несчастье княжны Щербацкой. Завязка романа строится на основе крупных перемен в жизни героев и захватывает самый смысл их бытия.

Сюжетно-тематический центр первой части романа -- изображение «путаницы» семейных и общественных отношений, превращающих жизнь мыслящего человека в мучение и вызывающих желание «уйти изо всей мер-зости, путаницы, и своей, и чужой». На этом основано «сцепление идей» в первой части, где завязывается узел дальнейших событий.

Вторая часть имеет свой сюжетно-тематический центр. Это -- «пучина жизни», перед которой в смятении оста-навливаются герои, пытаясь освободиться от «путаницы». Действие второй части с самого начала приобретает дра-матический характер. Круги событий здесь более широ-кие, чем в первой части. Смена эпизодов идет в более быстром темпе. В каждый цикл входит по три-четыре главы. Действие переносится из Москвы в Петербург, из Покровского в Красное Село и Петергоф, из России в Германию.

Кити, пережившая крушение своих надежд, после разрыва с Вронским, уезжает на «немецкие воды» (гл. I--III). Отношения Анны и Вронского становятся все более открытыми, неприметно подвигая героев к пучине (гл. IV--VII). Первым увидел «пучину» Каренин, но его попытки «предостеречь» Анну оказались тщетными (гл. VШ-Х)

Из светских салонов Петербурга действие третьего цикла переносится в имение Левина -- Покровское. С на-ступлением весны он особенно ясно чувствовал влияние на жизнь «стихийной силы» природы и народного быта (гл. XII--XVII). Хозяйственным заботам Левина про-тивопоставлена светская жизнь Вронского. Он добивается успеха в любви и терпит поражение на скачках в Красном Селе (гл. ХVШ-ХХV).

Начинается кризис в отношениях Анны и Каренина. Неизвестность рассеивается, и становится неизбежным разрыв семейных связей (гл. XXVI--XXIX). Финал второй части возвращает внимание к началу -- к судьбе Кити. Она постигла «всю тяжесть этого мира горя», но обрела новые силы для жизни (гл. XXX--XXXV).

Мир в семействе Облонских вновь был нарушен. «Спайка, сделанная Анной, оказалась непрочна, и семей-ное согласие надломилось опять в том же месте». «Пучина» поглощает не только семью, но и все достояние Облон-ского. Сосчитать деревья перед совершением купчей с Рябининым для него так же трудно, как «измерить океан глубокий, сочесть пески, лучи планет». Рябинин покупает лес за бесценок. Почва уходит из-под ног Облонского. Жизнь «вытесняет праздного человека».

Левин видит «со всех сторон совершающееся обедне-ние дворянства». Он еще склонен приписывать это явле-ние нераспорядительности, «невинности» таких хозяев, как Облонский. Но самая повсеместность этого процесса кажется ему загадочной. Попытки Левина сблизиться с народом, понять законы и смысл патриархального быта еще не увенчались успехом. Он останавливается в недоу-мении перед «стихийной силой», которая «постоянно про-тивилась ему». Левин полон решимости бороться против этой «стихийной силы». Но, по мнению Толстого, силы не равны. Левин должен будет сменить дух борьбы на дух смирения.

Любовь Анны переполняла Вронского чувством «тще-славного успеха». Он был «горд и самодовлеющ». Желание его осуществилось, «обворожительная мечта счастья» сбы-лась. Глава XI с ее «ярким реализмом», построена на поразительном сочетании противоположных чувств радо-сти и горя, счастья и отвращения. «Все кончено»,-- го-ворит Анна; несколько раз повторяется слово «ужас», и все настроение героев выдержано в духе безвозвратного погружения в бездну: «Она чувствовала, что в эту минуту не могла выразить словами того чувства стыда, радости и ужаса перед этим вступлением в новую жизнь».

Неожиданный поворот событий смутил Каренина своей алогичностью и непредвиденностью. Его жизнь всегда подчинялась неизменным и точным понятиям. Теперь Каренин «стоял лицом к лицу с чем-то нелогичным и бестол-ковым и не знал, что делать». Каренину приходилось размышлять только над «отражениями жизни». Там вес было ясным. «Теперь он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, спокойно прошедший над пропастью по мосту и вдруг увидавший, что этот мост разобран и что там -- пучина. Пучина эта была -- сама жизнь, мост -- та искусственная жизнь, которую прожил Алексей Александрович»[ 18, 151].

«Мост» и «пучина», «искусственная жизнь» и «сама жизнь» -- в этих категориях выявляется внутренний кон-фликт. Символика обобщающих образов, дающих проро-ческое указание на будущее, гораздо яснее, чем в первой части. Это не только весна в Покровском и скачки в Красном Селе.

Герои во многом переменились, вступили в новую жизнь. Во второй части романа закономерно появляется образ корабля в открытом море, как символ жизни со-временного человека. Вронский и Анна «испытывали чувство, подобное чувству мореплавателя, видящего по компасу, что направление, по которому он быстро дви-жется, далеко расходится с надлежащим, но что остано-вить движение не в его силах, что каждая минута удаля-ет его все больше и больше от должного направления и что признаться себе в отступлении -- все равно, что при-знаться в погибели» .

Вторая часть романа обладает внутренним единством, несмотря на все различие и контрастную смену сюжетных эпизодов. То, что для Каренина было «пучиной», то для Анны и Вронского стало «законом любви», а для Левина сознанием своей беспомощности перед «стихийной силой». Как бы далеко ни расходились события романа, они груп-пируются вокруг единого сюжетно-тематического центра.

Третья часть романа изображает героев после пережи-того ими кризиса и накануне решительных событий. Главы объединяются в циклы, которые могут быть подразделены на периоды. Первый цикл состоит ил двух периодов: Левин и Кознышев в Покровском (. I--VI) и поездка Левина в Ергушево (гл. VII--ХII). Второй цикл посвящен отношениям Анны и Каренина (гл. XIII-- XVI), Анны и Вронского (гл. XVII--XXIII). Третий цикл вновь возвращает внимание к Левину и разделяется на два периода: поездка Левина к Свияжскому (гл. XXV-- XXVIII) и попытка Левина создать новую «науку хо-зяйства» (гл. ХХIХ-ХХХП).

Четвертая часть романа состоит из трех основных циклов: жизнь Карениных в Петербурге (гл. I--V), встреча Левина и Кити в Москве в доме Облонских (гл. VII--XVI); последний цикл, посвященный взаимоотно-шениям Анны, Вронского и Каренина, имеет два периода: счастье прощения» (гл. XVII--XIX) и разрыв (гл. XX-- XXIII).

В пятой части романа в центре внимания -- судьбы Анны и Левина. Герои романа достигают счастья и из-бирают свой путь (отъезд Анны и Вронского в Италию, женитьба Левина на Кити). Жизнь переменилась, хотя каждый из них остался самим собой. «Совершился пол-ный разрыв со всею прежнею жизнью, и начиналась со-вершенно другая, новая, совершенно неизвестная жизнь, в действительности же продолжалась старая» .

Сюжетно-тематический центр представляет собой об-щую концепцию данного сюжетного состояния. В каждой части романа есть повторяющиеся слова -- образы и по-нятия,-- представляющие собой ключ к идейному смыс-лу произведения. «Пучина» появляется во второй части романа как метафора жизни, а потом проходит через множество понятийных и образных трансформаций. Слово «путаница» было ключевым для первой части романа, «паутина лжи» -- для третьей, «таинственное общение» -- для четвертой, «избрание пути» -- для пятой. Эти по-вторяющиеся слова указывают направление авторской мысли и могут служить «нитью Ариадны» в сложных переходах «широкого и свободного романа».

Архитектура романа «Анна Каренина» отличается ес-тественностью расположения всех соединенных между собою конструктивных частей. Есть несомненный смысл в том, что композицию романа «Анна Каренина» сравни-вали с архитектурным строением. И. Е. Забелин, харак-теризуя черты самобытности в русском зодчество, писал о том, что издавна на Руси дома, дворцы и храмы «устраи-вались не по тому плану, который заранее придумывается и чертится на бумаге, и по сооружении здания редко вполне отвечал всем настоящим потребностям хозяина.

Строились больше всего по плану самой жизни и вольному начертанию самого обихода строителей, хотя всякое отдельное строение всегда исполнялось по чертежу.

Эта характеристика, относящаяся к архитектуре, ука-зывает на одну из глубоких традиций, питавших русское искусство. От Пушкина до Толстого роман XIX в. воз-никал и развивался как «энциклопедия русской жизни». Свободное движение сюжета вне стеснительных рамок условной фабулы определяло своеобразие композиции: «линиями размещения построек своенравно управляла сама жизнь».

А. Фет сравнивал Толстого с мастером, который до-бивается «художественной цельности» и «в простой сто-лярной работе». Толстой строил круги сюжетного дви-жения и лабиринт композиции, «сводил своды» романа с искусством великого зодчего.

Глава 2. Художественное своеобразие романа «Анна Каренина»

Роман «Валькирия» был написан в 1991 году. В романе описывается Древняя Русь второй половины IX века, прихода к власти князя Рюрика, приход варяжских воевод для защиты земель...

Жанр экспериментального романа в творчестве Джона Фаулза на примере романов "Волхв" ("The Magus") и "Женщина французского лейтенанта" ("The French Lieutenant’s woman")

Весь материал романа оформлен с помощью сюжета. Э. М. Форстер называл этот важнейший из элементов "повествованием о событиях с упором на причинно - следственные связи". Под этим он подразумевал, что все события в сюжете связаны друг с другом...

Критики о романе Л.Н. Толстого "Анна Каренина"

Толстой назвал «Анну Каренину» «романом широким и свободным» , воспользовавшись термином Пуш-кина «свободный роман». Это ясное указание на жанровые истоки произведения...

Литература XIX-XX века

Любое литературное творение - это художественное целое. Таким целым может быть не только одно произведение (стихотворение, рассказ, роман…), но и литературный цикл, то есть группа поэтических или прозаических произведений...

Сюжет романа довольно прост, в нем отсутствует развлекательное, авантюрное начало, свойственное старым средневековым романам...

Метафора сна в романе Цао Сюэциня "Сон в красном тереме"

На композиционную структуру романа оказали влияние и традицион-ные законы жанра. Цао Сюэцинь пользуется приемом сопоставления разных по статусу героев, сопряжения однотипных героев, используя прием «парных жизнеописаний», он «привозит»...

Новелла Проспера Мериме "Кармен"

Новелла Мериме, крупнейшего мастера новеллистического жанра в реализме XIX века, имеет ряд интересных композиционных и стилистических особенностей. Мериме - мастер психологической новеллы, в центре его внимания - внутренний мир человека...

Особенности психологического мастерства Островского в драме "Бесприданница"

Пьесу «Бесприданница» Островский начал в 1874 году, закончил же только в 1878-м. Такой продолжительный срок работы над вещью, вообще не характерный для драматурга, дает повод думать...

Поэтика романов Гайто Газданова

Гайто Газданов буквально ворвался в эмигрантскую литературу романом «Вечер у Клэр», вышедшим в Париже отдельной книгой в декабре 1929 года. Если бы Гайто спросили, какой год считать в его жизни звездным...

Роман Владимира Богомолова "Момент истины (В августе сорок четвёртого)"

"В августе сорок четвёртого" - роман Владимира Богомолова, написанный в 1973 году. Другое название романа - "Момент истины" (Момент истины - момент получения от захваченного агента сведений...

Сравнительный анализ "Пиноккио" К. Коллоди и "Золотой ключик, или Приключения Буратино" А.Н. Толстого

Основу сюжета составляет борьба Буратино (burattino - по-итальянски "кукла") и его друзей с Карабасом-Барабасом, Дуремаром, лисой Алисой, котом Базилио. На первый взгляд. кажется, что борьба идет за овладение золотым ключиком...

Любое из произведений такого автора как Джулиан Барнс достойно самого глубокого осмысления, однако роман «Англия, Англия» стоит особняком, так как столь популярные в наше время темы национальной и исторической памяти, подлинников и копий...

Сюжетно-композиционная структура романа Джулиана Барнса "Англия, Англия"

Композиция художественного произведения зависит от его жанра. Роман Джулиана Барнса «Англия, Англия» в работах исследователей не имеет однозначность толкования. Его жанр определяют и как антиутопию, и как феминистический...

1 слайд

Жанр, сюжет и композиция романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина» Презентацию подготовили ученицы 10 класса «А» ГБОУ СОШ №1368 Байкалова Анастасия и Куманькова Злата

2 слайд

Своеобразие жанра Жанр: роман. Своеобразие жанра «Анны Карениной» состоит в том, что в романе этом объединены черты, свойственные нескольким видам романного творчества. Он заключает в себе, прежде всего особенности, характеризующие семейный роман. История нескольких семей, семейные отношения и конфликты выдвинуты здесь на первый план. Не случайно Толстой подчеркивал, что при создании «Анны Карениной» им владела мысль семейная, в то время как, работая над «Войной и миром», он хотел воплотить мысль народную. Но вместе с тем «Анна Каренина» -- это не только семейный роман, но и роман социальный, психологический, произведение, в котором история семейных отношений тесно соединяется с изображением сложных общественных процессов, а обрисовка судеб героев неотделима от глубокого раскрытия их внутреннего мира.

3 слайд

Своеобразие жанра Показывая движение времени, характеризуя становление нового социального порядка, образ жизни и психологию различных слоев общества, Толстой придавал своему роману черты эпопеи. Воплощение семейной мысли, социально-психологическое повествование, черты эпопеи -- это не отдельные «слои» в романе, а те начала, которые предстают в своем органическом синтезе. И так же как социальное постоянно проникает в обрисовку личных, семейных отношений, так изображение индивидуальных стремлений героев, их психологии во многом обусловливает эпопейные черты романа. Сила созданных в нем характеров определена яркостью воплощения в них своего, личного и одновременно выразительностью раскрытия тех социальных связей и отношений, в которых они существуют.

4 слайд

Своеобразие жанра Блистательное мастерство Толстого в «Анне Карениной» вызвало восторженную оценку выдающихся современников писателя. «Граф Лев Толстой, -- писал В.Стасов, -- поднялся до такой высокой ноты, какой еще никогда, не брала русская литература. Даже у самих Пушкина и Гоголя любовь и страсть не были выражены с такой глубиною и поразительною правдой, как теперь у Толстого». В.Стасов отмечал, что писатель умеет «чудною скульпторскою рукою вылепить такие типы и сцены, которых до него никто не знал в целой нашей литературе... «Анна Каренина» останется светлой, громадной звездой навеки веков!». Не менее высоко оценивал «Каренину» и Достоевский, рассматривавший роман со своих идейных и творческих позиций. Он писал: «Анна Каренина» есть совершенство как художественное произведение... и такое, с которым ничто подобное из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться».

5 слайд

Сюжет и композиция романа Толстой назвал «Анну Каренину» «романом широким и свободным», воспользовавшись термином Пушкина «свободный роман». Это ясное указание на жанровые истоки произведения. «Широкий и свободный роман» Толстого отличен от «свободного романа» Пушкина. В «Анне Карениной» нет, например, лирических, философских или публицистических авторских отступлений. Но между романом Пушкина и романом Толстого есть несомненная преемственная связь, которая проявляется и в жанре, и в сюжете, и в композиции.

6 слайд

Сюжет и композиция романа В романе «Анна Каренина» с самого начала внимание направлено на события, в которых и проясняются характеры героев. Афоризм - «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-свое му» - это философское вступление к роману. Второе (событийное) вступление заключено в одну единственную фразу: «Все смешалось в доме Облонских». И, наконец, следующая фраза дает завязку действия и определяет конфликт. Случайность, открывшая неверность Облонского, влечет за собой цепь необходимых следствий, составляющих фабульную линию семейной драмы.

7 слайд

Сюжет и композиция романа Главы романа расположены циклами, между которыми существует тесная связь как в тематическом, так и в сюжетном отношениях. Каждая часть романа имеет свой «узел идеи». Опорными пунктами композиции являются сюжетно-тематические центры, последовательно сменяю щие друг друга. В первой части романа циклы образуются в связи с конфликтами в жизни Облонских (гл. I-V), Левина (гл. VI-IX), Щербацких (гл. XII-XVI). Развитие действия определено" событиями, вызванными приездом Анны Карениной в Москву (гл. XVII-XXIII), решением Левина уехать в деревню (гл. XXIV-XXVII) и возвра щением Анны в Петербург, куда за ней последовал Врон ский (гл. ХХУШ-ХХХ1У). Эти циклы, следуя один за другим, постепенно рас ширяют сферу действия романа, обнаруживая закономер ности развития конфликтов. Толстой выдерживает со размерность циклов по объему. В первой части каждый цикл занимает пять-шесть глав, имеющих свои «границы содержания». Это создает ритмичность смены эпизодов и сцен.

8 слайд

Сюжет и композиция романа Первая часть представляет собой один из замечатель нейших примеров «крутой романической завязки». Логика событий, нигде не нарушающая правды жизни, при водит к резким и неизбежным переменам в судьбах героев. Если до приезда Анны Карениной Долли была несчастна, а Кити счастлива, то после появления Анны в Москве «все смешалось»: стало возможным примирение Облонских - счастье Долли, и неотвратимо приблизился раз рыв Вронского с Кити - несчастье княжны Щербацкой. Завязка романа строится на основе крупных перемен в жизни героев и захватывает самый смысл их бытия. Сюжетно-тематический центр первой части романа - изображение «путаницы» семейных и общественных отношений, превращающих жизнь мыслящего человека в мучение и вызывающих желание «уйти изо всей мер зости, путаницы, и своей, и чужой». На этом основано «сцепление идей» в первой части, где завязывается узел дальнейших событий.

9 слайд

Сюжет и композиция романа Вторая часть имеет свой сюжетно-тематический центр. Это - «пучина жизни», перед которой в смятении оста навливаются герои, пытаясь освободиться от «путаницы». Действие второй части с самого начала приобретает дра матический характер. Круги событий здесь более широ кие, чем в первой части. Смена эпизодов идет в более быстром темпе. В каждый цикл входит по три-четыре главы. Действие переносится из Москвы в Петербург, из Покровского в Красное Село и Петергоф, из России в Германию.

10 слайд

Сюжет и композиция романа Третья часть романа изображает героев после пережитого ими кризиса и накануне решительных событий. Главы объединяются в циклы, которые могут быть подразделены на периоды. Первый цикл состоит ил двух периодов: Левин и Кознышев в Покровском (. I-VI) и поездка Левина в Ергушево (гл. VII-ХII). Второй цикл посвящен отношениям Анны и Каренина (гл. XIII- XVI), Анны и Вронского (гл. XVII-XXIII). Третий цикл вновь возвращает внимание к Левину и разделяется на два периода: поездка Левина к Свияжскому (гл. XXV- XXVIII) и попытка Левина создать новую «науку хозяйства» (гл. ХХIХ-ХХХП).

11 слайд

Сюжет и композиция романа Четвертая часть романа состоит из трех основных циклов: жизнь Карениных в Петербурге (гл. I-V), встреча Левина и Кити в Москве в доме Облонских (гл. VII-XVI); последний цикл, посвященный взаимоотно шениям Анны, Вронского и Каренина, имеет два периода: счастье прощения» (гл. XVII-XIX) и разрыв (гл. XX- XXIII). В пятой части романа в центре внимания - судьбы Анны и Левина. Герои романа достигают счастья и из бирают свой путь (отъезд Анны и Вронского в Италию, женитьба Левина на Кити). Жизнь переменилась, хотя каждый из них остался самим собой. «Совершился полный разрыв со всею прежнею жизнью, и начиналась совершенно другая, новая, совершенно неизвестная жизнь, в действительности же продолжалась старая» .

12 слайд

Сюжет и композиция романа Сюжетно-тематический центр представляет собой общую концепцию данного сюжетного состояния. В каждой части романа есть повторяющиеся слова - образы и понятия,- представляющие собой ключ к идейному смыслу произведения. «Пучина» появляется во второй части романа как метафора жизни, а потом проходит через множество понятийных и образных трансформаций. Слово «путаница» было ключевым для первой части романа, «паутина лжи» - для третьей, «таинственное общение» - для четвертой, «избрание пути» - для пятой. Эти по вторяющиеся слова указывают направление авторской мысли и могут служить «нитью Ариадны» в сложных переходах «широкого и свободного романа». Архитектура романа «Анна Каренина» отличается ес тественностью расположения всех соединенных между собою конструктивных частей. Есть несомненный смысл в том, что композицию романа «Анна Каренина» сравни вали с архитектурным строением. И. Е. Забелин, харак теризуя черты самобытности в русском зодчество, писал о том, что издавна на Руси дома, дворцы и храмы «устраи вались не по тому плану, который заранее придумывается и чертится на бумаге, и по сооружении здания редко вполне отвечал всем настоящим потребностям хозяина. Строились больше всего по плану самой жизни и вольному начертанию самого обихода строителей, хотя всякое отдельное строение всегда исполнялось по чертежу.

Сюжет и композиция

Одно из первых, самых ранних определений сюжета «Анны Карениной» сохранилось в письме С. А. Толстой: «Сюжет романа - неверная жена и вся драма, происшедшая от этого». В первоначальных набросках круг событий охватывал замкнутую и относительно небольшую область частной жизни. «Замысел такой частный, - говорил Толстой. - И успеха большого не может и не должно быть» (62, 142).

Творческая история «Анны Карениной» свидетельствует о том, что первоначальный замысел на определенной стадии работы уступал место более широкой художественной концепции. «Я часто сажусь писать одно, - признавался Толстой, - и вдруг перехожу на более широкие дороги: сочинение разрастается». Черновики его произведений - следы огромной работы художника, который перешагнул через горы вариантов, чтобы достигнуть единственно верного решения своей темы.

В первоначальной формуле: «неверная жена и вся драма, происшедшая от этого», нет ничего, что было бы характерно именно для Толстого. Это определение применимо к великому множеству романов, построенных на сюжете о неверной жене. «Сделать эту женщину только жалкой и невиноватой», - так определил Толстой свою творческую задачу, по-своему в нравственном плане сформулировав иначе тот же сюжет.

Сама проблема вины получает в романе не только нравственный, но и сюжетный, исторический смысл. Именно в 70-е годы, как это заметил Н. К. Михайловский, появился в литературе тип «кающегося дворянина». Наиболее чистым и законченным воплощением этого явления был Толстой. Естественно поэтому, что и в своем романе он раздумывал над психологией человека, сознавшего или сознающего свою вину, даже если он «без вины виноват»…

«Мне, главное, чувствовать, что я не виноват», - говорит Левин. «Я не виновата, что бог меня создал такой, что мне нужно жить и любить», - восклицает Анна. У каждого из них есть множество оправданий, но слово «вина» не сходит у них с языка. И в этом они тоже очень похожи друг на друга.

Анна оправдывает себя, вспоминая о брошенном доме, но все ее воспоминания служат ей упреком - и она ставит в вину Каренину «все, что только могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего за ту страшную вину, которою она была перед ним виновата».

Пробуждение собственного чувства виновности Толстой считал более важным, чем «судебное» давление обвинений и обличений. Такая точка зрения очень характерна для Толстого.

В набросках романа «Сто лет», над которым Толстой работал перед тем как приступить к «Анне Карениной», уже есть размышления о «законе добра», который положен в основу романа о неверной жене «и всей драме, происшедшей от этого».

«Везде и всегда, куда ни посмотришь, - пишет Толстой, - борьба, несмотря на угрожающую смерть, - борьба между слепым стремлением к удовлетворению страстей, вложенных в человека, между похотью и требованием закона добра, попирающего смерть и дающего смысл человеческой жизни…» (17, 228). Эти слова не пропали в творческой лаборатории Толстого.

Первоначально они не имели прямого отношения к «Анне Карениной». Но когда этот роман был написан, они стали объяснением его внутреннего психологического смысла, того, как сам Толстой понимал борьбу между «силой зла» - «слепым стремлением к удовлетворению страстей, вложенных в человека», - и «законом добра».

В эпическом произведении, где все герои захвачены «потоком жизни», Толстой не искал «виноватых», потому что видел бесконечное множество причин и оправданий каждого поступка и каждого слова. «Судить людей я не буду, - говорил он в тех же набросках романа «Сто лет». - Я буду описывать только борьбу между похотью и совестью как частных лиц, так и лиц государственных…» (17, 229).

Отсюда был уже один шаг до эпиграфа к «Анне Карениной»: «Мне отмщение, и Аз воздам», что означает прежде всего именно то, что уже сказал Толстой: «Судить людей я не буду». Он принимает на себя роль правдивого летописца, «беспристрастного, как судьба».

Среди героев романа нет ни одного «злодея», нет и безупречно-добродетельных персонажей. Все они не свободны в своих делах и мнениях, потому что результаты их усилий осложняются противоборствующими стремлениями и не совпадают с первоначальными целями.

Так создается эпическая, детерминированная картина жизни. «Всякий человек, - пишет Толстой в «Анне Карениной», - зная до малейших подробностей всю сложность условий, его окружающих, невольно предполагает, что сложность этих условий и трудность их уяснения есть только его личная, случайная особенность, и никак не думает, что другие окружены такою же сложностью своих личных условий, как и он сам».

Поэтому они так часто ошибаются в своих суждениях друг о друге и даже склонны бывают считать, «что та жизнь, которую он сам ведет, есть одна настоящая жизнь, а которую ведет приятель, есть только призрак». Герои Толстого, захваченные эпическим потоком, как бы не ведают, что творят. И над всей сумятицей и неурядицей их жизни спокойно парит «высшая сила», которая и оказывается возмездием. «Во всем предел, во всем возмездие, его же не прейдеши», - говорил Толстой (48, 118).

Трагедия Каренина состояла в том, что Анна вдруг стала для него непонятной. «Та глубина ее души, всегда прежде открытая перед ним, была закрыта от него». И сама Анна как бы понимает его новое положение. Она «прямо как бы говорила ему: «Да, закрыта, и это так должно быть и будет вперед».

«Теперь, - пишет Толстой о Каренине, - он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, возвратившийся домой и находящий дом свой запертым». Впрочем, Каренин не терял надежду… «Может быть, ключ еще найдется», - думал Алексей Александрович».

Метафора дома и ключа повторяется в романе в разных планах. Значение этой метафоры яснее всего раскрыто в рассказе о Сереже. «Ему было девять лет, - пишет Толстой, - он был ребенок; но душу свою он знал, она была дорога ему, он берег ее, как веко бережет глаз, и без ключа любви никого не пускал в свою душу».

Дом, ключ, душа, любовь - эти понятия в романе Толстого переходят друг в друга. Каренин был оскорблен и сбит с толку тем, что произошло в его доме. Он решает, «что все в мире зло». И решает это зло покарать своей волей.

Так возникает в душе Каренина «желание, чтоб она (Анна) не только не торжествовала, но получила возмездие за свое преступление». Правда, он чувствовал, что сам он не столь безупречен, чтобы судить Анну. Но все же мстительное чувство захватывало и его.

Это был для Толстого один из важнейших нравственных узлов романа. Здесь дело заключалось не только в логике характеров и событий, составляющих сюжет книги, но и в общем взгляде на проблему вины и оправдания. В нашей критике стало уже бесспорным, что эпиграф толстовского романа связан по своему происхождению с книгой А. Шопенгауэра «Мир как воля и представление».

Эту книгу переводил на русский язык А. Фет. Толстой читал ее и в переводе и в подлиннике. «Никакой человек, - пишет Шопенгауэр, - не уполномочен выступать в виде чисто морального судьи и воздаятеля и наказывать поступок другого болью, которую он ему причиняет. Следовательно, налагать ему за это покаяние - это было бы скорее в высшей степени заносчивая самонадеянность; отсюда библейское: «Мне отмщение, и Аз воздам».

«Их будет судить бог, а не мы», - говорится в романе об Анне и Вронском. Но богом для Толстого была сама жизнь, а также тот нравственный закон, который «заключен в сердце каждого человека».

Фет прекрасно понимал мысль Толстого. В начале своей статьи о романе «Анна Каренина» он поставил стихи Шиллера:

Закон природы смотрит сам

За всем…

И это вполне отвечало внутренней природе романа Толстого, его философскому и художественному смыслу.

Толстой не признавал за графиней Вронской и всей «светской чернью», уже приготовившей «комки грязи», права быть судьями Анны Карениной. Возмездие пришло не от них. В одной из своих поздних книг, созданных после «Анны Карениной», Толстой пишет: «Много худого люди делают себе и друг другу только оттого, что слабые, грешные люди взяли на себя право наказывать других людей. «Мне отмщение, и Аз воздам». Наказывает только бог, и то только через самого человека» (44, 95).

Последняя фраза является переводом («наказывает только бог») и толкованием («и то только через самого человека») древнего библейского изречения, которое Толстой взял эпиграфом к своему роману. Графиня Вронская говорит Кознышеву об Анне Карениной: «Да, она кончила, как и должна была кончить такая женщина… Даже смерть она выбрала подлую, низкую». - «Не нам судить, графиня, - со вздохом сказал Сергей Иванович, - но я понимаю, как для вас это было тяжело».

В романе логика событий складывается таким образом, что возмездие следует по пятам за героями. Толстой задумывается над нравственной ответственностью человека за каждое свое слово и каждый поступок. И мысль эпиграфа состоит как бы из двух понятий: «нет в мире виноватых» и «не нам судить». Оба эти понятия совершенно отвечали внутренней природе эпического мышления Толстого.

Каренин при встрече с адвокатом, слугой закона, почувствовал ненадежность юридического суда над Анной Карениной. Возмездие, по мысли Толстого, было в ее душе. Еще в начале романа Анна как бы случайно роняет фразу: «Нет, я не брошу камня». А сколько камней было брошено в нее! Только Левин понял ее и подумал: «Какая удивительная милая и жалкая женщина».

В стихотворении Лермонтова «Оправдание» есть строки, очень близкие к внутреннему смыслу романа: «Но пред судом толпы лукавой // Скажи, что судит нас иной // И что прощать святое право // Страданьем куплено тобой».

Если желание суда и осуждения принадлежит «светской черни», то «святое право» прощения принадлежит народу. В черновиках эпилога «Анны Карениной» сказано: «Унижениями, лишениями всякого рода им (народом) куплено дорогое право быть чистым от чьей бы то ни было крови и от суда над ближними» (20, 555). История Анны Карениной была для Толстого поводом для более широкой постановки проблемы вины, осуждения и воздаяния.

Эпиграфом Толстой лишь указывал на первоисточник той мысли, которая не раз в русской литературе звучала как напоминание о «грозном судии» истории, терпеливо ожидающем своего часа. Так, Лермонтов напоминал о нем «наперсникам разврата». Так, Толстой обращался к нему, разоблачая тайны своего времени.

Идея возмездия и воздаяния отнесена не только и даже не столько к истории Анны и Вронского, сколько ко всему обществу, которое нашло в лице Толстого своего строгого бытописателя. Он ненавидел «грех», а не «грешника» и открывал смысл ненависти к «грешнику» при тайной любви к «греху».

Исходя из самых отвлеченных начал «нравственности», глядя на жизнь «с точки зрения вечности», Толстой создал произведение, проникнутое острым пониманием исторических и социальных закономерностей своей эпохи. «Толстой указывает на «Аз воздам», - пишет Фет в своей статье об «Анне Карениной», - не как на розгу брюзгливого наставника, а как на карательную силу вещей». Толстому была хорошо известна эта по существу внерелигиозная, а именно историческая и психологическая трактовка идеи возмездия в его романе. И он был с ней вполне согласен. «Сказано все то, что я хотел сказать», - заметил он по поводу статьи Фета об «Анне Карениной» (62, 339).

Изображение «золоченой молодежи» в лице Вронского и «сильных мира сего» в лице Каренина не могло не вызвать негодования «действительных тайных советников». Сочувствие к народной жизни, воплощенное в Левине, также не пробуждало восторга у «настоящих светских людей». «А, небось, чуют они, - писал Толстому Фет, - что этот роман есть строгий неподкупный суд всему нашему строю жизни».

Но тогда и эпиграф получает новое, социальное значение как указание на приближающийся «страшный суд» над целым строем жизни, что вполне соответствует природе толстовского «яркого реализма» и его прозорливому взгляду в будущее.

В романах Толстого первостепенное значение имеет характер героя. В соответствии с характером определяется и круг событий, то есть фабула произведения. Если сюжет есть «история души человеческой», развитие характера и внутренняя связь конфликтов, то фабула представляет собой внешнюю группировку лиц и последовательность событий. Сюжет является художественным субстратом фабулы, внутренней основой характеров и положений.

Когда Толстой говорил в 1873 году, в начале работы над романом «Анна Каренина», что «задуманные лица и события» нашли свое место и «завязалось так круто, что вышел роман», он, очевидно, имел в виду ясно обозначившуюся фабулу будущей книги. Его дневники свидетельствуют о том, что фабула обычно складывалась на самых ранних стадиях работы. Приступая к писанию «Казаков», Толстой отметил в дневнике: «Фабула вся неизменно готова» (48, 20).

Для того чтобы открыть простор для дальнейших изменений, надо было сначала «свести круг». «Я не могу иначе нарисовать круга, - пишет Толстой, - как сведя его и потом поправляя неправильности при начале» (62, 67). Метафора круга была для него очень важна. Он повторял ее много раз. Приготовляя рукопись «Анны Карениной» к печати, Толстой отметил: «Написано так много, и круг почти сведен».

По мере того как Толстой «сводил круг» и «поправлял неправильности при начале», расширялась сюжетная основа его книги и семейный роман превращался в роман социальный.

Внутренней основой развития сюжета в романе «Анна Каренина» является постепенное освобождение человека от сословных предрассудков, от путаницы понятий и мучительной неправды законов разъединения и вражды. Если жизненные искания Анны Карениной окончились катастрофой, то Константин Левин через сомнение и отчаяние прокладывает свою определенную дорогу. Это была дорога к народу, к добру и правде, как их понимал Толстой.

Левин хорошо знал все «отрицательные решения», но его одушевляло искание «положительной программы» - «закона добра». Именно в этом и состоит источник сюжетного движения романа. Чтобы понять смысл и значение закона добра, надо было увидеть разрушительное действие «силы зла» в обществе и в частной жизни человека.

«Сила зла» воплощена в фарисейских жестокостях Каренина и представляемого им общественного мнения. И сам Каренин тяготится этой «силой» и все же покоряется ей. «Он чувствовал, что, кроме благой духовной силы, руководившей его душой, была другая, грубая, столь же или еще более властная сила, которая руководила его жизнью, и что эта сила не дает ему смиренного спокойствия, которого он желал».

Закон в романе получает расширенное толкование. Это, во-первых, юридическая норма понятий о семье, собственности и государстве, во-вторых, общественное мнение о жизни и поведении человека и, наконец, в-третьих, нравственная идея, определяющая оценку и самооценку героев и их судьбы. Есть в этом сложном сплетении различных ценностей и переоценок и настоящая драма закона, потому что он действует в условиях «переворотившегося» общества.

Поэтому Толстой скептически изображает юридические нормы эпохи, которые постепенно превращаются в жесткую форму, теряющую свое жизнеобразующее содержание. Закон уже не может оградить от разрушения семью Каренина, спасти собственность Облонского, разрешить сомнения Левина.

Еще более резко Толстой изображает общественное мнение своей эпохи, угадывая в нем черты холодного фарисейства. И весь роман постепенно превращается в суд над обществом. Этим объясняется то резко враждебное отношение, которое встретила «Анна Каренина» в высших кругах.

Но как моралист Толстой стремился удержать лишь нравственное ядро, надеясь, что все остальное образуется само собой и переоценка ценностей завершится ясным сознанием «положительной программы». Эта точка зрения накладывает отпечаток на характер Левина и на весь роман.

Толстой «рассуждает отвлеченно, - пишет В. И. Ленин, - он допускает только точку зрения «вечных» начал нравственности, вечных истин религии». В одном из своих позднейших сочинений Толстой называл «замком свода» своей философии «религиозное сознание» (36, 202). Но его религиозно-философская терминология не могла сгладить исторической и политической остроты его романа. И само столкновение остросовременных, исторических положений с отвлеченным пониманием «вечных начал» нравственности и религии - характерное противоречие «Анны Карениной».

Соотнесенность «кругов» событий по отношению к «закону» в жизни Анны и Левина придает всему роману несомненное единство. Оно создается многими на первый взгляд незаметными соответствиями идей и положений по всей широте эпического повествования.

В начале романа Анна Каренина изображена «в законе» семейного и общественного быта. Разрыв с Карениным поставил ее вне закона. «Я не знаю законов», - говорит Анна. Но она хорошо знает, что представляет собой Алексей Александрович Каренин: «Ему нужны только ложь и приличие». Покинув семью, Анна теряет права на сына. «Он отнимает сына, - думает она, - и вероятно, по их глупому закону это можно».

Анна не может найти точку опоры. Вронский, охладев к ней, мог поступить по законам «просвещенного времени». Он мог сказать: «Я вас не держу. Вы можете идти куда хотите… Если вам нужны деньги, я дам вам. Сколько нужно вам рублей?» Ничего подобного Вронский Анне никогда не говорил! Он, кажется, всегда ее любил, хотя не всегда понимал. Это «дьявол» нашептывает Анне сомнения.

Но эти сомнения были возможны именно потому, что она оказалась «вне закона», потому, что она не может найти «точку опоры». Толстой и доказывал, что «страсть» никакая не опора, а «обрыв», «провал», «несчастье». Конфликт поэтому в романе получает чрезвычайную психологическую остроту. Анна чувствует, что не может жить «в законе», но понимает, что жизнь «вне закона» грозит ей оскорблениями и гибелью. На этом конфликте построена ее сюжетная линия.

Бунт Анны Карениной был смелым и сильным. Смирение вовсе не характерно для нее. И не только перед людьми или перед законом, но и перед «высшим судией». Когда она говорила: «Боже мой», ни «боже», ни «мой» не имело для нее никакого значения. «Она знала вперед, что помощь религии возможна только под условием отречения от того, что составляло для нее весь смысл жизни».

Анна приходит к отречению от своего привычного образа жизни. «Все ложь, все обман, все зло», - говорит она накануне гибели. Все вопросы были решены отрицательно, и это убивало ее волю к жизни. Она искала нравственную опору и не нашла ее. И все человеческие голоса вокруг нее умолкли, остался лишь нарастающий гул железной дороги.

Если сюжетная линия Анны Карениной разворачивается «в законе» (в семье) и «вне закона» (вне семьи), то сюжетная линия Левина движется от положения «в законе» (в семье) к осознанию незаконности всего общественного развития («мы вне закона»). Круги событий в обоих случаях имеют общий центр. Сужающийся круг Анны ведет ее к эгоистическому, болезненному, почти безумному себялюбию. Расширяющийся круг Левина наполнен альтруистическим стремлением к бесконечному.

Левин не может ограничиться устроением только своего личного счастья. На дворянских выборах в Кашине, в чиновничьем вертепе, в гостиной у графини Боль, в английском клубе он - чужой, а в своем имении, на сенокосе, среди хозяйственных забот - дома, в своей среде. Точкой опоры для Левина было сознание обязанностей по отношению к земле, к семье, по отношению к закону добра, к своей душе.

И он знал всю «силу зла», завладевшего в конце концов душой Анны Карениной. И он спрашивал себя: «Неужели только отрицательно?» И был уже на пороге самоубийства, когда ему открылась иная правда: «Все для других, ничего для себя». Так прояснился в его душе нравственный закон, когда он увидел звездное небо над своей головой.

«Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его Млечный Путь с его разветвлениями. При каждой вспышке молнии не только Млечный Путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, как будто брошенные какой-то меткой рукой, опять появлялись на тех же местах. «Ну, что же смущает меня?» - сказал себе Левин, вперед чувствуя, что разрешение его сомнений, хотя он не знает еще его, уже готово в его душе».

Утраты Анны Карениной были для Толстого столь же дороги, как открытия Левина. Искания Анны окончились катастрофой. Она отвергла лживые законы и не приняла истинных. Левин открыл «закон добра», который принес ему понимание того, что можно знать, что нужно делать и на что можно надеяться. Толстой считал эти три вопроса сущностью философского разумения жизни. Но ведь эти три вопроса волновали и Анну, которая в самый последний час своей жизни думала о «разуме».

И Анна, как Левин, предчувствовала, что «счастье возможно только при строгом исполнении закона добра». Но закон добра, по мысли Толстого, требует бо?льших нравственных усилий от каждого, чем нерассуждающая «сила зла». Духовные искания Левина не в меньшей степени, чем нравственные страдания Анны, принадлежат истории души человеческой, которая, по словам Достоевского, была разработана в романе Толстого «со страшной глубиной и силой, с небывалым доселе у нас реализмом художественного изображения».

Анна и Левин близки друг другу как характеры, как личности, способные многим «жертвовать и злобе и любви». И Анне не в меньшей степени, чем Левину, свойственна глубокая внутренняя совестливость. И только от него она не скрывает всей «тяжести своего положения». А главное, собственный характер Толстого отразился в Левине ничуть не меньше, чем в Анне Карениной.

Толстой называл «Анну Каренину» «романом широким, свободным». В основе этого определения - старый пушкинский термин: «свободный роман». Этот жанр привлекал Толстого неисчерпаемыми художественными возможностями.

В «Анне Карениной» нет лирических, философских или публицистических отступлений. Но между романом Пушкина и романом Толстого есть несомненная связь, которая проявляется в жанре, в сюжете и в композиции. В романе Толстого так же, как в романе Пушкина, первостепенное значение принадлежит не фабульной завершенности положений, а творческой концепции, которая определяет отбор и выбор материала и открывает простор для развития сюжетных линий.

«Вставляй в просторную вместительную раму // Картины новые, открой нам диораму», - писал Пушкин о новом жанре свободного романа. Широкий и свободный роман возникал на основе преодоления литературных схем и условностей. На фабульной завершенности положений строился сюжет старого романа, например, у Вальтера Скотта или у Диккенса. Именно от этой традиции и отказывался Толстой. «Я никак не могу и не умею, - говорил он, - положить вымышленным мною лицам известные границы - как то женитьба или смерть… Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к другим лицам, и брак представлялся большею частью завязкой, а не развязкой интереса» (13, 55).

В известных «Письмах о литературе» Бальзак очень точно определил особенности традиционного европейского романа: «Как бы ни было велико количество аксессуаров и множество образов, современный романист должен, как Вальтер Скотт, Гомер этого жанра, сгруппировать их согласно их значению, подчинить их солнцу своей системы - интриге или герою - и вести их, как сверкающее созвездие, в определенном порядке».

А роман Толстого продолжался после женитьбы Левина и даже после смерти Анны. Солнцем толстовской романической системы является не герой или интрига, а «мысль семейная» и «мысль народная», которая и ведет множество его образов, «как сверкающее созвездие, в определенном порядке».

Творчество Толстого поражало критиков и читателей своей необычностью. В нем видели художника, который может изменить сложившиеся литературные нормы. Мельхиор де Вогюэ в книге «Русский роман» писал: «Вот грядет скиф, настоящий скиф, который переделает все наши интеллектуальные привычки».

Новаторство Толстого расценивалось как отклонение от нормы. Оно таким и было по существу, но свидетельствовало не о разрушении жанра, а о расширении его законов. Свою излюбленную эпическую форму Толстой называл «романом широкого дыхания». В 1862 году Толстой писал: «Так и тянет теперь к свободной работе de longue haleine - роман или т. п.» (60, 451). И в 1891 году он записывал в дневнике: «Стал думать, как бы хорошо писать роман de longue haleine, освещая его теперешним взглядом на вещи» (52, 5).

Роман «Анна Каренина» - роман в восьми частях, далеко превосходящий по объему все классические русские романы предшествующей эпохи, исключая разве только «Войну и мир». Плодотворным истоком поэтики Толстого была пушкинская форма «свободного романа».

В свободном романе есть не только свобода, но и необходимость, не только широта, но и единство. Поэтика этого жанра очень своеобразна. Еще Пушкин указывал на отсутствие «занимательности происшествий» в «Евгении Онегине»: «Те, которые стали бы искать в них занимательности происшествий, - говорил Пушкин, публикуя новые главы романа, - могут быть уверены, что в них менее действия, чем во всех предшествовавших».

Когда появилась в печати «Анна Каренина», критики тотчас же заметили в новом произведении тот же недостаток. «В так называемом романе «Константин Левин», - говорил А. Станкевич, - нет никакого развивающегося события, происшествия». Толстой шел к новому пониманию романического сюжета, отбрасывая, по примеру Пушкина, литературную условность вымышленных происшествий и схематически развитую интригу. В романах Пушкина и Толстого есть «высшая занимательность» разумения жизни, постижения ее внутреннего смысла и ее исторических форм.

В «Анне Карениной» все обыденно, вседневно и вместе с тем все значительно. Об этом очень хорошо сказал Фет: «Тут люди служат, выслуживаются, прислуживают, интригуют, выпрашивают, пишут проекты, спорят в заседаниях, чванятся, пускают пыль в глаза, благотворят, проповедуют, словом, делают то, что делали люди всегда или что делают под влиянием новейшей моды. И над всеми этими действиями, как едва заметный утренний туман, сквозит легкая ирония автора, для большинства вовсе незаметная».

Такой способ развертывания сюжета характерен не только для Толстого, но и для русского романа вообще. И даже не только для романа, но и для драматургии. «Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни, - говорил Чехов. - Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни».

Чтобы убедиться в справедливости этих слов применительно к роману Толстого, достаточно вспомнить сцену московской трапезы Облонского и Левина. С барской широтой расположился Облонский в романе. Один его обед растянулся на две главы. Это был вместе с тем настоящий «пир», «симпозион», где друзья вспоминают Платона и беседуют о двух типах любви - земной и небесной. И за этими разговорами слагается счастье Левина и разбивается жизнь Облонского. Хотя ни тот, ни другой как будто и не чувствуют этого.

Роман Толстого был новаторским явлением в европейской художественной литературе. В 1877 году Толстой прочитал статью Ф. И. Буслаева «О значении современного романа» и заметил в одном из писем: «Статья Буслаева мне очень нравится» (62, 351). В этой статье он мог найти обоснование многих своих новшеств в построении сюжета и композиции «Анны Карениной».

По мнению Буслаева, читатель уже не может более довольствоваться несбыточными сказками, какие еще недавно выдавались за романы, «с загадочной завязкой и похождениями невероятных героев в фантастической небывалой обстановке». Зрелый реализм современной литературы требует критического осмысления современности. «Теперь интересует в романе окружающая нас действительность, - пишет Буслаев, - текущая жизнь в семье и в обществе, как она есть, в ее деятельном брожении неустановившихся элементов старого и нового, отживающего и нарождающегося, элементов, взбудораженных великими переворотами и реформами нашего века».

Русский роман как новое и важное явление мировой литературы был замечен и западными критиками. Французский литератор Дельпи пишет в одной из своих статей: «Тогда как французские писатели не покидали чисто литературного пути, в России роман становился политическим и социальным».

Немецкий критик Цапель говорил именно об оригинальности и самобытности русской реалистической школы. Реализм Толстого «не имеет в себе ничего подражательного чужим образцам, а возник совершенно самостоятельно из культурных особенностей русской жизни».

В критике с давних пор утвердилось мнение, что в романе «Анна Каренина» параллельно развиваются две самостоятельные сюжетные линии, ничем между собою не связанные. Эта концепция ведет свое начало от статьи А. Станкевича «Каренина и Левин», в которой он доказывал, что Толстой «обещал нам в своем произведении один роман, а дал - два».

Идея параллельности сюжетных линий, если она выдержана до конца, неизбежно приводит к выводу о том, что в романе нет единства, что история Анны Карениной никак не связана с историей Константина Левина, хотя они и являются главными героями одного и того же произведения.

О параллельности сюжетных линий «Анны Карениной» говорят и многие современные авторы. С наибольшей прямотой и логической последовательностью эту мысль высказал проф. В. В. Рождественский: «Обращаясь к сюжету «Анны Карениной», - пишет Б. В. Рождественский, - мы должны прежде всего отметить резко проводимый художником в этой стороне романа принцип децентрализации… В «Анне Карениной» не один, а два ведущих героя: Анна и Левин. Соответственно этому через весь роман проходят две основных сюжетных магистрали… Такое построение романа подало повод одному из критиков - Станкевичу - бросить в адрес автора упрек в том, что «Анна Каренина» лишена внутреннего единства». «Точка зрения Станкевича может, пожалуй, показаться в большей или меньшей мере оправданной», - добавляет проф. Б. В. Рождественский.

Но Толстой как художник дорожил именно тем, что составляет внутреннее единство произведения. В одной из своих статей он говорил: «Люди, мало чуткие к искусству, думают часто, что художественное произведение составляет одно целое, потому что в нем действуют одни и те же лица, потому что все построено на одной завязке или описывается жизнь одного человека. Это несправедливо» (30, 18).

На этой «несправедливости» и была построена статья А. Станкевича, которая дала ряд модификаций в критике о Толстом. Результатом несправедливости по отношению к «Анне Карениной» было, по существу, пренебрежение не только формой этого романа, но и его содержанием.

А целое постигается как система органически связанных друг с другом характеров, положений, обстоятельств, образующих закономерную цепь причин и следствий. «Цемент, который связывает всякое художественное произведение в одно целое и оттого производит иллюзию отражения жизни, есть не единство лиц и положений, а единство самобытно-нравственного отношения автора к предмету» (30, 19).

Ошибочность концепции А. Станкевича нетрудно увидеть, если обратить внимание на общность коллизий, в которых разворачивается действие романа. При всей обособленности содержания эти сюжеты представляют собой своеобразные круги, имеющие общий центр. Роман Толстого - стержневое произведение, обладающее жизненным и художественным единством.

«В области знания существует центр, - говорил Толстой, - и от него бесчисленное количество радиусов. Вся задача в том, чтобы определить длину этих радиусов и расстояние их друг от друга». Это высказывание, если применить его к сюжету «Анны Карениной», к понятию «закона», положенного в его основу, объясняет принцип концентричности расположения больших и малых кругов в романе.

Здесь следует заметить, что самое понятие «одноцентренности» было у Толстого важным определением самых существенных идей его философии. «Есть разные степени знания, - рассуждал Толстой. - Полное знание есть то, которое освещает весь предмет со всех сторон. Уяснение сознания совершается концентрическими кругами» (53, 45).

Композиция «Анны Карениной» может служить идеальной моделью этой формулы Толстого, которая предполагает наличие в романе некой однородной структуры характеров. В этой однородности характеров тоже сказывается самобытный, в данном случае, нравственный взгляд автора на жизнь.

История Анны разворачивается преимущественно в сфере семейных отношений. Ее порыв к свободе не увенчался успехом. Ей кажется, что вся жизнь подчинена тем жестоким законам, которые ей объяснял однажды игрок Яшвин, человек не только без правил, но и с безнравственными правилами. «Яшвин говорит: он хочет меня оставить без рубашки, а я его! Вот это правда!» - думает Анна.

В словах Яшвина выражен закон, который управляет жизнью, основанной на разъединении и вражде. Это и есть та «сила зла», с которой боролся Левин и от которой страдала Анна. «Разве все мы не брошены на свет затем только, чтобы ненавидеть друг друга и потому мучать себя и других?» - вот ее вопрос, в котором сильнее всего прозвучало ее отчаяние.

Анна Каренина появляется в романе чуть ли не как символ или олицетворение любви. А уходит она из жизни со страшной тоской и уверенностью в том, что все люди брошены на свет только затем, чтобы ненавидеть друг друга. Какое удивительное превращение чувств, целая феноменология страстей, переходящих в свою противоположность!

Анна мечтала избавиться от того, что мучительно беспокоило ее. Она избрала путь добровольной жертвы. И Левин мечтал прекратить «зависимость от зла». Но то, что казалось Анне «правдой», было для него «мучительной неправдой». Он не мог остановиться на том, что сила зла владеет всеми. Ему необходим был «несомненный смысл добра», который может изменить жизнь, дать ей нравственное оправдание.

Это была одна из важнейших идей романа, составляющих его «центр». И для того чтобы придать ей большую силу, Толстой сделал круг Левина более широким, чем круг Анны. История Левина начинается раньше, чем история Анны, и завершается после ее гибели. Роман заканчивается не гибелью Анны (VII часть), а моральными исканиями Левина и его попытками создать «положительную программу» частной и общественной жизни (VIII часть).

Концентричность кругов вообще характерна для романа Толстого. Сквозь круг отношений Анны и Вронского просвечивает роман баронессы Шильтон и Петрицкого. История Ивана Парменова и его жены становится для Левина идеальным воплощением мира и счастья. Обе эти истории так же концентричны, или, как любил говорить Толстой, одноцентренны, как большие круги Анны и Левина.

«Закон» и в историческом, и в социальном, и в нравственном смысле был для Толстого не каким-то отвлеченным понятием, которое он прилагает к роману, а его собственным, самобытным взглядом на жизнь. Поэтому, изучая роман, мы так или иначе вникаем в образ мыслей самого Толстого.

У него было и свое оригинальное представление о художественной природе романического мышления. «Цельность художественного произведения, - настаивал и повторял Толстой, - заключается не в единстве замысла, не в обработке действующих лиц и т. п., а в ясности и определенности того отношения самого автора к жизни, которое пропитывает все его произведение». Это его признание также относится к художественной природе романа «Анна Каренина».

Своеобразие широкого и свободного романа заключается в том, что фабула теряет здесь свое организующее влияние на материал. Сцена на станции железной дороги завершает трагическую историю Анны Карениной. Отказавшись печатать восьмую часть «Анны Карениной», Катков уведомил читателей, что «со смертью героини, собственно, роман кончился». Но роман продолжался.

Смерть героя - конец романа. Фабульная завершенность произведения была привычным признаком жанра. Так построены, например, произведения Тургенева. Но Толстой стремился снять ограничения замкнутого развития сюжета в рамках условно завершенной фабулы.

Критика несколько раз ошибалась, предсказывая, чем кончится «Анна Каренина». Считали, например, что последней будет сцена примирения Каренина и Вронского у постели умирающей Анны. Такое предположение свидетельствовало о том, что об «Анне Карениной» судили по знакомым образцам семейного романа. Подобный финал был бы вполне в духе «Полиньки Сакс» А. В. Дружинина, которая, кстати сказать, в свое время производила на Толстого сильное впечатление.

В полном виде книга Толстого стала доступна читателям лишь через три года после начала публикации. За это время было высказано множество предположений о возможности развития сюжета. Известный в свое время критик А. М. Скабичевский в одном из своих фельетонов сообщил, что ему в голову пришла «блистательная идея: предложить Толстому никогда не кончать роман».

В романе искали фабулу и не находили ее. В «Анне Карениной» сюжет и фабула не совпадают, «то есть после завершения фабульных положений роман продолжался».

Толстой с «Анной Карениной» попал точно в такое же положение, в каком был Пушкин, печатавший «Евгения Онегина» отдельными выпусками, а главное, отважившийся предложить читателям нечто совершенно новое. В наброске 1835 года Пушкин писал:

В мои осенние досуги,

В те дни, как любо мне писать,

Вы мне советуете, други,

Рассказ забытый продолжать.

Вы говорите справедливо,

Что странно, даже неучтиво

Роман не конча прерывать,

Отдав уже его в печать,

Что должно своего героя

Как бы то ни было женить,

По крайней мере уморить,

И лица прочие пристроя,

Отдав им дружеский поклон,

Из лабиринта вывесть вон…

И Толстой мог бы теперь повторить эти старые стихи поэта.

Только в начале VII части он познакомил главных героев романа - Анну и Левина. Но эта встреча, важная в сюжетном отношении, не изменила фабульного течения событий. Он вообще пытался отбросить понятие фабулы: «Связь постройки сделана не на фабуле, и не на отношениях (знакомстве) лиц, а на внутренней связи» (62, 377).

Принцип внефабульного построения сюжета весьма характерен для русской литературы. Чехов, между прочим, говорил о современной драме: «Сюжет должен быть нов, а фабула может отсутствовать».

Концентричность, одноцентренность кругов событий в романе свидетельствует о художественном единстве эпического замысла Толстого, о единстве его романической мысли. В его романе важным было не то, что Анна и Левин встретились, а то, что они не могли не встретиться. Без Левина не было бы и романа как целого.

Построение романа Толстого было в высшей степени своеобразным. Некоторым критикам казалось, что в «Анне Карениной» нет определенного «плана».

В 1878 году профессор С. А. Рачинский писал Толстому об «Анне Карениной»: «Последняя часть произвела впечатление охлаждающее, не потому, чтобы она была слабее других (напротив, она исполнена глубины и тонкости), но по коренному недостатку в построении всего романа. В нем нет архитектуры».

Нет архитектуры! Вряд ли можно было сказать что-либо более безнадежное мастеру, придпринявшему циклопический труд. Между тем Рачинский настаивал на своей оценке и развивал свою мысль как некое доказательство: «В нем (т. е. в романе) развиваются рядом и развиваются великолепно две темы, ничем между собою не связанные. Как обрадовался я знакомству Левина с Анной Карениной. Согласитесь, что это один из лучших эпизодов романа. Тут представлялся случай связать все нити рассказа и обеспечить за ними целостный финал. Вы не захотели - бог с вами. «Анна Каренина» - все-таки остается лучшим из современных романов, а вы первым из современных писателей».

Ответ Толстого на письмо Рачинского был очень важным документом в полемике о художественной природе толстовского романа.

«Я горжусь, напротив, архитектурой, - говорил Толстой, - своды сведены так, что нельзя и заметить, где замок. И об этом я более всего старался» (62, 377). «Нет архитектуры», - сказал критик. «Горжусь архитектурой», - ответил Толстой.

Если в романе «развиваются рядом» «две темы, ничем между собою не связанные», - значит, в романе нет единства. В этом и состоит суть критики Рачинского. А это было, по мнению Толстого, равнозначным отрицанию художественной ценности романа. «Боюсь, что пробежав роман, - пишет он Рачинскому, - вы не заметили его внутреннего содержания…»

Таким образом, для Толстого все сводилось к внутреннему содержанию, которое определяет и своеобразие самой формы романа. «Если уж вы хотите говорить о недостатке связи, то я не могу не сказать - верно, вы ее не там ищете, или мы иначе понимаем связь; но то, что я разумею под связью - то самое, что делало это дело значительным, - эта связь там есть - посмотрите - вы найдете» (62, 377).

В письме Толстого есть один специальный термин - «замок свода». В архитектуре «замком свода» называют особую конструктивную деталь - остроугольный элемент, на который опираются полукружия арки. Обычно он бывает или декоративно выделен, или тщательно скрыт так, что самая высота и стройность свода остается загадочной для зрителя.

Таким «замком свода» может быть, конечно, и сюжетный поворот темы, например, «встреча» и «знакомство» героев или событийная развязка конфликта, как это обычно и бывало в традиционной романистике. Своеобразие романа Толстого состоит в том, что у него не встреча Анны и Левина и не какое-либо другое событие являются «связью», а сама авторская мысль, которая просвечивает из глубины его создания и сводит своды, как по лекалу.

Но суть дела даже не в этом. Толстой разрабатывал не прямолинейную структуру, а замкнутую систему, где каждая точка, собственно говоря, является «центром», «началом», и «концом» художественной ткани. Он сам именно так и понимал свою творческую задачу. Не только в искусстве, но и в науке, например, в философии.

А так как «Анна Каренина» есть философский роман, то здесь его общая мысль об органической форме мышления нашла свое естественное воплощение. «Всякое (и мое поэтому) философское воззрение есть круг или шар, - объяснял Толстой, - у которого нет конца, середины и начала, самого главного и неглавного, а все начало, все середина, все одинаково важно или нужно, и… убедительность и правда этого воззрения зависит от его внутреннего согласия и гармоничности» (62, 225).

Но было бы глубоким заблуждением считать, что Толстой приближался к бессюжетной или описательной прозе или даже к прозе чеховского склада. Его роман построен как панорама остросюжетных эпизодов с неожиданными и резкими поворотами. Парадоксальное мышление Толстого не могло не быть сюжетным.

В широком романическом смысле сюжетным было уже и то, что Анна, с ее очарованием и красотой, стала олицетворением «раздора», «невольного зла» и «трагической вины», а Каренин с его «машинальностью», «злой волей» и «черствостью» вдруг оказывался доступным самым высоким порывам добра и прощения.

Толстой избирал такие сюжетные положения, где человек остается наедине с человеком и, поверх всех различий, сословных, исторических и общественных, прорывается настоящее слово и настоящее чувство, перед которым все равны. Так, в «Войне и мире» доезжачий, крепостной мужик, кричал на барина за то, что тот «упустил» волка. Так, в «Анне Карениной» Левин слушает рассказ мужика Федора о Платоне Фоканыче, забывая самого себя и всю бездну, отделяющую его от жизни этих людей, сознавая, что они такие же люди, как и он сам.

Источник сюжетного строения и движения в романе заключался не в изобретении каких-то особенных положений и ситуаций, а в самом мышлении Толстого, который всюду видел парадоксальное несовпадение целей и усилий, идеала и реальности, открывая в этом несовпадении причины драматических столкновений характеров.

Поэтика толстовского романа основана на том, что здесь господствует «сплошная значительность ситуаций». В строгом смысле слова в «Анне Карениной» нет экспозиции. Афоризм «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» представляет собой философское вступление к роману. Второе (событийное) вступление заключено в одну-единственную фразу: «Все смешалось в доме Облонских». И, наконец, следующая фраза содержит завязку и определяет конфликт. Случайность, открывшая неверность Облонского, влечет за собой цепь необходимых следствий, составляющих фабульную линию семейной драмы.

В первой части завязываются конфликты в жизни Облонских (главы I–V), Левина (главы VI–IX), Щербацких (главы XII–XVI). Развитие действия определяется приездом Анны Карениной в Москву (главы XVII–XXIII), решением Левина ехать в деревню (главы XXIV–XXVIII) и возвращением Анны в Петербург, куда за ней последовал Вронский.

Эти циклы, следуя один за другим, постепенно расширяют сферу действия и образуют сложное сплетение случайностей, из которых складывается закономерная и необходимая картина в целом. У Толстого каждая часть романа метафорически углублена и имеет строгую внутреннюю систему соответствий и условных знаков. Так что действие концентрируется и не выходит за пределы положенной в основу повествования общей идеи.

В первой части романа все судьбы героев складываются под знаком «путаницы». Если до приезда Анны в Москву Долли была несчастна, а сама Анна спокойна и Кити счастлива, то после ее приезда все смешалось. Стало возможным примирение Облонских, но совершился разрыв Кити с Вронским, и Анна утратила свое спокойствие…