Печатается с разрешения The Estate of the Late Paulette Remarque и литературных агентств Mohrbooks AG Literary Agency и Synopsis.
© The Estate of the Late Paulette Remarque, 1945
© Перевод. Б. Кремнев, наследники, 2012
© Перевод. И. Шрайбер, наследники, 2012
© Издание на русском языке AST Publishers, 2012
Женщина шла наискосок через мост прямо на Равика. Она шла быстро, но каким-то нетвердым шагом. Равик заметил ее лишь тогда, когда она оказалась почти рядом. Он увидел бледное лицо с высокими скулами и широко поставленными глазами. Это лицо оцепенело и походило на маску, в тусклом свете фонаря оно казалось безжизненным, а в глазах застыло выражение такой стеклянной пустоты, что Равик невольно насторожился.
Женщина прошла так близко, что едва не задела его. Он протянул руку и схватил ее за локоть. Она пошатнулась и, вероятно, упала бы, если бы он ее не удержал.
Равик крепко сжал руку женщины.
– Куда вы? – спросил он, немного помедлив. Женщина смотрела на него в упор.
– Пустите! – прошептала она.
Равик ничего не ответил. Он по-прежнему крепко держал ее за руку.
– Пустите меня! Что это? – Женщина едва шевелила губами.
Равику казалось, что она даже не видит его. Она смотрела сквозь него, куда-то в пустоту ночи. Просто что-то помешало ей, и она повторяла одно и то же:
– Пустите меня!
Он сразу понял, что она не проститутка и не пьяна. Он слегка разжал пальцы. Она даже не заметила этого, хотя при желании могла бы легко вырваться.
Равик немного подождал.
– Куда же вы, в самом деле? Ночью, одна, в Париже? – спокойно спросил он еще раз и отпустил ее руку.
Женщина молчала, но с места не сдвинулась. Раз остановившись, она, казалось, уже не могла идти дальше.
Равик прислонился к парапету моста. Он ощутил под руками сырой и пористый камень.
– Уж не туда ли? – Он указал вниз, где, беспокойно поблескивая в сероватой мгле, текла Сена, набегая на тени моста Альма.
Женщина не ответила.
– Слишком рано, – сказал Равик. – Слишком рано, да и слишком холодно. Ноябрь.
Он достал пачку сигарет, затем нашарил в кармане спички. На картонке их оказалось всего две. Слегка наклонившись, он прикрыл ладонями пламя от легкого ветра с реки.
Равик выпрямился и показал пачку:
– Алжирские. Черный табак. Его курят солдаты Иностранного легиона. Пожалуй, для вас слишком крепок. Других нет.
Женщина покачала головой и взяла сигарету. Равик поднес ей горящую спичку. Она сделала несколько глубоких затяжек. Равик бросил спичку через парапет. Словно маленькая падающая звезда, спичка пролетела сквозь тьму и погасла, достигнув воды.
На мост медленно въехало такси. Шофер остановил машину, посмотрел на них, немного выждал и двинулся дальше, вверх по мокрой, поблескивающей в темноте авеню Георга Пятого.
Внезапно Равик почувствовал, как сильно он устал. Весь день напролет он работал и, придя домой, не мог уснуть. Тогда он вышел на улицу – хотелось выпить. И теперь, в промозглой сырости глубокой ночи, он чувствовал неодолимую усталость.
Равик посмотрел на женщину. Почему, собственно, он ее остановил? С ней что-то стряслось, это было ясно. Но ему-то какое дело? Мало ли он встречал женщин, с которыми что-то случалось, особенно ночью, особенно в Париже. Сейчас это ему было безразлично, он хотел лишь одного – спать.
– Ступайте домой, – сказал Равик. – Что вам здесь делать в такое время? Еще, чего доброго, не оберетесь неприятностей.
Он поднял воротник, намереваясь уйти. Женщина смотрела на него непонимающими глазами.
– Домой? – повторила она.
Равик пожал плечами:
– Домой, к себе на квартиру, в отель – куда угодно. Неужели вам хочется попасть в полицию?
– В отель! О Боже! – проговорила женщина.
Равик остановился. Опять кому-то некуда идти, подумал он. Это следовало предвидеть. Всегда одно и то же. Ночью не знают, куда деваться, а утром исчезают прежде, чем успеешь проснуться. По утрам они почему-то знают, куда идти. Вечное дешевое отчаяние – отчаяние ночной темноты. Приходит с темнотой и исчезает вместе с нею. Он бросил окурок. Да разве он сам не сыт всем этим по горло?
– Пойдемте куда-нибудь, выпьем рюмку водки, – сказал он.
Так проще всего – расплатиться и уйти, а там пусть сама позаботится о себе.
Женщина сделала неверное движение и споткнулась. Равик снова поддержал ее.
– Устали? – спросил он.
– Не знаю. Наверно.
– Настолько, что не можете спать?
Она кивнула.
– Это бывает. Пойдемте. Я провожу вас.
Они пошли вверх по авеню Марсо. Женщина тяжело опиралась на Равика – опиралась так, будто каждую минуту боялась упасть.
Они пересекли авеню Петра Сербского. За перекрестком улицы Шайо, вдали, на фоне дождливого неба возникла зыбкая и темная громада Триумфальной арки.
Равик указал на освещенный узкий вход, ведущий в маленький погребок:
– Сюда… Тут что-нибудь да найдется.
Это был шоферский кабачок. За столиком сидело несколько шоферов такси и две проститутки. Шоферы играли в карты. Проститутки пили абсент. Они смерили женщину быстрым взглядом и равнодушно отвернулись. Одна, постарше, громко зевнула, другая принялась лениво подкрашивать губы. В глубине зала совсем еще юный кельнер, с лицом обозленной крысы, посыпал опилками каменные плитки и подметал пол. Равик выбрал столик у входа. Так было удобнее: скорее удастся уйти. Он даже не снял пальто.
– Что будете пить? – спросил он.
– Не знаю. Все равно.
– Два кальвадоса, – сказал Равик кельнеру в жилетке и рубашке с засученными рукавами. – И пачку сигарет «Честерфилд».
– У нас только французские.
– Что ж. Тогда пачку «Лоран», зеленых.
– Зеленых нет. Только синие.
Равик разглядывал руку кельнера, на ней была вытатуирована голая женщина, шагающая по облакам. Перехватив его взгляд, кельнер сжал кулак и напряг мускулы. Женщина непристойно задвигала животом.
– Значит, синие, – сказал Равик.
Кельнер осклабился.
– Может, еще найдется пачка зеленых. – И удалился, шаркая туфлями.
Равик посмотрел ему вслед.
– Красные шлепанцы, – проговорил он, – и красотка, исполняющая танец живота! Похоже, он служил в турецком флоте.
Женщина положила руки на стол. Казалось, ей больше никогда их не поднять. Руки были холеные, но это еще ни о чем не говорило. Впрочем, не такие уж они были холеные. Равик заметил, что ноготь на среднем пальце правой руки, по-видимому, надломился и был оторван, не подпилен. Лак местами сошел.
Кельнер принес рюмки и пачку сигарет.
– «Лоран», зеленые. Все-таки нашлась одна пачка.
– Так я и думал. Вы служили на флоте?
– Нет. В цирке.
– Еще лучше. – Равик подал женщине рюмку. – Вот, выпейте. Ночью кальвадос – самое подходящее. А может, хотите кофе?
– Выпейте залпом.
Женщина кивнула и выпила. Равик разглядывал ее. Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения. Полные, но бледные губы, их очертания словно стерлись, и только волосы естественно-золотистого цвета были очень хороши. Она носила берет. А из-под плаща виднелся синий английский костюм, сшитый у хорошего портного. Но зеленый камень в перстне был слишком велик, чтобы не быть фальшивым.
– Еще рюмку? – спросил Равик.
Женщина кивнула.
Он подозвал кельнера.
– Еще два кальвадоса. Только рюмки побольше.
– И налить побольше?
– Значит, два двойных кальвадоса.
– Угадали.
Равик решил быстро выпить свою рюмку и уйти. Ему было скучно, и он очень устал. Вообще же он умел терпеливо переносить превратности судьбы: за плечами сорок лет беспокойной и переменчивой жизни. Ситуации вроде этой были ему не в новинку. Он жил в Париже несколько лет, страдал бессонницей и ночами часто бродил по городу – поневоле приходилось видеть всякое.
Великолепный романист, чья сумрачность и циничность оправдана глубоким знанием людей и жизни в целом, Эрих Мария Ремарк мне кажется несколько недооцененным в наших широтах. Даже вернее будет сказать – неправильно оцененным. Ведь два наиболее «раскрученных» у нас его романа – «Три товарища» и «На западном фронте без перемен» лично мне не кажутся лучшими образчиками его творчества.
Совсем другое дело – гениальная «Триумфальная арка», книга о любви и глубочайшей преданности, которая может быть даже сильнее. Книга о чудовищной силе прошлого, вечно живущего в наших душах, и об отчаянии настолько глубоком, что оно позволяет выйти «с другой стороны» и увидеть покой и свет.
1938 год прошлого века. Главный герой книги, немецкий хирург Равик, живет в Париже и пьет горькую эмигрантскую чашу до дна. Не имея возможности доказать свою квалификацию должными официальными документами, он вынужден ассистировать бездарному и тупому местному хирургу. Кочует по гостиницам, спасаясь от полицейских облав, общается с такими же безнадежными бедолагами. Размышляет о двух спасенных из лап гестапо людях, за которых он платит собственным изгнанием. Нельзя задумываться о том, стоил ли этот благородный поступок такой жертвы – мучительной гибели возлюбленной. И Равик бродит ночами по равнодушному городу, куря и наблюдая странные сцены ночной жизни – ведь ночью люди совсем не те, что днем. Ночь все меняет. На одном из мостов он встречает итальянку Жоан – такую же неприкаянную душу со столь же банальными неразрешимыми проблемами в ее бездарной эмигрантской жизни…
Живописание истории любви Жоан и Равика настолько реально, что их чувства в буквальном смысле можно понять и почти пережить при чтении. Говорят, под этими именами Ремарк вывел себя и Марлен Дитрих – как раз перед началом Второй Мировой эти двое замечательных персонажей встретились в том же романтичном Париже.
Впрочем, как и в жизни, в момент встречи с единственным и любимым человеком никакого чуда не происходит и жестокое колесо жизни не прекращает своего вращения. Влюбленные не питают надежд и иллюзий, и как ни странно, это лишает их неизбежной отравы взаимных обид – любовь изначально поражена горечью безнадеги, а ночной кальвадос с дешевыми сигаретами не особенно смягчает этот привкус. К тому же в жизни Равика появляется новая, поглощающая и сжигающая его страсть – роковая встреча с бывшим мучителем-гестаповцем приводит в движение совсем другие шестеренки механизма, дергающего марионеток жизни за нитки…
Невероятный юмор Ремарка – не столько насмешливый, сколько глубокий и мудрый, позволил книге разойтись на множество потрясающих цитат. И от его глубочайшего понимания механизмов, движущих нашими душами, становится больно сквозь восхищение. «Триумфальная арка» — книга многогранная и населенная живыми людьми, все эти потрясающе убедительные второстепенные персонажи будут жить вечно благодаря гению писателя. А прочтение ее (и перечитывание, разумеется) делает нас чуть мудрее и чуть светлее через печаль. И заставляет задуматься о хрупкости чудесных вещей и чувств, делающих нашу жизнь стоящей. Берегите любовь, дамы и господа.
«Нигде ничто не ждёт человека, всегда надо самому приносить с собой всё» — Эрих Мария Ремарк.
Самый романтичный город мира между двумя драматичными войнами прошедшего столетия предстает как один из героев романа. Париж, любовь и надвигающаяся буря – три основные темы Триумфальной арки.
Эрих Мария Ремарк — об авторе
Герои книги Триумфальная арка
Главный герой Равик — немец, который был врачом в Первую Мировую, а потом подвергался пыткам гестапо, живет в Париже без родных и документов в отеле для таких же беженцев, как и он. Он блестящий профессионал, но, живя без паспорта, он вынужден отдавать всю славу другим, и оперирует за знаменитых французских хирургов, которые наживаются на его таланте. Равик, супермен со скальпелем, старается спасти даже самых безнадежных больных, но это получается не всегда, и Ремарк ярко показывает его переживания. Герой много философствует, его изречения становятся популярными цитатами – «В наши дни даже самого Христа, окажись он без паспорта, упрятали бы в тюрьму.»
Главная героиня Жоан Маду – потерянная в начале истории, но постепенно обретающая силу и желание жить, женщина которая хочет любить и быть любимой. Она актриса итальянского происхождения, не обладающая особым талантом, не красавица, но она – «Женщина с горящим глазами, которая любит жизнь» — это в ней и привлекает.
Отрицательный герой- немецкий офицер Хааке – именно он мучал Равика в гестапо, и убил на допросе его возлюбленную. Равик случайно замечает его на улицах Парижа, а потом встречает в кафе.
Сюжет книги Триумфальная арка
В одну дождливую ночь судьба сталкивает его с абсолютно потерянной Жоан, от которой он не смог отвязаться, и по доброте душевной решает помочь. По закону жанра у героев завязывается роман, и медленно, но верно Равик влюбляется, но герой не готов к серьезным отношениям, и не может любить так, как хочет Жоан, и оба чувствуют скорую разлуку. Которая и происходит, когда Равика в очередной раз высылают из страны.
По возвращению в любимый Париж, Равик случайно замечает Хааке на улице и забывает обо всем. Волею случая герою удается встретить мучителя в кафе, и позже, заманив дешевыми развлечениями, привезти в Булонский лес. Отомстив за все страдания герой освобождается от оков прошлого, его сердце открыто для любви. Завораживающее окончание книги, которое заставит Ваши чувства пробудиться, принуждает задуматься.
Мое мнение о книге Триумфальная арка
Сейчас очень сложно представить страх горечь и обреченность, которые испытывали люди на войне, на мой взгляд, автору удалось донести эти чувства до читателя. Ремарк показывает, как люди спешили жить в мирное время, как будто предчувствовали, что передышка будет короткой, и скоро снова начнется новая бойня.
Книга написана красивым языком, особенно понравилось, как Ремарк показывает чувства героев, и как эти чувства находят отражение в описании города.
Женщина шла наискосок через мост прямо на Равика. Она шла быстро, но каким-то нетвердым шагом. Равик заметил ее лишь тогда, когда она
оказалась почти рядом. Он увидел бледное лицо с высокими скулами и широко поставленными глазами. Это лицо оцепенело и походило на маску, в
тусклом свете фонаря оно казалось безжизненным, а в глазах застыло выражение такой стеклянной пустоты, что Равик невольно насторожился.
Женщина прошла так близко, что едва не задела его. Он протянул руку и схватил ее за локоть. Она пошатнулась и, вероятно, упала бы, если бы он
ее не удержал.
Равик крепко сжал руку женщины.
— Куда вы? — спросил он, немного помедлив. Женщина смотрела на него в упор.
— Пустите! — прошептала она.
Равик ничего не ответил. Он по-прежнему крепко держал ее за руку.
— Пустите меня! Что это? — Женщина едва шевелила губами.
Равику казалось, что она даже не видит его. Она смотрела сквозь него, куда-то в пустоту ночи. Просто что-то помешало ей, и она повторяла одно
и то же:
— Пустите меня!
Он сразу понял, что она не проститутка и не пьяна. Он слегка разжал пальцы. Она даже не заметила этого, хотя при желании могла бы легко
вырваться.
Равик немного подождал.
— Куда же вы, в самом деле? Ночью, одна, в Париже? — спокойно спросил он еще раз и отпустил ее руку.
Женщина молчала, но с места не сдвинулась. Раз остановившись, она, казалось, уже не могла идти дальше.
Равик прислонился к парапету моста. Он ощутил под руками сырой и пористый камень.
— Уж не туда ли? — Он указал вниз, где, беспокойно поблескивая в сероватой мгле, текла Сена, набегая на тени моста Альма.
Женщина не ответила.
— Слишком рано, — сказал Равик. — Слишком рано, да и слишком холодно.
Ноябрь.
Он достал пачку сигарет, затем нашарил в кармане спички. На картонке их оказалось всего две. Слегка наклонившись, он прикрыл ладонями пламя
от легкого ветра с реки.
— Дайте и мне сигарету, — бесцветным голосом произнесла женщина.
Равик выпрямился и показал пачку.
— Алжирские. Черный табак. Его курят солдаты Иностранного легиона.
Пожалуй, для вас слишком крепок. Других нет.
Женщина покачала головой и взяла сигарету. Равик поднес ей горящую спичку. Она сделала несколько глубоких затяжек. Равик бросил спичку через
парапет. Словно маленькая падающая звезда, спичка пролетела сквозь тьму и погасла, достигнув воды.
На мост медленно въехало такси. Шофер остановил машину, посмотрел на них, немного выждал и двинулся дальше, вверх по мокрой, поблескивающей в
темноте авеню Георга Пятого.
Внезапно Равик почувствовал, как сильно он устал. Весь день напролет он работал и, придя домой, не мог уснуть. Тогда он вышел на улицу —
хотелось выпить. И теперь, в промозглой сырости глубокой ночи, он чувствовал неодолимую усталость.
Равик посмотрел на женщину. Почему, собственно, он ее остановил? С ней что-то стряслось, это было ясно. Но ему-то какое дело? Мало ли он
встречал женщин, с которыми что-то случалось, особенно ночью, особенно в Париже.
Сейчас это ему было безразлично, он хотел лишь одного — спать.
— Ступайте домой, — сказал Равик.
Эрих Мария Ремарк
Триумфальная арка
© The Estate of the Late Paulette Remarque, 1945
© Перевод. М. Л. Рудницкий, 2014
© Издание на русском языке AST Publishers, 2017
Женщина появилась откуда-то сбоку и шла прямо на Равича. Шла быстро, но неуверенным, шатким шагом. Равич ее заметил, когда она уже почти поравнялась с ним. Лицо бледное, высокие скулы, глаза вразлет. Застывшее, опрокинутое лицо-маска, а в глазах тусклым отблеском фонаря мелькнуло выражение такой стеклянной пустоты, что Равич невольно насторожился.
Женщина прошла совсем близко, едва не задев Равича. Он резко вытянул руку и схватил незнакомку за локоть. Та пошатнулась и неминуемо бы упала, не поддержи он ее. Но он держал крепко.
– Куда это вы? – спросил он, чуть помедлив.
Женщина смотрела на него в упор.
– Отпустите меня, – прошептала она.
Равич не ответил. И продолжал крепко удерживать незнакомку.
– Да отпустите же! Что это значит? – Она едва шевелила губами.
Равичу показалось, что она вообще его не видит. Женщина смотрела куда-то мимо и сквозь него, устремив глаза в непроглядную ночную темень. Он был всего лишь помехой у нее на пути, и именно так она к нему и обращалась.
– Да пустите же!
Он сразу определил: нет, не шлюха. И не пьяная. Он чуть ослабил хватку. Теперь женщина при желании легко могла освободиться, но она этого даже не заметила. Равич все еще ждал.
– Нет, без шуток, куда это вы среди ночи, одна, в такое время, в Париже? – повторил он свой вопрос как можно спокойнее, выпуская наконец ее руку.
Незнакомка молчала. Но и не уходила. Казалось, теперь, когда ее остановили, она уже не в силах сделать ни шагу.
Равич прислонился к парапету моста, ощутив под ладонями сырой, пористый камень.
– Уж не туда ли? – Он кивнул себе за спину, где, поблескивая тягучим свинцом, лениво и тяжело протискивалась под тень Альмского моста неостановимая Сена.
Женщина не отвечала.
– Рановато еще, – бросил Равич. – Рановато, да и холодно. Ноябрь как-никак.
Он достал сигареты и пошарил в кармане, нащупывая спички. Наконец нашел, понял на ощупь, что спичек в картонке осталось всего две штуки, и привычно ссутулился, укрывая пламя в ладонях, – от реки тянуло легким ветерком.
– Дайте и мне сигарету, – проронила незнакомка ровным, без выражения, голосом.
Равич поднял голову, потом показал ей пачку.
– Алжирские. Черный табак. Курево иностранного легиона. Вам, наверно, крепковаты будут. А других у меня нет.
Женщина качнула головой и взяла сигарету. Равич протянул ей горящую спичку. Курила она жадно, глубокими затяжками. Равич бросил спичку через парапет. Спичка прорезала тьму яркой падучей звездочкой и, коснувшись воды, погасла.
По мосту на малой скорости проползло такси. Шофер притормозил. Он посмотрел на них, подождал немного, потом резко газанул и покатил дальше по мокрой, лоснящейся, черной мостовой проспекта Георга Пятого.
Равич вдруг почувствовал, что устал до смерти. Весь день работал как проклятый, а потом никак заснуть не мог. Потому и вышел – захотелось чего-нибудь выпить. Но сейчас, в промозглой ночной мгле, усталость навалилась внезапно – будто ему мешок на голову набросили.
Он смотрел на незнакомку. Какого черта он ее остановил? Ясное дело, с ней что-то стряслось. Но ему-то что? Мало ли он женщин повидал, с которыми что-то стряслось, а уж среди ночи в Париже и подавно, и сейчас ему все это было безразлично, хотелось только одного – соснуть на пару часов.
– Шли бы вы домой, – сказал он. – В такое время – ну что вы на улице потеряли? Ничего хорошего, кроме неприятностей, вы тут не найдете.
И поднял воротник, твердо намереваясь уйти.
Женщина смотрела на него непонимающим взглядом.
– Домой? – переспросила она.
Равич пожал плечами:
– Ну да, домой, в свою квартиру или в гостиницу, куда угодно. Вы же не хотите заночевать в полиции?
– В гостиницу! О господи! – пробормотала женщина.
Равич обернулся. Еще одна неприкаянная душа, которой некуда податься, подумал он. Уж пора бы привыкнуть. Вечно одно и то же. Ночью они не знают, куда податься, а наутро, не успеешь глаза продрать, их уже и след простыл. Утром-то они прекрасно знают, куда им надо и что к чему. Старое, как мир, заурядное ночное отчаяние – накатывает вместе с темнотой и с ней же исчезает. Он выбросил окурок. Как будто сам он с лихвой всего этого не нахлебался.
– Пойдемте пропустим где-нибудь по рюмочке, – предложил он.
Это самое простое. Он расплатится и уйдет, а уж там пусть сама решает, как ей быть и что делать.
Женщина неуверенно двинулась вперед, но, споткнувшись, пошатнулась. Равич подхватил ее под руку.
– Устали? – спросил он.
– Не знаю. Пожалуй.
– До того устали, что не можете заснуть?
Она кивнула.
– Бывает. Пойдемте. Держитесь за меня.
Они пошли по проспекту Марсо. Равич чувствовал: незнакомка опирается на него так, словно вот-вот упадет.
Они свернули на проспект Петра Сербского. За перекрестком с улицей Шайо в убегающей перспективе между домами темной и зыбкой громадой на фоне дождливого неба воздвиглись очертания Триумфальной арки.
Равич кивнул в сторону вывески, что светилась над узкой подвальной лестницей:
– Нам сюда, тут наверняка что-нибудь найдется.
Это был шоферской кабак. За столиками несколько таксистов и пара-тройка шлюх. Таксисты резались в карты. Шлюхи потягивали абсент. Они, как по команде, хватким профессиональным взглядом смерили его спутницу. После чего равнодушно отвернулись. Та, что постарше, громко зевнула; другая начала лениво накрашиваться. В глубине совсем молоденький официант с лицом обиженного крысенка сыпанул на каменные плиты опилок и принялся подметать пол. Равич выбрал столик возле самой двери. Так удобнее будет смыться. Пальто снимать не стал.
– Что будете пить? – спросил он.
– Не знаю. Что-нибудь.
– Два кальвадоса, – бросил он подошедшему официанту; тот был в жилетке, рукава рубашки засучены. – И пачку «Честерфилда».
– «Честерфилда» нет, – отрезал официант. – Только французские.
– Хорошо. Тогда пачку «Лоран», зеленых.
– Зеленых нет. Только синие.
Равич смотрел на руку официанта, на ней была татуировка – голая красотка вышагивает по облакам. Официант перехватил его взгляд и, сжимая руку в кулак, поиграл мышцей. Живот красотки похотливо задвигался.
– Тогда синих, – бросил Равич.
Гарсон осклабился.
– Может, и зеленые еще найдутся, – обнадежил он и удалился, шаркая шлепанцами.
Равич глянул ему вслед.
– Рыжие шлепанцы, татуировка с танцем живота, – пробормотал он. – Не иначе парень служил в турецком флоте.
