Биографии режиссеров часто выглядят куце до того момента, когда постановщики впервые выходят на сцену. В случае с Бурдонским ситуация обратная — он был сыном Василия Сталина и Галины Бурдонской и внуком Иосифа Сталина.
В детстве он был Сталиным до 13 лет, пока в 1954 году не сменил фамилию. Родился в Куйбышеве (теперь — Самара), в эвакуации, когда его родителям было всего 20 лет. Спустя четыре года они расстались, Бурдонской не разрешили оставить ребенка у себя, и его воспитанием занимался отец.
Одним из воспоминаний режиссера о том времени было то, что бил его за различные провинности. Александра определили в Калининское суворовское училище, но затем он свернул с дороги кадрового военного (на которой ему наверняка аукнулись бы фамилии отца и деда) и поступил в театральную школу при театре «Современник». А затем окончил режиссерский факультет в ГИТИСе.
Интересно, что военная и театральная стезя все равно переплелись в его жизни вместе.
В 1972 году он получает приглашение поставить в Театре Советской армии спектакль «Тот, кто получает пощечину» по Леониду . Постановка, одну из ролей в которой сыграл Владимир Зельдин, оказывается удачной, и Бурдонского приглашают остаться в театре — в нем он и проработал до самой смерти.
Как замечал сам режиссер, судьба уберегла его от участи царского ребенка — делать первые шаги в профессии ему довелось в то время, когда происхождение ему, мягко говоря, не помогало. Зато помогал талант — об этом говорит хотя бы то, что молодого выпускника ГИТИСа в 1971 году (то есть за год до перехода в Театр армии) позвал в Театр на Малой Бронной на роль шекспировского Ромео.
Однако великий режиссер и педагог увидела в молодом артисте режиссерскую жилку — и позвала его на ту самую постановку по Андрееву, которая определит его жизнь. И в которой, кстати, он работал с еще одной легендой Театра армии — уже довольно заслуженным к началу 70-х .
По постановкам Бурдонского в его родном театре можно читать краткий курс по истории российской и зарубежной драматургии. Здесь нет заезженных и затертых до блеска сочинений, но есть настоящая, весомая, со вкусом выбранная классика.
Например, «Дама с камелиями» по , «Приглашение в замок» Жана Ануя, «Орфей спускается в ад» Теннесси Уильямса, «Серебряные колокольчики» Ибсена, «Элинор и ее мужчины» . Из отечественных — эффектная «Васса Железнова» Горького, обязательная для каждого режиссера «Чайка» Чехова и его же «Безотцовщина» (спектакль получил название «Этот безумец Платонов»). Имел он чутье и на «моментальную» классику — поставил спектакль «С тобой и без тебя» по знаменитому стихотворному циклу .
В зрелые годы Бурдонский вернулся туда, где учился, — в ГИТИС, где преподавал артистам и режиссерам вместе с актрисой .
Театральные заслуги Бурдонского неоспоримы — он вовремя, и совсем не «по блату», стал и заслуженным (в предперестроечном 1985-м), и народным артистом (в штормовом 1996-м).
Вот только, несмотря на все свои попытки дистанцироваться от деда, он так и остался внуком Иосифа Сталина — по крайней мере, в глазах публики; о том, что Бурдонский — режиссер-мастер и отличный педагог, знают только театральные профессионалы. У него и интервью чаще брали не о спектаклях, а об отце и деде, да и в сообщениях о смерти его называют исключительно «внуком Сталина». Но это судьба всех потомков известных людей — на то, чтобы доказать свою отдельность от рода и индивидуальную исключительность, им приходится тратить в тысячу раз больше сил, чем их коллегам, не обремененным «происхождением». Хотя именно Бурдонский всю жизнь пытался.
23 мая скончался внук Сталина, режиссер Александр Бурдонский. 45 лет он проработал в Театре Российской Армии. В память о народном артисте России «Известия» публикуют интервью, которое он дал на вечере памяти маршала Жукова. За режиссуру мероприятия отвечал другой постановщик, но проигнорировать премьеру родного театра Бурдонский не смог.
- Почему спектакль к юбилею маршала поставили не вы? Ведь вам эта тема очень близка.
Мне предложили, но я отказался.
- Почему?
Да зачем о нем говорить. О его роли полководца и военной личности всё сказано. А о нем как личности я прочел очень много материала и слишком хорошо знаю какие-то вещи, о которых никогда бы не стал говорить. Режиссер Андрей Бадулин сделал симпатичную, очень тактичную постановку, обойдя многие углы. Он собрал воспоминания, какие-то документы, этого оказалось достаточно для памятного спектакля. Если бы я взял всё в свои руки, то сделал бы всё гораздо жестче. Но зачем это нужно...
Скорее неточный. Например, там есть байка о том, что Сталин предложил Жукову принимать парад. Мол, Иосиф Виссарионович сел на белого коня и тот его скинул. Поэтому Жуков принимал Парад Победы. Это, конечно, чепуха. Ничего подобного не было. Все эти истории - липа, липа, липа. После двух инсультов с рукой, которая не двигалась, Сталин физически не мог сесть на коня. Отца, Василия Сталина, нет в живых, некому опровергнуть слухи, поэтому придумывают всё что угодно.
- Вы считаете, это плохо, что к юбилею предпочитают вспоминать только о хорошем?
Увы, почему-то это правило касается не всех. По крайней мере, о Сталине я читаю негатив в каждой газете, каждый день.
- Молодежи трудно разобраться, что из этого правда, а что - нет...
Молодежи это не нужно, мне кажется. У Сталина свои счеты со временем. Должно пройти время, чтобы страсти улеглись и появились другие оценки. Всё неоднозначно и очень сложно. У Сталина с Жуковым были непростые отношения. Но это был первый маршал, достойный своего главнокомандующего. Они образовали тандем. Сталин как-никак доверил взятие Берлина Жукову. Не Коневу и не Рокоссовскому. Думаю, Сталин симпатизировал Жукову.
- Понятно, что ваша родословная вас не отпускает. Вы рано узнали, кем был ваш дед?
О том, чей я внук, я знал с раннего детства. Мне и до сих пор не дают забыть об этом. С младенчества вбивалось в голову, что я должен быть отличником в школе, вести себя примерно. Я ничего не мог себе позволить. Потом говорили, что я должен быть воином. Поэтому меня и в Суворовское училище отправили. Отец настоял, чтобы я пошел по военной стезе. Я этому сопротивлялся. Долгое время я не мог, образно говоря, ни рукой, ни ногой двинуть по своему желанию, потому что я внук самого Сталина. Это сковывало.
- Вы видели деда?
Пару раз на парадах. А в доме - нет, никогда. Да и мой отец со своей сестрой тоже не могли просто так зайти к отцу. Надо было брать разрешение у охраны даже для звонка Сталину.
- Каким отец остался в памяти?
Он был человеком одаренным, но ведь и над ним довлело имя Сталина. Из-за этого у отца был внутренний разлад. Он был несколько авторитарным, при разводе не отдал нас с сестрой маме. И мы жили с ним. Мне было четыре с половиной года, а Наде три с половиной. Сестра очень любила отца. А я долгое время обижался на него за то, что он так поступил с мамой. Ведь мы росли с мачехами. Отец несколько раз был женат.
- Он умер молодым...
Да, отец выпивал, и это было постоянным поводом для сплетен и разговоров. Мать не могла справиться с его пристрастием. Однажды, стоя у окна, он сказал: «Галка, разве ты не понимаешь, что я жив, пока жив отец». Сталина похоронили 9 марта, а за отцом пришли 29-го. Он провел в заключении девять лет. И вскоре после освобождения умер.
- Вы до сих пор обижены на него?
Сейчас я старше его. Он умер в 41 год, а мне уже 75. Я долго размышлял над нашей жизнью, над какими-то его поступками и понял, что я отношусь к нему как к сыну. Поэтому порой оправдываю. Отец ведь был вспыльчивым человеком. Устраивал с мамой какие-то разборки. Она много горя хлебнула в этом браке. А когда его посадили, он постоянно писал маме. Уже после его смерти я спрашивал маму, как она к нему относилась. Из ее слов я понял, что она его очень любила, даже несмотря на то, что отобрал у нее детей, сломал ей жизнь. Но вернуться к нему не смогла.
От редакции: прощание с Александром Васильевичем Бурдонским состоится 26 мая в 11 часов утра в Центральном академическом театре Российской Армии.
Василий Сталин, будущий генерал-лейтенант авиации, родился во втором браке Иосифа Сталина с Надеждой Аллилуевой. В 12 лет потерял мать. Она застрелилась в 1932 году. Сталин его воспитанием не занимался, переложив эту заботу на начальника охраны. Позже Василий напишет, что воспитывался мужчинами «не отличавшихся нравственностью……Рано стал курить и пить».
В 19 лет он влюбился в невесту своего друга Галину Бурдонскую и в 1940 женился на ней. В 1941 году родился первенец Саша, двумя годами позже Надежда.
Через 4 года Галина ушла, не выдержав загулов мужа. В отместку он отказался отдать ей детей. Восемь лет им пришлось жить с отцом, несмотря на то, что уже через год у него образовалась другая семья.
Новой избранницей стала дочь маршала Тимошенко Екатерина. Амбициозная красавица, родившаяся 21 декабря, как и Сталин, и усмотревшая в этом особый знак, невзлюбила пасынков. Ненависть была маниакальной. Она запирала их, «забывала» кормить, била. Василий на это не обращал внимания. Единственно, что его беспокоило, чтобы дети не виделись с родной матерью. Однажды Александр встретился с ней тайно, отец об этом узнал и избил сына.
Много лет спустя Александр вспоминал те годы как самое тяжелое время своей жизни.
Во втором браке родились Василий-младший и дочь Светлана. Но семья распалась. Василий вместе с детьми от первого брака Александром и Надеждой ушел к известной пловчихе Капитолине Васильевой. Она приняла их как родных. Дети от второго брака остались с матерью.
После смерти Сталина, Василий был арестован.
Первая жена Галина сразу забрала детей. В этом ей уже никто не препятствовал.
Екатерина отреклась от Василия, получила от государства пенсию и четырехкомнатную квартиру на улице Горького (сейчас Тверская), где проживала с сыном и дочерью. То ли в силу тяжелой наследственности, то ли не менее тяжелой обстановки в семье, дальнейшая их судьба сложилась трагически.
В школе оба учились плохо. Одна, потому что все время болела. Другого учеба не интересовала вовсе.
После 21 съезда партии и разоблачения культа личности, в обществе усилился негатив по отношению ко всем родственникам Сталина. Екатерина, пытаясь оградить сына, отправила его в Грузию на учебу. Там он поступил на юридический факультет. На занятия не ходил, время проводил с новыми друзьями, пристрастился к наркотикам.
Проблему осознали не сразу. С третьего курса мать забрала его в Москву, но вылечить не смогла. При одной из «ломок» Василий покончил жизнь самоубийством на даче своего знаменитого деда маршала Тимошенко. Ему было только 23.
После гибели сына Екатерина замкнулась в себе. Дочь она не любила и даже отказалась от опеки над ней, несмотря на то, что Светлана страдала базедовой болезнью и прогрессирующим психическим заболеванием.
Умерла Светлана в 43 года совершенно одинокой. О ее смерти узнали лишь несколько недель спустя.
Дети Василия от первого брака были более успешны.
Александр окончил суворовское училище. Военная карьера его не заинтересовала, и он поступил на режиссерский факультет ГИТИСа. Играл в театре, получил звание народного артиста. Работал режиссером Театра Советской Армии. Деда считал тираном, а свое родство с ним «тяжелым крестом». Очень любил мать, большую часть времени проживал с ней и носил ее фамилию Бурдонский. Скончался в 2017 году.
Надежда, в отличие от брата, оставалась Сталиной. Всегда защищала деда, утверждала, что многое из того, что происходило в стране, Сталин не знал. Училась в театральном, но актрисы из нее не получилось. Какое-то время жила в Гори. По возвращению в Москву вышла замуж за приемного сына и теску Александра Фадеева, родила дочь Анастасию. Умерла Надежда в 1999 году в возрасте 56 лет.
Других родных детей у Василия не было.
Последней женой стала медсестра Мария Нусберг. Двух ее дочерей он удочерил, так же как до этого удочерил дочь Капитолины Васильевой.
«НАС И НЕ КОРМИТЬ МОГЛИ ПО НЕДЕЛЕ — МЫ, ДВА ГОЛОДНЫХ ДЕТЕНЫША, ЗУБАМИ НЕМЫТУЮ СВЕКЛУ ЧИСТИЛИ И ЕЛИ»
— Во время войны и Яков, старший сын Сталина, и Василий, ваш отец, на фронт пошли...
— Иначе и быть не могло.
— Яков, как известно, в плен попал и трагически там погиб, а Василия судьба хранила... Он храбрым был летчиком?
— Я многих его однополчан знал, и абсолютно все говорили: «Васька был смелый». Рисковать, правда, ему не разрешали...
— Вам он немножко безбашенным не казался?
— Ну, безусловно, но был бы я принцем, тоже, наверное, вел бы себя безбашенно...
— А может, наоборот...
— ...сплошные театры строил бы...(Улыбается) .
— Пьянки, загулы у него постоянно случались?
— Это в войну началось... Безудержно... А потом болезнью стало. Помню, на даче случай: мы там гуляли, на территории играли, а отец к подъезду шел. У нас ручной грач был — мы его с перебитым крылом нашли, вылечили, и он домашним стал, и вот эта птица к отцу подлетела. Боже мой, как он закричал! Видно, белая горячка у него началась, но мы-то этого не понимали... Лишь много лет спустя осознали, как-то с Капитолиной разговорившись...
Он, конечно, болен был, и тяжело, но окружение это пристрастие поддерживало, потому что, когда отец пьянствовал, с него что-то получить можно было...
— Управляемый... Вы в этом состоянии часто его видели?
— Ну, не очень... Все-таки мы как бы на своей половине жили, а он на своей... Не часто, но видел...
— Отец иногда какую-то ласку по отношению к вам проявлял, погладить, поцеловать мог?
— Да, и даже фотографии есть, где он меня, маленького, на закорках таскает, тетешкает. Когда я подрос, все это пореже происходило, но мог.
— Бил часто?
— Нет. Помню, как он меня отлупил, когда с мамой я встретился, и потом мы в Германии какое-то время с Екатериной Тимошенко жили, и я из окна вылез. Там невысокий такой второй этаж был... К счастью, на большой куст упал и ничего особенного со мной не случилось — ну поцарапался где-то, но когда отец приехал и Екатерина ему об этом сказала, он пощечину мне влепил... Впрочем, это, видимо, беспокойство какое-то выплеснулось...
— Профилактика...
— Беспокойство! — оно выражалось вот так, понимаете?
— Екатерина Тимошенко, дочь бывшего наркома обороны, по вашему собственному признанию, била вас с сестрой смертным боем, даже плеткой...
— Била, Наде даже губу нижнюю ото-рвала — пришлось залечивать.
— Это правда, что вашей сестре мачеха почки отбила?
— Да! Ну, она ее ногами в сапогах избивала, а много ли девочке шести-семи лет надо? Надя тоненькая была, хрупкая...
— Откуда же в молодой женщине жестокость такая?
— Думаю, что это, ну как сказать... Помните у датского карикатуриста Бидструпа комикс «Круг замкнулся»? Министр на зама накричал, зам — на пома, пом — на секретаря, а последнему в этой цепочке, нижнему по иерархии, зло сорвать не на ком, так он собаку ногой пнул, а та в свою очередь министра за зад схватила. Думаю, так отношение отца к Екатерине проявлялось.
— Бил он ее сильно?
— На ваших глазах?
— Ну, не на моих. Второй этаж представьте: тут наша, допустим, комната, затем холл, а дальше их апартаменты, но все же слышно...
— Слушайте, если мачеха такое вытворяла: сестру ногами в сапогах била, плеткой охаживала — почему вы к отцу не пошли, не пожаловались?
— Боялись, наверное. Сейчас я чего-то наврать вам могу, но думаю, все же боялись. Нас-то и не кормить могли по неделе...
— Что же вы ели?
— Ой, у нас там Исаевна была, повариха старенькая, — она манную кашу тайком принесла, но Екатерина об этом узнала и тут же ее уволила. Мы, два голодных детеныша, на втором этаже сидели и однажды увидели, как из погреба на саночках к кухне картошку, морковку, свеклу везут. На ключ нас не запирали, поэтому ночью оделись...
— ...голодные...
— ...в этот погреб пошли и в подолы ночных рубашек всего, что под руки попалось, набрали... Мы даже не видели, что берем, только писк слышали — там крысы, видимо, бегали, и вот добычу эту принесли... Ножа у нас не было, так мы зубами немытую свеклу чистили и ели — такое тоже было.
— Тимошенко вас что же, со свету сживала?
— Это, очевидно, наказание было за что-то...
— Но, извините, детей не кормить...
— Милый, в чужой «котелок» не заглянешь.
— Остальные мачехи по отношению к вам нормально себя вели?
— Капитолина? Она неплохой человек, нормальная баба была, сама тяжелую жизнь прошедшая, детство голодное...
«КОГДА ОТЦА ИЗ ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ В МОСКВУ ПЕРЕВЕЗЛИ И В КРЕМЛЬ ДОСТАВИЛИ, ХРУЩЕВ ОБНИМАЛ ЕГО, ПЛАКАЛ И СОКРУШАЛСЯ: «ЧТО ОНИ С ТОБОЙ СДЕЛАЛИ?»
— Когда после смерти отца с Екатериной Тимошенко вы встретились и сутки напролет с ней проговорили, о детских обидах своих напомнили?
— Нет. Она спрашивала: «Саша, ну ведь правда, я хорошей была мачехой?». Я: «Конечно», а сам в глаза ей смотрю, но она моих, так сказать, излучений, сигналов, которые ей посылал, не поняла. Ну зачем? У нее же больная совершенно дочка была, сын-наркоман... (Ее дочь Светлана имела психические отклонения, базедовой болезнью страдала, позднее не-дееспособной была признана, а сын Василий под действием наркотиков в 19 лет застрелился. — Д. Г. ).
— Больная девочка — это сводная сестра, дочь Тимошенко от вашего отца?
— Кто знает, от него или нет, но вроде как от отца — так считается...
— Я вас цитирую: «Маме отец говорил: у меня только два выхода — пуля или стакан, ведь я жив, пока мой отец жив»...
— Вы когда-нибудь о Сталине с ним говорили?
— После того, как его выпустили. В тюрьме во Владимире, где я у него бывал, люди плотно, как на партсобрании, сидели, поэтому разговоры там лишь чисто светские могли вестись, а вот когда он вышел, разговаривали.
— Василий Иосифович любил отца?
— Да, конечно!
— Что именно о нем он говорил?
— Мучился из-за того, что его убрали.
— Убили...
— Да, и что люди, которые это сделали, скорбь изображали, а сами радовались — от этой лжи он страдал. Кстати, когда отца из Владимира в Москву перевезли и в Кремль доставили, Хрущев обнимал его, плакал и сокрушался: «Что они с тобой сделали?», так что театра времен Нерона и Сенеки там много было.
— В каких условиях Василий Иосифович во Владимире сидел?
— В таких же, как все, — единственное, в его камере деревянный пол сделали, потому что, видимо, сильные боли у него уже начались. Отца ведь потому выпустили, что у него облитерирующий эндартериит прогрессировал — понимаете, что это такое? Ноги отмирают, гангрена идет...
— Сколько всего он сидел?
— В политической тюрьме Владимирской почти семь лет, еще год в Лефортово...
— И все это время в четырех стенах закрыт был, даже не в колонии находился... Зачем же его там держали, зачем это нужно было?
— Думаю, они просто не знали, что с ним делать.
— То есть пускай сам умирает...
— Выпустить боялись, тем более страна все время какими-то слухами полнилась... Интересовались им все — и сын короля американской прессы Херст-младший, который в Советский Союз приезжал, и Китай, развенчание Сталина не поддержавший, естественно. Отовсюду вопросы шли: где он, что он? Конечно, такого человека выпустить, а тем более «железную маску» с него снять нельзя было.
— Как заключенные к нему относились?
— Очень хорошо — об этом там до сих пор легенды, по-моему, ходят. Отец им тележки какие-то делал, на которых еду возили, но и унижение пережил страшное. Я этого не видел, но Надя рассказывала, как однажды во Владимир раньше меня приехала, и ее в кабинет провели. Там на стене портрет Сталина висел, а под ним отец в ватнике сидел — еще и конвоир, когда привел, прикладом в спину его подтолкнул.
— В каком театре это увидишь?
— В нашем. Россия разве не театр? Мы ее так и называем...
— Во Владимир неоднократно вы приезжали?
— Да, несколько раз...
— И прямо в тюрьму приходили?
— Во Владимире тетка маминой приятельницы жила (она учительствовала — в ее семье все литературу или английский язык, по-моему, преподавали) — вот у них мы и останавливались. Она на свидания с отцом меня провожала (ой, как ее звали? — Лида, по-моему), а как это было? Вот убей, не помню...
— Василий Иосифович, когда видел вас, плакал?
— Нет, он вообще не слезливый был человек.
— После тюрьмы вы часто с ним виделись?
— Ну как часто? Отец всего-то ничего на свободе побыл. Он, когда из тюрьмы в 61-м году вышел, к нам приехал. Остаться хотел, мама, естественно: «Нет!», но ему тут же звание вернули и пенсию генеральскую, трехкомнатную квартиру в Москве на Комсомольском проспекте и дачу в Жуковке выделили, обеды кремлевские — обеспечили полностью.
— Вот даже как...
— Я довольно долгое время — он меня просил — со складов Кремля мебель ему возил, которая раньше у него на даче и в особняке стояла, но там мебель из адъютантских осталась, потому что все приличное уже разошлось... Ну, не-важно... Отец на это время в санаторий в Кисловодск с сестрой моей уехал, и потом, когда вернулся, тоже был с ней, с Надей. Он еще в клинике Вишневского лежал, а после того, как с машиной японского или какого-то посла столкнулся, снова арестован был и в Казань сослан.
Все это меньше года заняло — выход на свободу, Кисловодск, клиника Вишневского, новая отсидка, но в тюрьме его держать нельзя было — он умирал, поэтому на выбор пять городов ему предложили. Он Казань назвал, потому что там летные полки были.
Мы с Надей и Капитолиной, когда его хоронили, туда прилетели. В однокомнатной квартире гроб на двух табуретках стоял, Капитолина на полу ампулы от уколов увидела и поднять их пыталась, а небезызвестная Маша Нузберг (по некоторым сведениям платная осведомительница КГБ, которая познакомилась с Василием Сталиным, когда тот в больнице лежал, и за ним в Казань последовала, где на оформлении брака настояла. — Д. Г. ) ногой их давила.
— Странная медсестра, да...
— Хирург Вишневский (генерал-полковник медицинской службы, с 1948 года директор института хирургии имени Александра Васильевича Вишневского, его отца. — Д. Г. ) Светлану предупреждал, что это стукачка и, вообще, она у них не в штате, но это не мое дело, я обстоятельств не знаю...
«КОГДА С ОТЦОМ ПРОЩАЛИСЬ, МЕНЯ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ЧЕРНЫЕ СИНЯКИ НА РУКАХ ЕГО ПОРАЗИЛИ, ССАДИНЫ. С ПОХОРОН СЕСТРА В МОСКВУ СЕДАЯ ВЕРНУЛАСЬ...»
— Отца тоже убили, как думаете?
— Конечно, не без этого, и вот мы приехали, цветов купить не могли — мороз стоял, хотя это март был. Странно, но у них с мамой жизни в два числа уложились: отец 24 марта родился, и 19 марта умер, а мама наоборот: 19 июля родилась и 24-го в том же месяце умерла. Ну, неважно...
Проститься с отцом много народу собралось, большой двор людьми был запружен, потому что «Голос Америки» сразу же сообщение о смерти его передал... Мы-то как узнали? Тоже совершенно случайно. Нам позвонили, трубку Надя взяла, и ей сказали: «Умер отец. Похороны тогда-то и тогда-то». Рыдания, паника... Что делать, мы не знали и решили к двоюродной сестре ехать. Выскочили, такси пой-мали... Только отъехали, шофер повернулся: «Слышали, Вася Сталин умер?», но я о другом...
На похоронах многие мужики в гражданских пальто были, но когда к гробу подходили, полы распахивали, а там — летная форма: это я хорошо запомнил, и потом меня очень сильные синяки на руках отца поразили, ссадины. Знаете, так лицо оцарапано бывает, если человек ничком упал, но поди знай, почему такие синяки были — аж черные. Мы и с Капитолиной это потом обсуждали: «Странно... Кто-то за руки его, что ли, держал?».
— Вы на похоронах плакали?
— Я нет, а сестра в Москву седая вернулась... Потом эта седина отошла, но меня потрясло, что она черный платок сняла, а волосы под ним белые оказались.
— Это в 20-то лет. Почему?
— Нервы. Она отца очень любила (я-то о себе, грешном, сказать этого не могу). Любила, жалела, хотя я жалел тоже — в известной степени, ограниченной...
— Василия Сталина в Казани похоронили?
— Могила его там была, но Светлана, тетка моя, еще когда в Москве жила, хлопотала, чтобы его на Новодевичьем кладбище рядом с матерью — Надеждой Аллилуевой перезахоронили. Ей отказали. Моя сестра Надя письма писала, и я их подписывал — тоже безрезультатно. Нашей семье отказали, а дочкам Нузберг разрешили.
— То есть их мать к вашему отцу подхоронили?
— Это его к ней подхоронили (в 2002 году, на Троекуровском кладбище. — Д. Г. ), поэтому, когда меня спрашивают, бывал ли я там и почему на могилу не хожу, отвечаю, что со своим отцом в Казани простился, душа его в этом городе отлетела, и проводили его в последний путь там. Мы с Надей на тех похоронах были, а что здесь лежит, я не знаю (дочь Марии Нузберг Татьяна все втайне от Александра Бурдонского сделала, который о переносе праха от журналистов услышал. — Д. Г. ).
— Вы говорите, что отца не любили, хотя жалели, но сейчас его понимаете?
— Конечно, двух мнений быть не может, и все, в том числе детство свое, ему прощаю.
— Фильмы о нем смотрите?
— Ну-у-у... Вот со Стекловым в главной роли — «Мой лучший друг — генерал Василий, сын Иосифа» — практически не мог, а картину «Сын отца народов» посмотреть просто заставили, и я купился на то, что очень хорошо актер Гела Месхи отца играл...
— Понравился?
— Понравился, потому что похож на него безумно, даже манерами (он и меня, молодого, напоминает — хороший мальчик!). Отец в его исполнении, может, чересчур Робин Гуд, но похож, а все остальное — такая бодяга, что дальше просто некуда.
«ВНЕБРАЧНЫЕ ДЕТИ СТАЛИНА? ДА РАДИ БОГА, ПОЧЕМУ НЕТ? В ТУРУХАНСКОМ КРАЕ НЕ В ДУПЛО ЖЕ ОН ЭТО ДЕЛАЛ, А С КЕМ-ТО...»
— С тетей, Светланой Аллилуевой, вы общались?
— Конечно.
— Хорошие у вас отношения были?
— Светлана Иосифовна, вообще-то, родственников, насколько я знаю, не жаловала...
— Нет, к Наде и ко мне очень хорошо относилась, а когда из Америки вернулась... В общем... Она писала об этом, обо мне... (Во время недолгого возвращения на Родину в 1984 году Светлана Аллилуева была поражена тем, какой головокружительный взлет сделал за 17 лет разлуки этот когда-то «тихий, боязливый мальчик, живший в последнее время с сильно пьющей матерью и начинавшей пить сестрой». — Д. Г. )
— Интересная женщина была?
— Бесспорно — и талантливая, и умная, и, вы знаете, перо у нее очень хорошее.
— Легкое...
— Не в том даже дело — попробую вам объяснить, что я в виду имею. Вот у Марии Осиповны Кнебель, великого режиссера и моего педагога, много книг есть, и когда их читаешь, кажется, будто с ней беседуешь, — вот как она говорила, так и писала. У Светланы это точно так же было, что меня поразило — у нее очень хорошие книжки, особенно мне «Далекая музыка» нравится.
— Братья и сестры в России сегодня у вас есть?
— Практически никого не осталось. Надя умерла, Ося, Светланин сын, умер... Катя, ее дочка, на Дальнем Востоке живет — она вулканолог, после окончания МГУ замуж за коллегу вышла. Они, естественно, не в Москве вулканами занимались, уехали, а потом у ее мужа очень тяжелый рак начался, и он в себя выстрелил. Похоронив его, Катя там жить осталась — она ждановская девочка...
— Дочь Светланы от Юрия Жданова, сына соратника Сталина Андрея Жданова?
— Да. Тут всякие богатства ей оставляли и все такое прочее, но она на этом всем крест поставила. (Екатерина Жданова только один раз за 40 с лишним лет поселок Ключи на Камчатке покинула — в Ростов-на-Дону к отцу, который был ректором Ростовского университета, летала. Живет она отшельницей в ветхом, запущенном доме, ни с кем, кроме своих многочисленных собак, не общается. Когда администрация поселка предложила ей сделать ремонт, никого внутрь не пустила, поэтому халупу подлатали только снаружи. — Д. Г. ).
— И что, ни одной родной души не осталось?
— Ну как? Во-первых, у моей сестры дочка есть, у нее тоже дочка — внучатая племянница моя, очень хорошая девочка, умница. Когда три года назад внучка, так скажем, в институт поступала, я ей помочь пытался, кто-то еще плечо подставить вызвался: не захотела, сама! — и поступила. Учится прекрасно, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
— По линии Якова, старшего сына Сталина, дети остались?
— Ну, дочь его Галя умерла, а ее сын с отцом-алжирцем (Хусейном бен Саадом — экспертом ООН. — Д. Г. ) живет, больной мальчик. Ну как больной? Мозги прекрасные, математика, физика — все великолепно дается, но он с травмой родился — слепоглухонемой, и Галя своими руками зрение ему вернула, в обычной школе его выучила, институт он окончил. Там свой подвиг был совершен... (По понятным причинам Александр Васильевич своего двоюродного брата упомянуть «забыл» — полковника в отставке Евгения Яковлевича Джугашвили, который в 1996 году возглавил Общество идейных наследников Иосифа Сталина в Грузии, неоднократно в судах в защиту чести и достоинства деда своего выступал и даже его роль в фильме режиссера Абашидзе «Яков, сын Сталина» исполнил. — Д. Г. ).
— По слухам, у Сталина и внебрачные дети были — вы в это верите?
— Да ради Бога...
— То есть теоретически такое возможно?
— А почему нет?
— Живой человек...
— В ссылке на Курейке, в Туруханском крае, не в дупло же он это делал, а с кем-то, правда, в одной газете я прочитал, что хорошеньких охранников он любил, но это как-то быстро замяли. Чего в порыве не скажешь... Ко мне как-то, когда я на Тверской жил, человек пришел, который на телевидении здесь работал (Константин Кузаков, зампредседателя Гос-телерадио СССР. — Д. Г. ): вот, значит, я сын Сталина. Я ему...
— ...«Чем докажешь?»...
— Нет, я любезен был. «Рад за вас, — сказал. — И что? Я-то тут при чем?». — «Мы каким-то образом общаться должны». — «А зачем? — я спросил. — Я вас не знаю, вы меня тоже, мы, может, совершенно разные люди. У вас свой круг, связанный с работой, у меня свой — ну и слава Богу, зачем нам общаться?». — «И вам совершенно безразлично, что у вас дядя есть?». — «Честно говоря, абсолютно», — кивнул я.
Мне действительно никакого дела до него не было, а потом, знаете, сколько людей приходит и звонит, которые никакие на самом деле не родственники: «Я дочка того...», «Я внучка этого...»? Даже человек нашелся, утверждавший, что он сын моей мамы и якобы после того родился, как она от отца ушла, — этот «братец» по телевизору фильм о ней увидел и, видимо, ею пленился, а наши Аллилуевы уши развесили, поверили.
«Я НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ДЕТИ У МЕНЯ БЫЛИ, И СЕСТРЕ РОЖАТЬ НЕ СОВЕТОВАЛ»
— Детей у вас нет...
— Я не хотел...
— Почему?
— Ну, за объяснениями надо к детству моему отправляться (я и сестре рожать не советовал, но она иначе решила). Я очень тяжелую жизнь прожил, понимаете? Под-робностей не рассказываю, потому что чего обиды свои, которым уже 60 лет, ворошить? — это просто смешно. Нет, я не хотел, чтобы дети у меня были. К счастью, и жена у меня тоже полоумная режиссерша была, литовка (однокурсница Даля Тумалявичуте, которая главным режиссером Молодежного театра в Вильнюсе работала. — Д. Г. ) — у нас пепел везде сыпался, мы самозабвенно о каких-то проектах спорили...
— Это правда, что одно время вы на Людмиле Чурсиной были женаты?
— Господь с вами! Я уже много лет с ней работаю — да, но везде почему-то рас-спросами о Чурсиной доканывают: и в Прибалтике, и в Петербурге. Она...
— ...красивая женщина...
— ...красивая, талантливая, и с ней разговаривать можно, ведь не все актрисы мозгами отличаются, какие-то вещи понимать способны.
— Свой путь в искусстве под началом Олега Ефремова вы начинали...
— В студии «Современника» на актерском учился, а как только Мария Осиповна Кнебель нас обучать стала, в ГИТИС к ней постучался, ее курс окончил и с тех пор работаю, работаю, работаю.
— Уже много лет вы режиссер Театра сначала Советской Армии, потом Российской...
— ...а до 1951-го — Красной...
— В этот театре прекрасные актеры работали: Нина Сазонова, Людмила Касаткина, Андрей Попов, Федор Чеханков...
— ...Владимир Зельдин до сих пор, слава Богу, на сцену выходит, Людмила Чурсина, Алина Покровская, Мария Голубкина...
— С такими мастерами творить — удо-вольствие?
— Еще бы! — но и им наше сотрудничество большое удовольствие доставляло, они меня очень любили. У меня и в Малом театре спектакль есть, который с Элиной Быстрицкой мы делали, — дружу с ней и очень ее люблю, а она тем же мне отвечает, да и когда из Японии уезжал (я там четырежды ставил), каждый раз все актеры собирались и плакали — таким я тоже могу быть.
— Если сегодня вам вдруг очень хороший сценарий фильма о Сталине предложат, такой, что вас увлечет, за-интересует, деда сыграть согласитесь?
— Нет. Нет!
— Поезд ушел?
— Это какие-то другие люди должны делать — почему я-то, какое к этому отношение имею? Нет, никогда бы не стал, ни за какие деньги.
— Если бы — опять-таки сослагате-ль-ное наклонение! — вам сегодня сказали, что жизнь свою можно по-другому прожить, какую бы выбрали? Ту, что есть?
— Да, знаете... Как человек разумный вы понимаете, что счастье — это секундочки, ну минуты собираются, а я все-таки делом, которое люблю, занимаюсь, оно мне взаимностью отвечает — значит, уже какой-то счастливый билет вытащил. С другой стороны, мы еще с мамой как-то говорили: ну вот родился бы я, а она замужем за Володей Меньшиковым была бы... Не слава меня волнует, поверьте, нет! — но я в каком-то переплете истории, в каких-то трагических событиях не только свидетелем оказался, но и участником. Это серьезный отпечаток накладывает и многому учит — в первую очередь порядочным человеком оставаться. В мои 75 можно уже сказать, что я достаточно порядочный? Нет, и дрался, конечно, и выпивал, может, и хамил кому-то, но все это такие мелочи...
— Последний вопрос: на могилу бабушки Надежды Сергеевны Аллилуевой, на могилу дедушки Иосифа Виссарионовича Сталина вы ходите?
— К Сталину — никогда, он государственный человек, и к нему другие люди ходят и цветы кладут, а к бабушке каждый год по нескольку раз хожу, обязательно... И к Надежде Сергеевне, и к маминым папе с мамой, и к Анне Сергеевне Аллилуевой, которую прекрасно помню... Она чудным человеком была, добрейшим: святая, юродивая — прошу, чтобы вы это оставили. Когда Пастернака единогласно из Союза писателей вытурили, один голос был против.
— Ее?
— Она к тому времени успела уже из тюрьмы выйти, где в одиночке восемь лет ни за что провела...
Ну а еще на Новодевичьем все кумиры мои похоронены: Станиславский, Немирович, Уланова, Бабанова — вся наша театральная школа, весь цвет нашей культуры: как же туда не ходить? Конечно. С цветами всех обхожу...
Для большинства Александр Васильевич был прежде всего внуком Сталина. И, надо заметить, с большим достоинством нес бремя своего родства. Родителей не выбирают. Хотя ему самому статус внука генералиссимуса не принес никаких выгод.
Мы познакомились года три назад, когда я работал над книгой о женщинах Сталина. Решил, что без встречи с внуком моего главного героя не смогу сдать рукопись, это будет и нечестно, и непрофессионально.
Бурдонский на встречу согласился не сразу. Но в итоге все сложилось, благо у нас оказалось несколько общих знакомых, которые замолвили за меня слово.
Мы беседовали в репетиционном зале Театра Армии, это место выбрал сам Александр Васильевич. Когда я пришел, самого Бурдонского не было, в зале находилась актриса Людмила Чурсина. Запомнилось почему-то, что у нее в руках была коробочка с жареной картошкой, и одна из первых красавиц нашего кино с улыбкой заметила, что такой вот странный выбрала себе обед, но иногда позволяет себе подобные, хоть и совсем не полезные для фигуры, лакомства.
А потом в зал вошел Бурдонский, они расцеловались с Чурсиной, простились, и мы остались вдвоем.
Архив Игоря Оболенского
Поначалу разговор как-то не клеился. Думаю, мой собеседник ожидал привычных вопросов о деде, на которые он уже сотни, если не больше, раз отвечал. А потому, чтобы как-то расположить его, я начал рассказывать сам — о Грузии, о Тбилиси, откуда только что прилетел. И постепенно Бурдонский "оттаял". И начался настоящий спектакль - он принялся рассказывать.
О том, как поступал в театральный и сидящая в приемной комиссии легендарная Мария Кнебель, у которой был репрессирован брат, думала, что сейчас отыграется на внуке вождя. Но потом выслушала стихи в исполнении абитуриента и у нее осталось только одно желание — подойти и погладить его по голове.
О том, как в детстве отец, генерал Василий Сталин, не разрешал ему общаться с матерью. Но он ослушался и тайно встретился с ней возле школы, где учился. Как об этом тут же стало известно отцу и тот избил мальчика. Пройдут годы, и Александр Васильевич возьмет фамилию матери.
О том, что его родная сестра Надя будет жить под псевдонимом деда, ставшей фамилией отца. Когда к Надежде Сталиной приедут врачи и спросят у родственников, имеет ли отношение Надежда Васильевна к "вождю народов", то будут очень удивлены ответом — слишком уж скромным было жилище внучки Сталина.
О том, как уже став режиссером, приехал с гастролями в Италию и с изумлением увидел, что гостиничный двор заполнен толпой незнакомых людей. На вопрос о причине такого ажиотажа, Бурдонский получил ответ: "А что вы хотите, для них вы — внук кесаря".
Когда за окном уже стало темно и нам пришлось включить свет - шел третий час фактически монолога моего собеседника - я не удержался от восторга: "Как вы замечательно говорите! Это же настоящий спектакль!"
© photo: Sputnik / Галина Кмит
Александр Васильевич принял это, как должное: "Спасибо, мне говорили". И тут же рассказал историю своего отказа от настоящего спектакля о Сталине и его семье, с которым ему предлагали проехать по Америке. Речь шла о больших деньгах, но он не согласился.
"Почему-то никто не подумал, что через пару представлений я мог бы попросту умереть от разрыва сердца, ведь каждый раз мне бы заново приходилось переживать всю драму моего отца и нашей семьи".
Бурдонский так и ушел, не оставив после себя книги воспоминаний. Хотя предложений о мемуарах было предостаточно.
Впрочем, осталось нечто более важное, чем просто книга — чувство искреннего уважения и благодарности за пример: свою жизнь можно прожить и так.
